Екатерина Лесина - Проклятая картина Крамского
– О чем?
– Обо всем, – в тон ответил Олег Петрович. – О Генке вашем. О Людмиле… Вы же слышали небось, какое с ней несчастье приключилось. И теперь вот это… Что он в гараже делал?
Отошли недалеко, к другому гаражу, сооруженному из листов металла. Он был кривоват, и местами листы проржавели насквозь, отчего сам гараж гляделся кружевным.
– Пил он там. – Илья огляделся.
– С кем?
– Понятия не имею. Я… в квартиру к нему пришел. В гости… открыла женщина… жена… то есть, это Аська сказала, что жена…
– Кто такая Аська?
– Ленькина дочь, вон она, стоит. И она рассказала, что Ленька с женой поссорился. В гараж ушел. Или не ушел, а она его выгнала. Не знаю. Главное, что он дома давно не появлялся. А она взялась меня проводить. Тут, если не местному, легко заблудиться.
Олег Петрович слушал с преувеличенным вниманием.
– Она и повела…
– Добрая какая девочка…
Эту шпильку Илья пропустил мимо ушей.
– Мы пришли. Я открыл дверь… там воняло. Я вошел и увидел человека…
– И решили, что он мертв.
– Да.
– Почему?
А ведь хороший вопрос. Почему?
– Именно мертв, а не пьян вусмерть… – Олег Петрович теперь уставился в лицо, и под взглядом его холодным Илья разом ощутил всю глубину своей вины.
– Не знаю… он просто лежал… на полу лежал… и запах этот… мерзкий такой запах. Живые так не пахнут.
Олег Петрович хмыкнул.
– Плохо вы живых знаете… Живые, случается, воняют так, что куда там покойникам…
– Значит, он жив?
– Нет.
– Тогда…
– Для информации… исключительно для информации… А ведь любопытно выходит, да? С первым потерпевшим вы побеседовали, и после той беседы он был убит. Со второй потерпевшей, как показали свидетели, тоже поговорили… Теперь к третьему заявились, и снова труп.
– Отчего он?
– А мне откудова знать? – Олег Петрович пожал плечами. – Проведут вскрытие… там и скажут… Значит, выпить любил?
– Поймите. – Илья вдруг ощутил себя в прошлом, когда он, пацан, растревоженный, взвинченный, пытается объяснить, что не виноват, и ему даже верили, только эта вера не способна была изменить ситуацию. – Я их не трогал! Не было у меня причин их трогать! Ни одной! А теперь получается, что я виноват…
– А вы невиновны.
– Невиновен, – подтвердил Илья. – Только ж вам все равно…
– Ну почему сразу все равно… Мне не все равно… Мне дело закрыть надо. А вы, пожалуйста, никуда не уезжайте, ладно?
Сразу появилась мысль сбежать. Но Илья ее отверг. Не будет он бегать.
Найдет картину.
И вообще разберется во всем этом дерьме, чего бы это ни стоило.
Он добрался до дома, но к себе не пошел. Бросил машину на стоянке и отправился гулять. Когда-то давно нехитрый этот способ здорово помогал.
Идти, не глядя под ноги.
Не думая о делах.
Разглядывать дома, витрины… считать проезжающие мимо автомобили.
Раз красный. Два красный. Раз синий. Три красный. Один зеленый… Главное, не сбиваться, а это требует полной сосредоточенности, и на посторонние мысли не остается сил. Зато потом, позже, в голове наступает удивительная ясность.
Тетка говорила о переключении внимания.
Подсознании.
Знала, о чем говорила, даром, что ли, психиатром работала… Нет, не из тех, которые в местечковой больнице со старческими деменциями дело имеют. Тетка известной была. Кандидат наук… К ней из Москвы приезжали, из Питера, тогда еще бывшего Ленинградом… консультировала многих.
Илье помогла.
Странно, что словом можно помочь.
…пять серый… девять красный… три зеленый… шесть серый… желтый один.
Тетка сказала бы, что он неверно начал. С середины. А у каждого явления и поступка имеется свой исток. И если Илья поймет что Генку, что Людмилу, то сумеет понять и того, кто их убил…
…одиннадцать красный. Восемь черный…
Машин на этом перекрестке не сказать чтобы много, в самый раз, чтобы отвлечься.
Найти исток…
Картина?
Генка?
Снова не так.
С чего Илья решил, что Генку убили именно из-за картины? То есть исключительно из-за картины? Нельзя путать причины и повод. Картина и очередной обман – хороший повод, но причины, глубинные причины, те самые, которые движут людьми, наверняка сложнее.
И как понять?
…Ленька выбыл. Разве что упился на радостях… но сомнительно…
…двадцать два красный.
…Он был трусоват. Трус способен ударить, но только в приступе паники. Вряд ли бы этот приступ был столь затяжным, чтобы Ленька взломал школьную подсобку, вытащил лом и подкараулил Генку… Нет.
