Дарья Калинина - Неполная дура
Поставив молоко на место, она сердито взглянула на Инну.
— Что ты городишь? Где тут Этна?
— Думаю, что кто-то из этих девочек, — ткнула Инна пальцами в групповую фотографию.
— С чего ты взяла?
— Путем обычной логики, драгоценная.
И хотя в голосе подруги слышалось ехидство, да еще она позволила себе подтрунивать над Маришиным поклонником, но Марише сейчас было не до поведения Инны. Сдерживаясь из последних сил, она спросила:
— Можешь поделиться со мной цепью рассуждений?
— Чего? Какой еще цепью?
— Той цепью умозаключений, которая позволила тебе утверждать, что на фотографии запечатлена именно Этна, да еще в детстве, а не какой-нибудь другой ребенок.
Фраза произвела на Инну впечатление. И спеси у нее существенно поубавилось.
— А! Ну, ты и завернула. Какая там цепь! Просто мальчишка — явно брат Этны.
И на этот раз она ткнула пальцем в старшего по возрасту мальчика. И снова замолчала. Мариша постаралась не стукнуть подругу по макушке. К счастью, она начала говорить сама.
— Мальчик просто копия самой Этны, — сказала Инна. — Те же черты лица. Конечно, он тут маленький. А у маленьких детей обычно черты лица смазаны. Но это не тот случай. Тут сразу видно, каким он будет, когда вырастет. Ты что, сама не видишь, насколько этот мальчик похож на Этну?
Мариша стиснула зубы и кивнула. Вот что за мысль не давала ей спать сегодня всю ночь! И как она могла быть такой слепой клушей? Она должна была рассмотреть то, что Инна увидела сегодня с первого взгляда. Удивительное сходство мальчика и взрослой Этны.
А Инна продолжала рассуждать:
— Если бы фотографии были не такими старыми, можно было бы предположить, что это ее ребенок. А так… Ясное дело, что родственник. А так как фоткам лет двадцать или даже больше, то вот эта кроха, наверное, и есть Этна или ее сестренка.
И так как Мариша молчала, Инна осторожно добавила:
— Я просто предположила. А что? Такого не может быть? Ты не согласна?
— Согласна, — пробурчала Мариша, возвращаясь к оставленному пакету с молоком.
Но не судьба ей была попить сегодня с утра растворимого кофейку с молочком. Внезапно раздались оглушительные рукоплескания. Будучи в этот момент в задумчивости, Мариша от неожиданности вздрогнула и вторично выпустила молоко из рук. И пакет снова шлепнулся на то же самое место.
Инна испуганно оглядывалась по сторонам. Создавалось впечатление, что в Маришиной квартире находится целый концертный зал восхищенных зрителей. Даже нет. Такие дружные аплодисменты Инне довелось слышать лишь в телевизионной трансляции на каком-то съезде Коммунистической партии Советского Союза.
— Что это? — не выдержала она в конце концов.
Мариша, которая уже вернула молоко на место, пожала плечами и ответила:
— Телефон звонит.
Инна подивилась, как это Мариша сквозь шум аплодисментов умудряется расслышать звонок. Что же, если зрение ее сегодня и подвело, то слух оказался на высоте.
— Нет, кто это так громко хлопает? — спросила она.
— Говорю же тебе! Телефон!
— Ты поставила этот шум вместо звонка? — догадалась Инна.
Вместо ответа Мариша кивнула головой.
— Правда, круто? Хочешь или не хочешь, спишь или умираешь, а до телефона доползешь.
— Ты трубку возьмешь? — прокричала Инна. — Сил нет больше это слушать!
Мариша послушно отправилась в прихожую. Аплодисменты стихли. А сама Мариша вскоре вернулась обратно в кухню. При этом она жестом показала Инне, что все равно не отказалась бы от мысли все-таки попить сегодня кофе. Сама она продолжала говорить по трубке, наблюдая за действиями Инны.
— Что?! — внезапно завопила она.
Злосчастный пакет с молоком снова полетел на пол, на этот раз из рук Инны. Кинувшись, чтобы подхватить его на лету, Инна умудрилась грохнуться сама. И теперь лежала на полу, в позе зародыша с пакетом молока в вытянутой руке, а ее подруга, развернувшись в другую сторону, продолжала вопить в трубку. При этом она делала вид, что совершенно не заметила грохота от растянувшейся на полу Инны. Впрочем, может быть, и в самом деле не слышала.
— Ты уверен?! — кричала Мариша. — Да нет! Этого просто не может быть! А я тебе говорю, что не может быть! Проверь лучше! А что еще тебе удалось узнать о ней? Да! Да! Нет, очень интересно. Почему не записываю? Конечно, записываю.
