Дик Фрэнсис - 2011, Азартная игра
- Не слишком ново, но почему бы нет? Мне там нравится.
И вот мы отправились на машине домой, я оставил ее там, а затем уже пешком прошли по улице и свернули за угол, туда, где находился наш любимый итальянский ресторанчик. Сегодня гостей встречал сам хозяин заведения, Луиджи Пучинелли.
- О, сеньор Фокстон и его прелестная синьорина Клаудия! Buongiorno[9], добро пожаловать! - приветствовал он нас в свойственной ему экспансивной манере. - Столик на двоих? Прекрасно. Следуйте за мной.
И он повел нас к нашему любимому столику у окна.
- Что-то не часто мы видим вас на ленче в нашем заведении, - заметил Луиджи с сильным итальянским акцентом, добавляя «э» к каждому слову, которое заканчивалось на согласную.
- Нет, - кивнул я. - Только по особым случаям.
- Eccellente[10], - с улыбкой сказал он и подал нам меню.
- Grazie, - ответил я, поддерживая эту игру.
В жилах Луиджи текло не больше итальянской крови, чем в моих. Как-то вечером за ужином я разговорился с его матерью, и она со смехом сообщила мне, что Луиджи Пучинелли родился на Тотенхэм-Хай-роуд, буквально в пяти милях отсюда, и был зарегистрирован там как Джим Меткаф.
В любом случае я желал ему только удачи. Еда и обслуживание в его ресторане были выше всяких похвал, заведение процветало, и неважно, что он не был настоящим итальянцем.
Для начала Клаудия заказала для нас обоих antipasto[11], за чем должен был последовать saltimbocca alla pollo[12], я же решил съесть еще и ризотто с грибами.
Первое блюдо мы ели в полном молчании.
- Поговори со мной, - попросила Клаудия. - Это же не последняя трапеза приговоренного к смертной казни.
Я улыбнулся.
- Конечно, нет.
Но оба мы сильно нервничали.
Что принесет нам завтрашний день?..
Я заказал такси на семь вечера, машина приехала, и мы отправились в больницу.
- Не понимаю, какая надобность ехать в больницу за ночь до операции? - спросил я Клаудию, пока мы пробирались через запруженную автомобилями Финчли-роуд.
- Хотят понаблюдать за мной до операции, чтоб сравнить затем результаты анализов до и после.
- А на сколько она назначена? - спросил я.
- Хирург сказал, что займется мной сразу же после утреннего обхода.
«Стало быть, это может состояться в любое время», - подумал я.
По своему опыту - набрался его достаточно еще в бытность мою жокеем - я знал: врачи и хирурги соблюдали расписание не лучше водителей лондонских автобусов в час пик.
- Что ж, по крайней мере, не придется ждать весь день, - с улыбкой заметил я.
Клаудия одарила меня взглядом, говорящим, что она готова ждать хоть целый год.
- Лучше уж пройти через все это, а там будем знать, с чем придется иметь дело.
- Понимаю, - кивнула она. - Но все равно страшно.
Мне тоже было страшно. Просто я старался этого не показывать.
- Все будет хорошо, - как можно убедительнее произнес я. - Ты же сама говорила, что рак обнаружен на ранней стадии, и я посмотрел данные в Интернете. Ты обязательно поправишься. Вот увидишь.
- О, Ник, - пробормотала она и крепко сжала мою руку. В глазах ее стояли слезы.
Я притянул ее к себе, и какое-то время мы сидели в полном молчании, пока машина проезжала через Риджент-парк, а затем свернула на Юстон-роуд.
Клаудию провели в приемный покой, сотрудники которого с удручающей торопливостью проделали все положенные при поступлении пациента процедуры. Они не то что были к нам холодны или невнимательны, но несколько раз заставили нас почувствовать себя неловко и даже глупо.
Меня попросили подождать в коридоре, пока медсестры и прочий персонал производили свои действия. Изо рта и носа Клаудии были взяты соскобы, затем то же самое проделали и с более интимными частями тела. Взяли кровь и мочу на анализ.
Примерно через пару часов они наконец объявили, что она готова для утренней операции, и оставили нас в покое. Я вошел в палату, выключил верхний свет, оставил лишь лапочку для чтения в изголовье кровати. И в помещении сразу стало уютнее.
Затем придвинул к постели стул, сел, взял ее за руку.
- Поезжай домой, - сказала Клаудия. - Со мной все будет в порядке.
- Меня можно вывести отсюда только силой, - ответил я. - Никуда не уйду.
Клаудия откинула голову на подушку и улыбнулась.
- Ладно, - сказала она.
