Мария Спасская - Роковой оберег Марины Цветаевой
— И вы хотите сказать, что не просили вашу массажистку устроить Веронике Николаевне алиби?
— Разумеется, нет. Я понятия не имею, кто она такая. Зачем бы я стал за нее просить, да еще за деньги, которых у пенсионера не так уж и много?
— Может, Полянски вам угрожала? — допытывался следователь.
— Кому? Мне? — насупился дед. — Чем она могла мне угрожать?
— Тогда подкупила.
— Глупости говорите, — сурово сдвинул седые брови хозяин. — Я в КГБ всю жизнь прослужил, как вы думаете, меня можно запугать или подкупить? Работал в разведшколе, преподавал стрельбу из пистолета, лично знал выдающуюся разведчицу Леди.
Во время разговора я не сводила глаз с застекленной фотографии, висевшей прямо перед моими глазами на противоположной от кровати стене. Под фотографией лежал молоток и стояла ржавая банка из под кофе, в которой, вероятно, хранились гвозди. Неубранные инструменты наводили на мысль о том, что гвоздь для снимка вбили в стену совсем недавно. Рассматривая черно белую фотографию, я все больше укреплялась во мнении, что фото повесили после интервью, которое я брала у ветерана Егорова. Снимок располагался таким образом, чтобы лежащий на кровати мог видеть со своего места запечатленную на нем группу девушек, снятых на фоне длинного кирпичного корпуса, белеющего среди сосен. Между улыбающихся девичьих лиц выделялось породистое лицо старой дамы, смотревшей в камеру с легким лукавством. Я этот снимок отлично помнила, ибо видела точно такой же во Франции в доме Вероники. Сама она стояла по правую руку от лукавой старушки и, когда я листала альбом, Вероника пояснила, что это лесная школа для детей, больных туберкулезом, где она доучивалась девятый и десятый классы, потому что в детстве у нее имелась предрасположенность к этому заболеванию. А старушка — ее любимая учительница. Я глазами указала следователю на снимок, и он меня понял без слов.
— Не подскажете, Тимофей Ильич, кто это на снимке? Какая интересная женщина и симпатичные девицы!
— Девицы самые обыкновенные, так, ничего особенного, — отмахнулся старик. — Кстати, интересная дама — это как раз она, Леди. Можете увидеть разницу в породе. Наставница значительно старше, можно сказать, им в бабушки годится, но сразу видно аристократку среди этих маленьких клуш!
И старик, оседлав любимого конька, пустился в пространные воспоминания о службе в разведшколе. Не подавая вида, что узнала Веронику, я продолжала наблюдать, как Лизяев без особого успеха пытается сменить тему разговора и вытянуть хоть что нибудь из ветерана относительно алиби Вероники. Надо заметить, что из них двоих старик Егоров держался гораздо увереннее следователя, гнул свою линию и ни за что не хотел менять показания. Веронику Полянски не знает, массажистку ни о чем не просил, и точка! В ответ на угрозу привезти Веденееву на очную ставку он только усмехнулся, с вызовом сообщив, что всегда рад видеть хорошенькую женщину. Понимая, что от старика толку не добьешься, Лизяев отправился к сыну хозяина, а я осталась сидеть в комнате ветерана. Мне было видно через приоткрытую дверь, что Михаил доел щи и теперь пьет чай с баранками.
— Михаил Тимофеевич, расскажите все, что знаете о ночи с четверга на пятницу, речь идет о прошедшей неделе, — без особой надежды попросил следователь.
— Ничего не знаю, — неприязненно отозвался Егоров младший. — А если бы и знал — не сказал бы. Я с полицией принципиально дела не имею.
Осадив Лизяева, седовласый мужчина отставил пустую чашку, встал из за стола и скрылся в глубине дома. Через некоторое время он вышел на кухню, одетый в приличный костюм. Стоящего у стола Лизяева он демонстративно не замечал.
— Отец, я поехал, — заглянул он к Тимофею Ильичу, доставая из кармана брегет Наполеона и с хорошо знакомым мне щелчком откидывая крышку. Что то прикинул и добавил: — Вернусь к семи.
При виде Марьяниных часов у меня перехватило дыхание. В первый момент я хотела сказать о брегете Валерию Львовичу, но, вспомнив, с какой легкостью Егоров со своим отпрыском отмахнулись от вопросов следователя, побоялась провалить дело. Если Михаил так смело достал брегет при посторонних, означает ли это, что он не в курсе, что эта вещь похищена из дома убитой Марьяны Колесниковой? Или это безрассудная удаль матерого уголовника, чувствующего слабость органов и свою безнаказанность? На следователя Лизяева надежды нет, но теперь, когда брегет найден, появилась ниточка, за которую можно распутать весь клубок. И я знаю, кто может потянуть за ниточку очень аккуратно и не оборвать кончик.
