Игорь Колосов - Экстремальный диалог
Понятно, что о маньяке, убивающем детей, тоже можно получить подобное мнение, но в данном случае капитан занес в копилку учителя еще один плюс. Позже он сам просмотрит все его документы, но это вряд ли внесет значительное изменение.
Словом, пока капитан никак не мог склониться на чью-либо сторону, что бывало нечасто. Это только в кино и в книгах-детективах все очень запутано и все шито-крыто, в реальности же с самого начала чувствуется, у кого морда в чужой сметане.
Тут еще и директор, женщина отнюдь не слабовольная, просила, чтобы все разрешилось без лишнего шума. И он ее понимает. Ни синяков, ни разорванных юбок. Было бы обидно, начнись уголовный процесс.
Не послать ли все к черту? Пусть сами разбираются, может, позже что и вылезет? Впрочем, неизвестно, как поведут себя родители старшеклассницы. Если ее мать разъярится, взнуздает, как следует, дочь, может начаться дело о развратных действиях.
Если до этого не дойдет, в любом случае, главным действующим лицам придеться еще побеседовать с инспектором по делам несовершеннолетних, которому предстоит перевести некоторое количество бумаги. Пусть покопает, это его вотчина вокруг деток крутиться.
Учитель замолчал, посмотрел на капитана. Он уже не один раз повторил то, что рассказал, и, наверное, осознал, что нужно когда-нибудь прерваться.
Капитан кивнул.
— Ладно, пока можете идти.
Учитель встал, помялся и спросил:
— Скажите, я… могу вам позвонить? Попозже. Узнать, как и… что?
Капитан снова кивнул:
— Можете.
3.— Может, не нужно мать вызывать? — пробормотала Яна. — У нее нервы не железные. Я-то что? Целая — и ладно. Буду поосторожней, в кабинеты пустые заходить.
— Без этого, Яна, никак нельзя, — покачав головой, сказала Борисовна. — Мы обязаны сообщить твоим родителям.
За спиной директора о чем-то тихо совещались капитан и один из его помощников. Яна посапывала, затравленно поглядывая на них. Она просилась домой, и директор должна была ее отпустить: не сидеть же ей после всего этого на уроках? Но оказалось, что ее не могут отпустить из школы одну, по крайней мере, сегодня.
Значит, ей здесь еще торчать и ждать неизвестно сколько. Пока еще мать отпросится с работы и приедет в школу.
— Ладно, — сдалась она. — Только попросите ее приехать побыстрее.
Борисовна стала набирать продиктованный номер.
Яна глянула на капитана и отвернулась, сделала вид, что снова борется со слезами. Этот мент ей не нравился. Между тем, плакать уже давно расхотелось. Она и так вытянула из себя все, что можно. Даже больше. На какой-то момент сама поверила, что Андрюша нагло лапал ее в классе.
Однако сейчас ей нужно подумать, как вести себя дальше и что сказать матери. Первое, конечно, важнее. О матери Яна не очень беспокоилась. Мать невероятно ленива, больше занята своими проблемами с муженьком. И вряд ли она будет в восторге поучаствовать в уголовном процессе. Хотя, если Яна настоит на этом, мать слова лишнего не скажет.
Но Яна уже сомневалась, что на этом нужно настаивать.
Вообще-то, она не планировала, чтобы появилась милиция. Она действовала спонтанно с самого начала. Под действием какого-то порыва она изобразила то, о чем уже как-то задумывалась. Заодно она уходила от этого нехорошего, опасного упорства, с которым Андрюша собирался вытащить из нее признание про Гену. Конечно, она этого все равно не боялась, главным было в очередной раз втоптать Андрюшу в грязь, но про ментов она в тот момент не думала. Ну, крикнула техничке позвонить, но это больше для эффекта.
Когда же менты, как ни странно, явились, первой мыслью Яны было, что так даже лучше. Что если Андрюшу посадят? Ни это ли самая лучшая месть, что она может себе позволить? Эта мысль добавила ей столько энергии, что Яна сама поверила, что четверть часа назад ее, самую красивую девушку школы, домогался какой-то жалкий учитилишко без рубля в кармане. Поверила благодаря слепой надежде испортить жизнь Андрюше раз и навсегда.
Но все оказалось не так просто.
Андрюше не заломили руки, не посадили в «козлик», чтобы тут же увезти его в каталажку. Ничего этого не случилось. Более того, с каждым участником этого шоу менты затеяли приватную беседу. При этом, в частности с Яной, ведя себя подчеркнуто нейтрально.
Тот, что задавал ей вопросы, Яне не понравился. Где было то участие, на которое она имела полное право, как жертва? Он все больше пялился ей в глаза, явно решая, насколько ей можно верить. И Яна вдруг задала себе вопрос: не опасно ли продолжать поливать Андрюшу грязью? Где та черта, за которой можно поскользнуться самой?