До сих пор не верилось, что я столь превратно истолковал происходящее с ней. Вел себя как полный дурак. А могу оказаться в еще более печальном положении. При одной только мысли о том, что с ней может случиться худшее, меня прошибал холодный пот.
- Ты должна поспать, милая, - сказал я Клаудии. - Завтра тебе понадобятся все твои силы.
- Эта чертова постель такая жесткая. Спина просто разламывается от боли.
Еще несколько минут я возился с панелью управления кроватью, приподнимая то изголовье, то изножье, чтобы ей было удобнее. Не получилось.
- Неужели нельзя было сделать эти чертовы кровати такими, чтоб на них можно было лежать? - пожаловалась Клаудия. - Первое, о чем им следовало бы подумать.
Я понимал, что происходит. Ее раздражала каждая мелочь. Верный признак того, что она сильно нервничает. И мне оставалось лишь нежно улыбаться и соглашаться с ней во всем.
- Да, дорогая, - сказал я. - А теперь закрой глазки и попробуй уснуть.
- Ага, уснешь тут на этом долбаном ложе, - пробормотала она и повернулась ко мне спиной.
Но вот наконец воркотня стихла, и вскоре по тихому посапыванию я понял, что она спит. Я пересел в кресло и закрыл глаза.
В палату заглянула медсестра, включила верхний свет.
- Время справить естественные нужды, - громко объявила она.
И так продолжалось всю ночь - с интервалами часа в два приходили то мерить температуру, то давление, то брать кровь на анализ. И всякий раз палату при этом заливал ослепительный свет. Больницы явно не предназначены для релаксации и отдохновения.
Домой меня никто не прогонял. И я остался, хотя, должен признаться, провел не самую лучшую и спокойную в жизни ночь.
Завтрак Клаудия есть не стала, да ей и не предлагали - на крючке возле двери висела табличка с надписью «ЕСТЬ ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ ЗАПРЕЩЕНО». А потому я примерно в шесть утра спустился в вестибюль в поисках местечка, где можно было бы выпить чашку кофе и съесть булочку, пока пациентка принимает душ.
Примерно в восемь тридцать появился мистер Томик, хирург. На нем была голубая пластиковая туника и светло-голубые брюки - специальный костюм для операционной. Он принес с собой какие-то бумаги и толстую ручку-маркер, с помощью которой нарисовал большую черную стрелку на левой стороне живота Клаудии, чуть ниже пупка.
- Мы же не хотим выбрать неверное направление, правильно? - заметил он.
Не слишком ободряющее начало.
- Что именно вы собираетесь делать? - спросил я.
- Сделаем два маленьких надреза, вот здесь и здесь. - И он показал, где именно. - Затем с помощью лапароскопа как следует рассмотрим, что там творится внутри. Ну и потом полностью удалим левый яичник, - ответил он. - Я также планирую взять клиновидную биопсию с правого яичника.
- А что это такое, клиновидная биопсия? - спросил я.
- Крохотный кусочек ткани, его отщипывают, а затем подвергают анализу с целью проверить, все ли там чисто, - сказал он. - Потом зашью все дырочки, и Клаудия вернется в палату, вы и опомниться не успеете. В целом вся процедура занимает около часа, ну, может, чуточку больше.
- А если биопсия покажет, что не все чисто? - спросила Клаудия.
- Если я определю это сразу, просто на глаз, - ответил он, - тогда мне придется удалить и второй яичник. Если нет, ткань отправят в лабораторию на анализы. Есть шанс, правда, совсем мизерный, что мне придется провести полную гистероктомию, если обнаружу раковые клетки, прикрепленные к матке. Но, судя по результатам сканирования, это маловероятно.
Клаудия смотрела на меня расширенными от страха глазами.
Мистер Томик заметил это.
- Вот что, Клаудия, - сказал он, - обещаю минимальное хирургическое вмешательство. Но если придется сделать это, то сделаю. Ведь опухоль и метастазы сами собой не рассосутся. И я должен сказать вам все прямо и честно, поскольку мне нужно ваше согласие на дальнейшие действия. И вы прекрасно понимаете, что я не стану будить вас посреди операции и спрашивать разрешения удалить матку, если это потребуется для спасения вашей жизни. - Он улыбнулся ей. - Но, честное слово, не думаю, что дойдет до этого.
- А нельзя ли просто удалить опухоль? - спросил я. - И не трогать при этом яичник?
- Раковые клетки, скорее всего, распространились по всему яичнику, и это единственный способ остановить заболевание.
- Но если второй яичник в порядке, его ведь не обязательно удалять?
- Давайте преодолевать проблемы по мере их поступления, - сказал он. - Обсудим будущее после операции.
Из этого я понял, что и второй яичник, скорее всего, «не чист».