* * *В автосервис к Василию я отправилась прямо из дома ветерана. На призрак Марьяны, маячивший вдали у разрушенной часовни, я старалась не смотреть, сама себя уговаривая, что скоро я верну брегет в семью и у матери больше не будет повода на меня злиться. Как и в прошлый раз, встретил меня Алик и провел в мастерскую, пропахшую соляркой и крепким мужским потом. Сводный брат возился со старым «Москвичом», собирая машину по винтику из груды разложенных на полу деталей. Я остановилась рядом с Василием и как можно небрежнее поинтересовалась:
— Привет, есть минута?
— А, это ты? — нахмурился Шах. — Зачем наврала про мать? Клавдию тогда еще никто не арестовывал. Ее забрали только сейчас.
— Ты же мне врешь, почему бы мне не последовать твоему примеру?
— Ты врешь по глупому, тебя легко поймать, — назидательно сообщил Василий. — Больше так не делай.
— Может, и по глупому, но нужные сведения из тебя я вытянула, — напомнила я.
— Ладно, разведчица хренова, чего пришла? — недовольно пробурчал брат.
Меньше всего я ожидала подобного приема и от растерянности забормотала себе под нос, не зная, обижаться или нет на нелестный эпитет, отпущенный в мой адрес:
— Василий, мне необходима твоя помощь. Дома творится черт те что, кроме тебя, мне не к кому обратиться.
Шах, вытирая руки испачканным полотенцем, проговорил, кивая подбородком на дверь:
— Пойдем, расскажешь.
В уже знакомой мне комнате я подошла к окну и принялась рассказывать обо всем, что случилось. Умолчала я только о призраке Марьяны, который неотступно следует за мной, ибо меньше всего мне хотелось выглядеть в глазах Василия сумасшедшей. Я говорила о визите адвоката семьи Лурье, о намерении Андрея отправиться летом в Одессу вместе с Вероникой и Юриком, о признании домработницы насчет Боси и о том, что Вероника уже давно в разводе с мужем.
— Понимаешь, крестная Юрика зачем то наврала, что гуляла с Боськой во время убийства, и массажистка Кристина Веденеева сначала подтверждала ее слова, а теперь отказывается от своих показаний. Массажистку подкупил ветеран Егоров, с которым Вероника хорошо знакома еще со школьных времен, ибо обучалась у него стрельбе в разведшколе «Ласточкино гнездо». Но Егоров в этом не признается, уверяя, что не знает мадам Полянски. Однако у сына ветерана Егорова, Михаила Мамаева, откуда то взялся мамин брегет.
— Брегет Марьяны? — удивленно переспросил Василий, невозмутимо выслушавший историю про «Ласточкино гнездо» и Веронику и проявивший интерес только к этому месту моего рассказа. — У Мамая?
— Ну да, я сама видела.
Василий порывисто поднялся с дивана и решительно двинулся к двери, на ходу приказав мне:
— Не стой столбом, поехали!
На улице Сосновой у дома ветерана мы были через десять минут. Василий поставил машину таким образом, чтобы видеть калитку и ворота. Ждали мы больше часа, не сказав друг другу ни слова. Вернее, сначала я пыталась разговорить Василия, выспрашивая, что он задумал и как мы будем забирать брегет, но Шах спал, откинувшись на подголовник сидения. А может, не спал, а только делал вид, чтобы не вступать со мной в разговор. Как только показалась зеленая «Нива», брат встрепенулся, завел мотор и двинулся наперерез авто. Затормозив, «Нива» ткнулась носом в снег, только того и ждавший Шах вышел из машины и приблизился к открытому окну первого российского внедорожника, из которого вился сигаретный дым и слышались матерные ругательства.
— Здоровья тебе, Мамай, — не обращая внимания на брань, солидно проговорил Василий.
— Ты че, охренел, Шах? — донеслось из машины. — Что за шутки?
— Не заводись, Мамай, я по делу. Говорят, старинные часы, брегет, у тебя завелись.
— Ну, есть такие, — уже спокойнее откликнулся бывший уголовник.
— Где взял, если не секрет?
— На той неделе в картишки выиграл, — лениво пояснил Мамаев.
— У кого, не подскажешь?
— Тебе, пацан, что за печаль? — разозлился собеседник Шаха.
— Значит, есть интерес, раз спрашиваю, — жестко ответил сводный брат. — За базар отвечаю.
— Фраерок один залетный ночью на шоссе француза на гоп стоп взял, — нехотя протянул Мамаев. — Часики у интуриста подрезал и деньги отобрал. А потом на радостях ко мне на хату закатился и весь хабар спустил в очко. Теперь колись, что у тебя за интерес про эти часики?
