Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
– Но ведь я мать, – простонала та. – Как ты можешь мне такое говорить! Я желала ему смерти! У тебя никогда не было детей, ты вообще не можешь знать, что это такое!
Нелли Робертовна вспыхнула, но ничего не ответила. Не успела. От ворот к ступенькам крыльца шли трое мужчин: двое в штатском и один в форме, похоже, что участковый, следом, метрах в пяти, переговариваясь, еще какие-то люди, много людей. Они топтали ногами безупречный газон, а один из пришельцев сломал розовой куст, налетев на него в темноте. Олимпиада Серафимовна, у которой была бешеная дальнозоркость, вздрогнула, и голова несчастной матери поникла, как сломанная роза.
Сотрудники полиции поднялись на веранду.
– Старший оперуполномоченный капитан Платошин, – буркнул тот, что постарше, увалень в штатском. – Кто звонил? Где труп?
– Там, – неловко дернулась Нелли Робертовна. – В кабинете.
– Я звонил, – приподнялся Эдик. – Я свидетель. У меня алиби.
– Разберемся, – сквозь зубы сказал капитан. Вид у него был недовольный.
Ни на кого не глядя, Платошин протопал в кабинет, его коллеги двинулись следом.
– А мы? – спросила в спину уходящим Нелли Робертовна.
– Сидите пока здесь, – буркнул Платошин, не оборачиваясь. – Вами займутся. Никто никуда не уходит.
На веранде воцарилась тишина.
В кабинет больше никого не пускали. Казалось, время остановилось, и этот и без того немаленький летний день будет длиться теперь бесконечно. Наконец в гостиную вызвали Нелли Робертовну. Капитан Платошин сказал, что надо заполнить протокол.
– Как все случилось? – спросил старший оперуполномоченный, стараясь не смотреть ей в глаза. – Рассказывайте.
– Его бывшая жена… Наталья Александровна, кажется, поссорилась с Георгием… В кабинете кричали, все это слышали. Она выбежала на веранду и сказала, что у него пистолет.
– Значит, они поссорились, и покойный пригрозил ей оружием? Так? Или это она заявила, что хочет его убить?
– Я не знаю, – замялась Нелли Робертовна. – Меня ведь там не было. Просто я хотела уточнить, когда именно всем в доме стало известно о пистолете.
– Всем?
– Да.
– Включая вашу домработницу и шофера?
– Я сказала всем.
– Круговая порука, значит, – усмехнулся Платошин. – Ну-ну. Мы ведь все равно докопаемся до правды.
– Я ничего не знаю! – вспыхнула Нелли Робертовна.
– А что с наследством? – небрежно спросил капитан. – Кто наследует Георгию Листову? Хозяйство-то большое. Дом, картины… Антиквариат, а?
– Он пока не хозяин. То есть наследство должно быть поделено между ним и Марусей. Дочерью моего… покойного мужа. Вернее, должно было быть поделено, но теперь… – она запуталась и смешалась.
– Значит, эта, как вы сказали… Маруся? Она – самый заинтересованный в смерти Георгия Листова человек, так?
– Нет, не так!
– Но ведь это ее видели с пистолетом в руках возле тела.
– Откуда вы знаете?
– Ваша прислуга обмолвилась.
– Ах так.
– Я не могу себе представить, что Маруся… Неужели Ольга Сергеевна это сказала?!
– Хорошо. Давайте по порядку. – Капитан впервые поднял на нее глаза, и Нелли Робертовна на мгновение оцепенела. Взгляд у Платошина был безжалостный: «Ты мне все равно скажешь». – Где вы сами были в момент убийства?
– Я? У себя в комнате.
– Одна?
– Да.
– Кто первый вошел в кабинет?
– Маруся.
– Ее пока оставим. Кто ее первым увидел у трупа?
– Кажется… Олимпиада Серафимовна… Да. Когда я спустилась, она уже была в кабинете. Потом вошла Наталья Александровна. Я увидела их обеих.
– Но с чего вы взяли, что первая появилась там раньше второй?
– Не знаю… Вы лучше у них спросите.
– Значит, вы пришли третьей? А потом?
– Эдик и Егор. Потом Настя и Вера Федоровна. Кажется.
– Кажется?
– Да что я, по сторонам смотрела?! Поймите вы! Мы все думали только о том, что Георгий умер!
– Убит. Что кто-то его убил. Я просто формулировочку уточняю. Вы уже успели договориться, кого слить, или нет? Судя по вашему растерянному виду и по тому, как вы путаетесь, не успели. В товарищах согласья нет, а? Наследство художника не поделили?
– Эта девочка просто не могла его убить. Она такая чистая.
– Выясним. А кто, по-вашему, мог?
– Не знаю. Никто.
– Никто не мог, а в кабинете лежит труп, – ехидно сказал Платошин.
– Может, это самоубийство?
– А причины? Человек получил огромное наследство, он здоров, живет в прекрасном доме, в окружении большой любящей семьи. Осталось выяснить, что с личной жизнью. Может, у него была несчастная любовь, а?
