Галина Романова - Лучший день в году
Он разговаривал с ним как с коллегой, а не как с другом. Он не подшучивал, не прикалывался, не язвил. Он, сволочь, был с ним вежливым и словоохотливым, как диктор Центрального телевидения. И из-за этого Копылов не знал, куда себя девать. И мысли тут же всякие гадкие просочились.
А чего это Степа такой весь из себя уравновешенный?! Со Светой помирился?! Наверняка! Той ночью, когда они столкнулись в пивном баре, он взял такси и наверняка поехал к ней – к своей жене, хотя она и считает себя бывшей. И там…
И там состоялось их примирение. Может, Степка проявил настойчивость или даже агрессию. Копылов слышал – бабам это нравится. Ну, когда мужик берет их силой.
Может, Степка перед ней на коленях простоял остаток ночи, вымаливая прощение и обещая больше не пить ни грамма. Он и не пил, похоже, эти два дня. Морда гладкая, свежая. Никаких мешков под глазами. Гладко выбрит, одежда аккуратно выглажена. Светой?!
– Вообще молчит или как-то объясняет? – настаивал Степка, уставившись на Копылова ясными глазами.
– А что он может объяснить, Степа?! Его камера наружного наблюдения не зафиксировала. Зафиксировала передвижение машины его подружки.
– А подружка тоже молчит?
– А подружка твердит, что во двор заехала пописать!
– Здорово! Не придерешься!
Степа широко и белозубо улыбнулся, за что Копылову тут же захотелось съездить ему по этим самым белым зубам.
– Точно так! К тому же вчера, пока ты наглаживался на работу, – не выдержал, поддел его Копылов, – сюда нагрянули ее папа с мамой сразу с двумя адвокатами, которые мне тут полдня мозг выносили. Я целую лекцию выслушал о нарушении прав человека! И честно, почувствовал себя таким идиотом в кругу высокообразованных людей, что…
– Девица на свободе?
– Так точно, босс! – хищно оскалился Копылов, у которого Степка находился в подчинении. – Ее и не задерживали.
– А пацан?
– Завтра утром выпускают, если не случится ничего из ряда вон выходящего. То есть его не опознает кто-нибудь в том парне, который покидал квартиру Шелестова в ночь убийства.
– А что, все же кто-то кого-то видел?! – делано изумился Степа, хотя прекрасно знал, что убийца вошел и вышел незамеченным.
Копылов промолчал, стиснув меж пальцев простой карандаш. Швырнуть бы им в Степку! Раньше так бы и сделал. Но то – раньше. Это было еще до того, как Копылов влюбился в его жену.
А он влюбился, черт побери! Да еще как! Он последние дни думать ни о ком другом не мог, кроме как о Светлане. А она не позвонила ни разу. Ни домой, ни на работу, ни на мобильник. И он не звонил. Тысячу раз порывался, но останавливался. Вдруг трубку возьмет Степка??
– Значит, парня выпускаем, – шлепнул кончиками пальцев по краю стола Степа. – А записка?
Копылов съездил по его лицу бешеным взглядом. Тот тут же выставил ладони щитом. И добавил:
– Понял!
Не понял, а вспомнил. Записку, адресованную деду, дед же и уничтожил. И улики теперь, хоть и хлипкой, нет. Одни слова, с которыми в суд не пойдешь.
– Слушай, Саня, – задумчиво проговорил Степка, минут десять рассматривая беспорядочный бег облаков за окном – ветер с утра метался по городу, как ненормальный. – А давай-ка подведем совместные итоги?
– Давай.
Копылову чуть легче сделалось дышать, оттого что Степка назвал его Саней. А то с утра пару раз к его имени отчество приплетал.
– Что у нас есть?..
У них были дед с внуком, которым вдруг, по истечении восьми лет после смерти их дочери и матери, захотелось подробностей. Они являются в отделение полиции, но уходят ни с чем. Звонят отцу Кирилла, узнают кое-какие подробности тех давних лет. И, узнав, они едут на адрес Ильи Шелестова. Фотографа, чьи снимки семь лет назад смогли поставить окончательную точку в деле о самоубийстве женщины.
