Екатерина Островская - Не расстанусь с Ван Гогом
Глава 6
Теперь Холмогоров не сомневался в том, что все получится. Уломал-таки! Надя уже не говорит, что не хочет за него замуж. Видимо, ее нищета прижала. Интересно, на что ей понадобилось столько денег? Будь она уродина, решил бы – на пластику, чтобы сразу и лицо, и грудь, и живот. Но Надежда выглядит так, что впору для мужских журналов сниматься, только сама этого не понимает. Все вокруг видят и молчат. Дура Бровкина, когда тащила его в постель, шептала: «Я простая девушка, а у тебя жена красавица… Но я так мечтала о тебе! Буду любить тебя больше всех… я тебе такое покажу…» Ничего особенного не показала, только жизнь испортила, идиотка! Хотя это он сам дурак и идиот, что клюнул. Причем непонятно, на что клюнул и зачем. И сам жизнь себе испортил. Но, с другой стороны, уехал в Москву, где гораздо больше возможностей для проявления его актерского таланта. Теперь Надя поедет с ним в Москву, увидит новую квартиру, поразится…
Холмогоров вдруг отчетливо осознал, что думает о свадьбе как о свершившемся факте и почти планирует будущую совместную жизнь с бывшей женой. И делает это легко и почти с удовольствием, во всяком случае, без внутреннего отторжения. «Неужели я снова привязываюсь к ней? – подумал он. – Что в ней такого особенного, что я, публичный человек, любящий и мечтающий постоянно находиться в центре внимания, уже даже согласен прожить всю жизнь с тихой и скромной, пусть красивой, но не в меру застенчивой женщиной?» Произнес про себя слово «женщина» в отношении Нади и удивился, потому что никогда не называл ее так: та всегда была для него тоненькой, плывущей сквозь рокот студенческой перемены девушкой, которую он увидел в институтском коридоре. И когда дожидался ее у крыльца – ждал именно такую, тихую и кроткую, какой Надя Черкашина остается до сих пор. Кстати, то, что она попросила у него денег, вообще попросила его о чем-то, совершенно не вяжется с ее образом.
Да, Надя выйдет за него замуж, никуда не денется. Выйдет, как и в первый раз. И счастливы они будут так же. И сам он будет счастлив, потому что станет теперь вести себя умнее. Конечно, у него будут другие женщины, как и раньше при Наде, а жена не будет ни о чем догадываться, как не догадывалась прежде. Раньше она и подумать об этом не могла. И наверняка так бы и продолжалось, если бы не дура Бровкина… Правда, вот на что он купился тогда? Неужели только на выпирающую грудь и воловьи глаза?
Все, что ни происходит, – к лучшему, выучил Холмогоров с детства. Это подтвердилось сразу на первой картине, когда неожиданно из рабочего сцены и участника массовки он стал исполнителем одной из главных ролей, что определило всю его дальнейшую жизнь. И сейчас случилось то же самое… если бы не Багров, если бы не тот страх, который ходит за Сашей по пятам. Не страх даже, а ужас. Такой же, вероятно, как тот, который испытывают животные, загоняемые на бойню, переполненную запахом крови и смерти.
Холмогоров вспомнил последнюю встречу с Багровым и почувствовал, как похолодела спина. Захотелось выть от безысходности, биться головой о стену, в которую уткнулся его жизненный путь, и проклинать себя за беспримерную глупость случайной похоти. Как был уверен в себе Разоренов… Как спокоен был собровец Николай, который наверняка бывал в разных переделках и мог ожидать всякое… Но где сейчас они оба? Нет, надо делать то, что приказывает банкир, – взять у Нади картину и передать ему – пусть отстанет.
Машина замерла на перекрестке. Саша, погасив сигарету, хотел убрать окурок в пепельницу, но вместо этого опустил стекло и бросил окурок на асфальт. В лицо пахнуло оттепелью, невесть откуда взявшейся в конце января, морось упала на лоб и щеки, и от этой влаги ему вдруг стало спокойнее.
Рядом находился автомобиль, из которого Холмогорова рассматривали две девушки. Их машина стояла так близко – до нее было менее полуметра, – что Саша даже заметил блеск в глазах обеих девчонок.
Стекло автомобиля рядом тоже опустилось, и та, что сидела на пассажирском сиденье, спросила:
– Ведь вы Холмогоров?
– Ну и что с того?
– Автограф не дадите?
Она протянула раскрытую записную книжку.
Саша посмотрел на девчонку, потом на эту книжку, снова поднял глаза на нее.
– Да пошла ты!
И вдавил в пол педаль акселератора, чтобы уйти со светофора первым.