Нелли Робертовна надолго замолчала. Сказать? Все равно ведь узнают. Платошин ее не торопил, словно давал собраться с мыслями.
– Так что? – мягко, но настойчиво, повторил свой вопрос капитан, когда пауза слишком затянулась.
– Он, кажется, собирался в третий раз жениться.
– Вот видите! А вы о самоубийстве талдычите! Так и запишем: «собирался жениться». Вам надо пройти дактилоскопию.
– Что?!
– Как всем, живущим в этом доме. На пистолете могут оказаться отпечатки пальцев. Это убийство, Нелли Робертовна, и не надо на меня так смотреть. При всем желании я не могу записать в протокол, что хозяин дома погиб вследствие небрежного обращения с оружием.
– Но почему?
– Во-первых, у меня еще нет результатов экспертизы. Во-вторых, я на своем веку повидал немало трупов, поверьте. На самоубийство это не тянет, как бы вы того ни хотели. Возможно, впоследствии я пересмотрю свое мнение, – намекнул капитан. – Но это будет зависеть от вас.
– Что ж… – невольно сжалась Нелли Робертовна.
– А пока можете быть свободны. Пригласите следующего.
– …Так. Олимпиада Серафимовна Листова. Вы кем приходитесь потерпевшему?
– Я мать, – раздался жалобный звон огромных серег. Олимпиада Серафимовна скорбно покачала головой и уточнила: – Несчастная мать.
– Скажите, вы ведь первой вошли в кабинет?
– Первой? Там уже была эта Маруся. С пистолетом. Скажите, зачем? Зачем она убила моего сына?
– А вы что видели, как она в него стреляла? – живо спросил капитан.
– Если бы я это видела, я бы сама кинулась под дуло пистолета! Я подставила бы свою собственную грудь! Я бы не допустила! Я мать!
Платошин невольно поморщился: слишком уж театрально. И спросил:
– А где вы были в момент выстрела?
– На кухне. Я была на кухне. Я хотела сделать ему… Хотела приготовить что-нибудь поесть, ведь на сухомятке он может испортить себе желудок. Простите… Мог испортить… Он отказался от ужина, и я заволновалась. Не могли бы вы меня отпустить? Я плохо себя чувствую, мне надо лечь.
– Конечно, конечно. Скажите только, с кем вы были на кухне?
– С кем? Почему с кем? Одна.
– А ваша домработница? Ольга Сергеевна?
– Она как раз вышла.
– Куда?
– Ну, откуда же мне знать? Мало ли дел по дому!
– Да, дом действительно огромный. Значит, вы услышали выстрел и, поскольку кухня недалеко от кабинета, прибежали первой. Практически первой, потому что ваша ммм… даже не знаю как ее назвать… Марусю.
– Внебрачная дочь моего бывшего мужа.
– Пусть так. Она уже была в кабинете. Быстро бегает? Со сломанными-то ребрами?
– Вы хотите сказать, что… Что я не спешила, так? Я просто не сразу поняла, что случилось. Этот звук… Выстрел… Мне показалось сначала, что в саду. Или на втором этаже. Я подумала: гром.
– На втором этаже? – съязвил капитан.
– Не путайте меня! На улице, конечно! Откуда я знаю, как звучит выстрел из пистолета? Я далека от всего этого.
– Но ведь все знали, что в кабинете есть оружие. А на улице отличная погода. Небо ясное, луна полная. Как вы могли подумать про грозу? А вот на выстрел из пистолета это похоже в первую очередь. Но вы все равно не торопились.
– Я старая женщина. У меня со слухом не все в порядке, порой я теряю ориентацию… Я не в ту сторону пошла. По рассеянности. Молодой человек, у меня только что убили единственного сына. Отпустите, будьте милосердны.
– Хорошо, вы можете идти. Примите лекарство, успокойтесь. Мы потом погорим. Поймите, что показания каждого члена семьи очень важны. Так у нас сложится полная картина преступления. И еще: вы должны пройти дактилоскопию. Эй! Где вы там? Человеку плохо! Воды принесите! И капелек каких-нибудь…
– …Вера Федоровна Оболенская. Да. Из старинного рода князей Оболенских.
– Кем вы приходитесь потерпевшему?
– Георгию Эдуардовичу? Жена. К сожалению, бывшая.
– К сожалению?
– Он был инициатором развода, не я.
– Причина?
– Ах, мон шер, это было так давно!
– Простите?
– Господин капитан, конечно. Мон шер – это значит дорогой мой. По-французски. Привычка, простите. Причина развода… Ну, не знаю. Я не стала его удерживать и не допытывалась: почему? Я не так воспитана, чтобы унижаться. Возможно, причина – другая женщина. Ведь не прошло и года, как он женился на Наталье. Я не исключаю, что они встречались за моей спиной. Георгий наверняка мне изменял. А я… Я была ему верна, – Вера Федоровна достала кружевной платочек и промокнула им заплаканные глаза.
