Анатолий Степанов - В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
"Обилечивайтесь!" ― тут же предложила пожилая кондукторша, и Алик, как говорится, обилетился. Кондукторша объявила: "Следующая ― Девкины бани!" Объявила и не за веревку дернула, ― на кнопку нажала. Технический прогресс. Алик стряхнул дождь с волос, с бровей (Был, пижон, без кепки) и уселся. Было где сесть, хотя народу довольно много: работяги с вечерней, железнодорожные пассажиры к поздним поездам на Казанский, Ярославский, Ленинградский вокзалы, продавщицы из только что закрывшихся магазинов. Трамвай постоял у светофора на Бакунинской и наконец тронулся.
― Девкины бани! ― выкрикнула кондукторша, и трамвай остановился. Никто не вышел, а вошли трое.
Один пробежал вагон и распахнул дверцу кабины вагоновожатого. Второй остался возле кондукторши и вытащил из кармана пистолет. Третий, совсем молоденький, спросил у того, что с пистолетом:
― Начинать?
― Подожди, ― отчеканил тот, раскрыл кондукторскую сумку и выгреб из нее деньги. Те, что бумажками. Криком приказал дальнему, тому, что показывал нож вагоновожатому:
― Вели извозчику, чтобы без остановок до моста! И чтоб помедленней!
Трамвай неспешно покатил. Вооруженный пистолетом обратился к пассажирам:
― Гроши и рыжевье, кольца там, часики ― огольцу сдавайте!
Молоденький пошел по рядам. Делать нечего ― отдавали. Оголец злодействовал: обыскивал, если ему казалось, что не все выложили, покрикивал. С молодым пижоном поменялся кепками, ему водрузил на самые уши свою замызганную, а себе на голову возложил его новенькую лондонку.
Сейчас подойдет оголец и станет шарить у него в карманах, а он будет покорно сидеть, растопырясь, как на гинекологическом кресле. Прелестная картинка: чемпион Москвы по боксу на гинекологическом кресле. Главное пистолет, пистолет!
― А тебе, что, особое приглашение нужно? ― кинул ему оголец, румяный и нахальный от опасности малолетка.
― Пацан, может не надо? ― миролюбиво посомневался Алик.
― Ты что?!! ― заорал малец. Алик взял руки, которые уже лезли за пазуху, и вытянул их по предполагаемым швам огольцовых порток.
― Колян, он не дается! ― плачуще наябедничал оголец.
Не дойдя до них шага три, тот, что с пистолетом, остановился и скомандовал:
― А ну, вставай, фрей вонючий! ― И, поигрывая пистолетом, стал наблюдать, как встает Алик.
Алик встал, сделал шаг навстречу.
― Шманай его, живо! ― приказал главный огольцу.
Только сейчас, когда оголец еще за спиной. Падая вперед, он мгновенно подбил левой рукой пистолет вверх и правой нанес жесточайший удар главному в подбородок. И успел левой нанести прямой удар в челюсть еще не успевшему упасть грабителю.
Шарахнул выстрел, пуля ушла в потолок, и рука с пистолетом бессильно легла на пол. Алик ударил каблуком по запястью, носком неизвестно куда отшвырнул пистолет и развернулся. Он был уверен, что обработанный им уже не встанет.
Оголец теперь уже без принуждения вытянул руки по швам. Алик коротко ударил его в солнечное сплетение. Оголец потерял дыхание и осел на пол. Алик приказал тому, что с ножом:
― Иди сюда.
Бандит ощерился, вытянул руку с ножом: пугал. Был он тщедушен, в солдатском ватном полупальто.
― Тогда я к тебе иду, ― процедил Алик.
Громадный, решительный, только что отключивший главаря, он надвигался неотвратимо, как танк.
― Не подходи, падло! ― взвизгнул бандит, потом метнул нож. Алик ждал этого ― уклонился. Он сблизился с бандитом и обработал его, как грушу на тренировке. И этот лег.
― Гони к Красносельской и на перекрестке остановись, ― приказал Алик вагоновожатому.
Трамвай помчался. Алик шел по вагону и искал пистолет. Девушка, сидевшая рядом с кондукторшей, попыталась улыбнуться ему и сказала:
― Он под лавкой.
Он наклонился и достал из-под сиденья пистолет. Бандит лежал рядом и он рассмотрел его, хотя рассматривать было почти нечего. Обработанное им лицо на глазах деформировалось. Но вроде дышал. Третий лежал неподвижно. Что с ним было ― неизвестно.
Завизжав на повороте, трамвай помчался по Ольховке. Пассажиры сидели смирно ― не знали, что делать.
В животе была пустота, колени ходили. Алик присел на скамейку. Подъезжали. Впереди светился вход в метро "Красносельская". На перекрестке трамвай резко остановился. Кондукторша кинулась к двери и как Соловей-разбойник засвистела в положенный ей милицейский свисток. Цепляясь за сиденье, с пола поднимался оголец. Алик встал и тихо сказал, индифферентно глядя в сторону:
― Беги дурак. Сумку только оставь.