Неожиданно возникло желание напиться. Однако Наде прежде не нравилось, когда муж пил. Сама-то могла выпить бокал или два шампанского или вместе с ним бутылку сухого на двоих. Не запрещала, не смотрела на него гневно, когда он в компании при ней тянулся к бутылке, но ему просто не хотелось огорчать ее. И сегодня не будет. В магазине возле ее дома взял бутылку игристого «Мондоро», кусок пармезана, направился было к кассе, но вернулся, чтобы прихватить крупных развесных оливок и виноград.
Надя была дома и показалась ему напряженной, а потому Саша, протянув ей бутылку и пакет с провизией, бодро сказал:
– Отмечаем сегодня твой развод с журналом.
– Его закрывают, и мне от этого не по себе.
– Закрывают, и слава богу. Если журнал никому не нужен, то при чем здесь ты?
Увидел ее глаза и добавил:
– А вообще мне безумно жаль. Я еще студентом собирал эти журнальчики – в них иногда можно было кое-что ценное почерпнуть. Между прочим, Рудик ожидает с нетерпением, когда ты наконец выйдешь на службу. Хотя нет, не так: тебя на самом деле ждет работа, служба – это в театре.
– В театре служение, – поправила Надя.
– Прости, прости. Да, именно служение, а служба в армии и в церкви, совсем забыл. Совсем меня кино засосало. А сцена иногда снится, с удовольствием в какой-нибудь театральной постановке поучаствовал бы. Но уж слишком большая разница в оплате труда. А нам ведь деньги нужны, не так ли?
Надежда кивнула.
– Кстати, о деньгах, – продолжил Саша. – Ты решила, какая сумма все-таки тебе требуется?
– Пока не знаю, но, думаю, не более сорока тысяч евро.
– Замечательно, я даю их тебе как своей жене. Дам больше, отдам все, что имею…
– Но я не готова выходить за тебя сейчас.
– А так просто деньги ты не возьмешь?
Она подумала и опять кивнула.
– Хорошо, тогда поступим так. Я даю деньги, ты думаешь, а пока ты думаешь, я что-то возьму у тебя взамен. Надумаешь выйти за меня, и эта вещь к тебе возвратится.
– Какая вещь? – не поняла Надя. – У меня в доме ничего ценного нет.
– А мне все равно, ценная она или нет. Давай я возьму… возьму… Что бы такого у тебя взять? Ну, давай я унесу с собой эту копию Ван Гога.
– Нет. Картина – подарок Елены Юрьевны, ты же знаешь.
– Будем считать, что Радецкая подарила необходимые тебе сорок тысяч евро. Неплохой, кстати, подарок.
В глубине квартиры зазвонил мобильный телефон Нади, и она бросилась к нему. Холмогоров продолжал разглагольствовать:
– А может, и тебе попробовать себя в какой-нибудь роли? Ты ведь очень типажная. Тебе даже говорить не надо – образ уже создан. Для начала дадим тебе эпизод, а потом, глядишь, и роль небольшую. Ты же потомственная театральная актриса, должна понимать, что маленьких ролей не бывает. Да кого я убеждаю? Тебя же сам Журавлев на коленях держал…
Александр прошел в гостиную за Надей. Та, сделав знак рукой, чтобы он помолчал, произнесла, отвечая на вызов:
– Слушаю вас.
И услышала немного искаженный голос Линдмарка:
– Добрый вечер. Сегодня я лично переговорил с наследником. Дважды звонил ему, пытался убедить, но он не соглашается даже обсуждать этот вопрос.
– Какой вопрос? – не поняла Надя.
– Наследник не хочет продавать картину вообще, твердит, что это единственная память о его отце. Те немногие работы, которые оставались у них в доме, он уже продал в запале…. Или в запальчивости? Как правильно по-русски?
– Неважно. Сколько вы ему предлагали?
– В том-то все и дело! Этот господин сказал, что даже за миллион ее не отдаст. Когда же я напомнил, что оценочная стоимость тридцать семь тысяч семьсот двадцать евро, мой собеседник только рассмеялся. А потом ответил мне грубостью.
– И что теперь?
– Вы расстроены? Вы готовы были выложить огромные деньги за мазню, которая ничего не стоит? Успокойтесь и радуйтесь, что сохранили свои деньги. Или чужие. Вы же, наверное, собирались занять у кого-то нужную сумму? Ложитесь спать пораньше, подумайте перед сном о чем-нибудь приятном, а завтра проснетесь и поблагодарите бога, что он сохранил вас от неосторожного шага. Я вам позвоню через два дня и назначу встречу, чтобы провести процедуру изъятия. Так что посмотрите напоследок на картинку и найдите в ней кучу недостатков. До свидания.
Надя продолжала сжимать замолкшую трубку, глядя в окно, за которым вдруг повалил с неба мокрый снег.
– Тебя ведь сам Николай Георгиевич Журавлев на руках нянчил, – продолжил разглагольствовать Холмогоров. – И потом, ты была замужем за актером, которого многие считают очень талантливым.
– К сожалению, талант не передается половым путем, – вздохнула Надя.