Через дверь она слышала голос учителя, доказывавшего директору и остальным ментам, что он ни в чем не виноват. Если его прижмут в угол, не добьется ли он того, чтобы по делу о разбитом окне копнули глубже? И не проверят ли менты всех ее знакомых? Всех! Словно речь идет об убийстве или другом тяжком преступлении? И не доберутся ли они до Гены? И что тогда? Все ее обвинения в домогательстве развалятся, как труха?
Значит, силу собственных ударов не помешает контролировать?
Каким-то чутьем Яна осознала, что именно случай в ночь на воскресение испортил самые радужные перспективы. Не будь этого, она бы могла пойти до конца. Не зная тонкостей уголовного кодекса, она все-таки чувствовала, что в такой скользкой, неопределенной ситуации поверили бы ей, а не учителю. Возможно, в конце концов, его бы и не посадили, слишком вялым выглядело обвинение в домогательстве, когда рядом находился весь класс, но менты еще долго таскали бы Андрюшу по своим кабинетам. Но ее собственная просьба недельной давности поставила на этом крест.
И Яна, отвечая на вопросы оперативника, ослабила нажим на своего неудачливого потенциального насильника, перевела свои требования в сферу «оставьте меня одну». Ослабила, проклиная про себя не только Андрюшу, но и собственную тупость. Ведь могла же она раньше додуматься до того, что совершила под действием какого-то импульса. В этом случае она бы все продумала и не совершила ошибок. И не понадобился бы Гена со своим булыжником. Почему ей не пришло это в голову до того, как она придумала уже свершившуюся пакость с окном?
Сейчас, когда первый, самый важный разговор с ментами остался позади, Яна решила, что достаточно того, что получилось. При любом исходе Андрюше вовек не отмыться от слухов, и его будут считать виновным. Самой же Яне не улыбалось ходить в ментовку, тем более, участвовать в суде. Она не хотела тяжелой битвы, она хотела знать, что Андрюше нехорошо, но при этом самой ей спокойно, и никто ее не напрягает.
Когда появилась мать, Яна уже точно знала, какую линию поведения избрать. На всякий случай сначала она попросила уединиться с матерью на несколько минут, прежде чем та узнает, по какой причине ее вызвали.
4.Андрей собирался покинуть школу, когда его окликнула Борисовна и попросила зайти к нему. Когда все уйдут: Яна с матерью и милиция.
Андрей поднялся на второй этаж и стал ждать, сидя на подоконнике так, чтобы видеть всех, кто покидает здание школы. Ждать пришлось долго. Закончились уроки, ученики разошлись по домам. Школа опустела.
Наконец, ушли те, чьего ухода Андрей ждал.
Он спустился на первый этаж и зашел в кабинет директора. Борисовна жестом предложила ему сесть и некоторое время молчала. Видно было, что она почти измучена, не то, что устала. Для нее тоже выдался не самый приятный денек в карьере.
— Клара Борисовна, — Андрей не выдержал этого тягостного молчания. — И что теперь будет? Что… сказала мать Ковалевской?
Директор тяжело вздохнула, пошевелилась, под ней заскрипел стул.
— Не знаю точно, но как будто обошлось. Мать Яны ни на чем не настаивала, только просила впредь не допускать, чтобы с ее дочерью наедине в пустом классе находился учитель мужского пола, — Борисовна коротко глянула на него. — И особенно ты, Андрей.
Он закашлялся. В самое худшее — что его привлекут к уголовной ответственности — он не верил. Он просто не мог представить, что может случиться подобная несправедливость. Отчасти его успокоило поведение и отношение к нему капитана. Но существовали иные варианты, менее неприятные, но, тем не менее, неприятные.
— Теперь я сам с ней вдвоем не останусь, — пробормотал Андрей. — Надолго хватит этого раза.
Борисовна сняла свои очки, покрутила их, внимательно рассматривая. Без очков ее лицо выглядело беззащитным.
— И Яне, и тебе еще придеться разговаривать с человеком из милиции. Он поговорит не только с вами, но и с одноклассниками Яны. Но, надеюсь, я убедила милицию, что мы упредим последствия своими силами. Я дала и тебе, и Яне хорошую характеристику, убедила их, что это, наверное, какое-то недоразумение.
Ого, подумал Андрей, кажется, Борисовна ни словам не обмолвилась о тех слухах, из-за которых сама меня вызывала к себе. Он испытал к директору прилив благодарности, почти теплоты. Конечно, то были всего лишь ничем не подкрепленные слухи, но их оказалось бы достаточно, чтобы повернуть ситуацию не в пользу Андрея.