Оголец разжал пальцы и незаметно уронил на пол самодельную тряпичную сумку, в которую он собирал добычу. Кондукторша продолжала яростно свистеть. Оголец подбежал к дверям, оттолкнул кондукторшу, спрыгнул с подножки и от ужаса зигзагами побежал, побежал к угловому дому, к арке у булочной, выходящей к путям Казанской железной дороги.
― Стой, бандюга! Стой, ворюга! Стрелять буду!!! ― прекратив свистеть, заорала кондукторша. Оголец продолжал бежать. Тогда кондукторша повернулась к Алику и приказала: ― Стреляй в него! Чего стоишь?!
Алик заставил себя усмехнуться, подбросил на ладони тяжелый пистолет и вдруг понял, что у него дьявольски болит кисть правой руки. Выбил пальцы, большой и указательный. Первый раз бил с такой силой без боксерских перчаток.
― Эх ты! ― осудила кондукторша.
В трамвай влез милицейский старшина, посмотрел на одного лежащего, на второго и осведомился официально:
― Что здесь происходит, граждане?
― Произошло, ― поправил его Алик.
Он с трудом ― болели руки ― открыл входную дверь своим ключом и, стараясь особенно не шуметь, стараясь особенно не испачкать чисто вымытый коридорный коммунальный пол, на цыпочках пошел к своей комнате. Все-то он делал тихо-тихо, но в дверях комнаты стояла Варя в халате и смотрела на него. Пропустив Алика в комнату и закрыв за ним дверь, Варя бесстрастным шепотом поинтересовалась:
― Ты где был?
В маленькой кровати, разметавшись, спала Нюшка. Рот ее был раскрыт и издавал негромкие нежные звуки.
― Да понимаешь, Андрею из Еревана коньяку прислали. Какого-то особенного. Позвал попробовать. Ну и напробовались.
― О господи! ― сказала Варя.
На этот раз Иванюка-младшего вели вплотную, не стесняясь. Без пяти двенадцать дружно вышли из метро "Калужская" и стали прогуливаться. Прогуляли минут десять. Надоело. Зашли в знаменитую своей воблой пивную, подождали, пока Иванюк-младший удовлетворит свою неизбывную тягу к бочковому пиву.
Потом опять гуляли. Гуляли по Житной, прошлись мимо книгофабрики Ханжонкова, мимо кинотеатра "Буревестник". Доходили до метро "Серпуховская". Потом опять возвращались к "Калужской".
Не давали ногам покоя до часу дня. Стало ясно, что Цыган не придет. Тогда Сергей Ларионов распустил команду по домам.
Андрей жег "Лайф". Он рвал тугую меловую бумагу и по кусочкам жег в пепельнице. Алик сидел на диване и давал советы, потому что буржуйская толстая и сверкающая бумага горела плохо. Дверь их комнаты была закрыта на ключ, и поэтому Андрей занимался этим делом безбоязненно. Он жег "Лайф" и говорил:
― Два года срок немалый. Чего мы добились? Ничего. Редакционные дамочки называют нас мальчиками, а главный ― нигилистами. В определении тематической политики газеты мы не играем никакой роли. По-прежнему, всем вертят старики, живущие прошлым. Они наверху и всячески стараются задавить все новое, все правдивое, все свежее, чтобы остаться наверху. Пора нам начинать атаку на них.
― Подари мне обложку, Андрей. Я кусок с заглавием отрежу, а Грейс Келли под стекло положу. ― Алик любовно рассматривал соблазнительный бюст цветной хорошо обнаженной талантливой артистки.
― Алик, тебя тут один товарищ ищет! ― крикнула из-за двери секретарша Маша. Алик пошел открывать.
― Подожди. ― Андрей спешно вытер следы и, получив подтверждение своей мысли в машкином крике, продолжил: ― Почему Алик? Почему Андрюша? До каких лет? И какое право имеет Машка обращаться к нам на амикошонское "ты"?
― Готов? ― спросил Алик.
― Готов ― Андрей сдул остатки пепла со стекла. ― Открывай.
Они устроились на скамейке у Чистых прудов. Алик длинно плюнул в воду с остатками льда похмельной слюной и спросил у Владлена:
― Ну и что ты теперь, после демобилизации, собираешься делать?
― Собираюсь с тобой посоветоваться, ― ответил Владлен.
― Нашел советчика. Я сам себе не знаю, что посоветовать.
― Другому легче, Алик.
― Пожалуй. Что ж, излагай варианты.
― Предлагаю ГВФ. Курсы годичные, и ― вторым пилотом.
― Что думать-то? Твое дело, твоя профессия.
― Надоело.
― Надоело летать?
― И летать. А главное ― подчиняться.
― Командовать, значит, хочешь.
― Обосноваться для начала хочу на перспективном месте.