Инна поняла, что подруга ей на помощь приходить не собирается. Слишком увлечена разговором. И кряхтя, начала поднимать себя с пола по частям. Сначала подняла руку с несчастным пакетом, в котором молока оставалось уже лишь на самом донышке. А потом постепенно собрала и всю себя.
Уцепившись за стол, Инна, стеная и охая, принялась изучать повреждения, полученные ею при падении. Господи, как она умудрилась так приложиться? На бедре назревал синяк, на колене красовалась ссадина, а левый локоть, на который пришелся основной удар, мучительно ныл. А все Мариша. Черт бы побрал ее дизайнерские штучки! Кто выкладывает пол в кухне гранитом? Надо же думать, что будет, если на него упадешь!
— Где наш кофе? — положив трубку, осведомилась Мариша.
Из этого Инна сделала вывод, что подруга просто не заметила того, что с ней случилось.
— Ох, Мариша! А я ведь так упала! — простонала она в ответ. — Так упала!
— Да что упала! — воскликнула Мариша. — Куда ты там упала? Вот я тебе скажу кое-что, так ты в самом деле упадешь!
— Что?
— Не было у Этны никаких братьев-сестер!
— Нет? Почему?
— Потому что она сирота. Круглая. Так что ты ошиблась, нет ее на нашей фотографии. Не она там вовсе.
— У Этны не было родственников!?
— Никого у нее не было. Родителей у нее не было! И домика в деревне не было! И лохматого пса на цепи во дворе тоже не было!
— Как же? Но на фотографии девочка и…
— И что? Просто девочка. Не имеющая никакого отношения к Этне!
— А мальчик?
— Не знаю, как там насчет мальчика, — пробурчала Мариша. — Но Артем вчера весь день рылся по разным архивам. И выяснил, что Этна — круглая сирота. Вот так! Подкидыш! Даже бабушек, дедушек или троюродных тетушек у бедной малютки никогда не было! Она воспитывалась в детском доме где-то под Пушкином.
Инна задумалась.
— Но ее могли удочерить.
— Нет, — помотала головой Мариша. — Тогда об этом было бы известно. И Артем бы так и сказал.
— Значит, Этна детдомовская?
— Да. Вот ведь облом! Только появилась ниточка с этими фотографиями, как сразу же оборвалась.
— Мариша, а к каким же родственникам тогда ездила Этна?
— Что?
— Помнишь, ее заместитель нам рассказал, что несколько раз в год Этна исчезает, взяв несколько дней за свой счет, чтобы ухаживать за больными престарелыми родичами.
Мариша раздраженно буркнула:
— Врала. Говорю же тебе, она детдомовская.
— Но знаешь, а я вот тут подумала, все не так уж и плохо. А вдруг Этна сейчас там и прячется?
— Где? У несуществующих родственников?
— Нет, в своем детском доме.
— Ты что? Она же давно выросла!
— Ну и что? Ее там все равно помнят. Да ты сама посуди! Куда ей, бедной сироте, еще деваться? Домой она не может, на квартиру, которую снимала, тоже почему-то не вернулась. В гостиницах, если она боится, что ее будут искать, опасно. Вот и остается последнее убежище! Место, где она выросла.
В предложении подруги было зерно здравого смысла. Мариша была готова признать, что Инна с планами на сегодняшний день угадала.
— Хорошо! — кивнула она. — Попьем кофе и вперед!
— А еще мне бы хорошо какую-нибудь мазь от синяков, — простонала Инна, демонстрируя свои травмы.
Ахнув, Мариша принялась хлопотать над пострадавшей подругой. Порывшись в холодильнике, она обнаружила сразу три подходящих тюбика.
— Вот это косметический гель с бодягой, чтобы синяки рассосались. Вот этот крем с дополнительным тонирующим эффектом, а этот, не знаю, что там такое, но он просто приятно пахнет. Кажется, эту болтушку я по рецепту мамы приготовила. И она тоже от синяков.
И пока подруга умащивала себя кремами, Мариша вскипятила воду, насыпала кофе с сахаром в чашки и честно разделила поровну оставшиеся капли молока.
— А больше у тебя пожевать ничего нет?
— По утрам наедаться вредно. Впрочем, днем и вечером тоже.
Инна грустно пила напиток, который даже отдаленно не напоминал настоящий кофе, но тем не менее все равно был очень вкусен.
— Не знаю, а я бы пожевала чего-нибудь, — повторила она. — У меня всегда на почве стресса наблюдается жуткий аппетит.
— А стресс отчего? Из-за мужа переживаешь?
— И из-за него тоже. Мне кажется, он меня больше не любит.
— А сколько вы уже женаты?
— В следующем году будет десять лет.
— А! Тогда точно не любит!
— Мариша!
— Что, Мариша? Ты сама посуди, разве можно столько лет любить одного и того же человека? Ты-то сама его любишь?