…Людмила сама мертва. Случайная жертва?
Или за ней пришли?
…тринадцать черный. Четырнадцать черный. Двадцать семь белый.
…способ убийства.
Илья закрыл глаза.
Перед внутренним взором мельтешили машины. Белые. Красные. Черные. Их было так много, что голова поневоле закружилась.
Перестарался.
Это было последней связной мыслью. В спину вдруг врезалось что-то тяжелое, настолько тяжелое, что Илья не устоял на краю тротуара. Он полетел.
В лужу, вытянувшуюся вдоль проезжей части.
Под колеса черного джипа.
…черный тридцать семь…
И, падая, успел заметить, что потеки грязи на крыльях джипа, что ошарашенное лицо водителя… Кто-то кричал… и черная туша вильнула влево.
Она прошла в полусантиметре от головы Ильи.
Бестолковой головы.
И подумал запоздало, что Олег Петрович наверняка разозлился бы, получив к концу рабочего дня еще один труп.
Илья неловко поднялся.
Джинсы промокли. Ботинки. Сам он весь, от макушки до пят, был в грязи и зрелище представлял жалкое… хлопнула дверь. И рядом оказался мужичок в красной дубленке.
– Ты чего творишь! – Мужичка трясло, и Илью трясло. Он отступил к краю тротуара, предательскому, как оказалось, краю. – Решил помереть, так с моста сигани! Нечего других втягивать.
– И-извини…
Вокруг собиралась толпа.
Илья озирался, отчаянно надеясь увидеть того, кто… был толчок в спину.
– Я просто… оступился…
– Просто оступился? – взвизгнул мужичок и обложил Илью матом. – П-придурок… п-понаширяются…
Он сжал кулаки.
– Извини, – повторил Илья. – И… спасибо.
– Да пожалуйста! – Мужичок шмыгнул носом. – Иди ты домой, паря… проспись…
Хороший совет.
Вот только… люди не расходились, перешептывались, рассказывая друг другу детали удивительного происшествия, свидетелями которому им случилось стать. Худощавый паренек в квадратных очках и видео снимал…
К нему-то Илья и направился. Правда, при его приближении паренек поспешно прервал съемку, а мобильник сунул в карман.
– Погоди. – Илья понимал, что выглядит сейчас, мягко говоря, непрезентабельно. – Ты давно снимаешь?
– А чего?
– Ничего… Денег хочешь?
– А у тебя есть?
– Есть. Запись твоя нужна.
– Три тыщи. – Паренек сориентировался быстро.
Какое ныне поколение пошло.
Меркантильное. Тетке бы понравилось. Она бы, может, еще одну диссертацию защитила о том, как материальные ценности вытесняют нематериальные… или о чем-то вроде.
Запись Илья просматривал дома.
Переоделся.
Заварил себе чая, крепкого, черного и сахара бросил три куска, хотя обычно предпочитал несладкий. Но организм требовал глюкозы.
Он устроился перед компом.
И первый раз запись прогнал в режиме реального времени. Поморщился, поскольку качество оказалось ниже того, на которое Илья рассчитывал.
Снимать парень стал уже после падения… Жаль… Илья увидел себя, поднимающегося из лужи. Жалкое зрелище. И вправду похож не то на пьяного, не то на обколотого. С одежды течет, на лице застыло выражение растерянности, точно он не понимает, где находится…
Вот джип, почти въехавший в фонарный столб.
Хозяин его в красной дубленке.
Он орет на Илью, потрясая кулаками, и выглядит смешно… Надо полагать, уже сегодня запись эта появится на Ютубе, Илья и не рассчитывал приобрести единственную копию.
Пускай.
Сейчас его куда больше интересовали люди.
Тот, кто толкнул его, не должен был уйти.
Не сразу.
Он бы остался, ненадолго, но все же остался бы, хотя бы затем, чтобы убедиться, что с Ильей покончено… или наоборот… Второй раз Илья проклятую запись просматривал едва ли не покадрово, то и дело останавливаясь, вглядываясь в лица.
Женщина в пальто.
Мужчина. Снова женщина, глядящая на дорогу едва ли не с восторгом… молодая парочка… и еще женщина… и главное, что лица незнакомы… Если так, то кто тогда?
Или парень не успел?
Илья отмотал к началу.
И снова.
Теперь уже и вправду смотрел покадрово. Чай давным-давно остыл, но и теперь, холодный, горький, был в тему. Надо бы вообще поесть… Пиццу заказать или еще какой гадости, потому как в холодильнике пусто.
Илья не знал, какой это был просмотр. Десятый? Двадцатый? Он, казалось, успел запомнить всех людей, попавших в кадр. Да и что там, запомнить, он их почти изучил.
Подружился.
Признал близкими или скорее соучастниками того едва не произошедшего с ним несчастного случая. А эту вот тень смазанную проглядел.