Они приезжают к Илье, но в квартиру не заходят. Просто наводят справки о нем и уезжают. Той же ночью некто вламывается в квартиру к Илье…
– Ну, или просто заходит без стука, – вежливо поправил его Степка, заставив Копылова скрипнуть зубами.
Кто-то заходит к Илье в дом и убивает находившегося там Сопунова Василия. Попутно переворачивает весь дом в поисках чего? Правильно! В поисках тех самых улик, которые в свое время поставили точку в деле о самоубийстве женщины. Ну или чего-то еще. Бутылки водки, к примеру.
Но вышла промашка! Ильи в доме не оказалось, он попал в больницу. Убитый просто оказался не в том месте не в то время. Но убийца же об этом не знал! Он же не знал Илью в лицо. А все заверения пьяного вдрызг мужика, что он не он и хата не его, в расчет не принимаются.
– Будем считать, что это Кирилл, так? – подвел черту под монологом Копылова Степа.
– Да, будем считать, что он, дождавшись, пока дед уснет, вызвал телефонным звонком свою подружку. Запрос оператору мобильной сети уже послан, ждем подтверждения. Подружка его отвезла на адрес. Подождала. И потом они вместе уехали.
– Что говорит в пользу этой версии? – задал вопрос скорее себе, чем ему, Степа. – Первое: уничтоженная записка, где Кирилл буквально признается в том, что был на месте преступления. Второе: запись с магазинной камеры видеонаблюдения, где подружка Кирилла утюжит колесами проезд во двор и обратно. Третье: Кирилл не знал Илью в лицо, значит, запросто мог перепутать его с Сопуновым. И четвертое, хотя это запросто могло быть первым: он одержим идеей найти убийцу матери. Он не верит в ее самоубийство!
– Не верит, – подтвердил Копылов.
И снова, как много лет назад, его кольнула совестливая мыслишка. А вдруг он что-то сделал не так?! Вдруг это было не самоубийство?
– Вдруг у Ильи было что-то еще, кроме того снимка, на котором Алина стоит с веревкой в руках на пороге сарая? – проговорил он вслух. – Вдруг там было продолжение?!
– Я думал об этом, – кивнул Степа. – Не просто же так интерес к его персоне возрос в последние дни! И эта его сестрица… Светка рассказывала мне, что фотограф в последний свой визит угрожал сестре?
– Будто бы.
Копылов стиснул зубы так, что они должны были бы уже раскрошиться, будь молочными.
Светка! Рассказала! Интересное кино! Что она-то могла знать об этой давней истории?! Гладит рубашки мужу и пускай себе гладит. И в чужие дела не лезет!
Но он проглотил, проглотил это молча. Не порадовал Степу язвительным замечанием.
– А что у нас на сестру?
– А на сестру у нас тоже мотив имеется, Степа. Она вышла замуж за мужа своей покойной подруги сразу, как овдовела. А муж этот был еще и компаньоном в их бизнесе.
– Ого! – Степа присвистнул. – То есть, если принять в расчет какой-нибудь злой умысел, получается, что ребята расчищали себе дорогу?
– У мужа самоубийцы железное алиби! У Татьяны, на тот момент Волковой, – тоже. И муж ее потом умер от какой-то болезни. – Копылов повертел в руках простой карандаш, чуть треснувший посередине, когда он сжимал его меж пальцев. – Я не могу понять, что такое мог знать о ней Илья?! Почему он грозил ей? Сказал: бойся меня, Танька, сильно бойся!
– И она испугалась настолько, что убила его? Но она-то своего брата в лицо знает, она бы не ошиблась. И ее теперешний муж – отец Кирилла – тоже знает фотографа. Что получается?
– Получается, что был кто-то еще?
– Ну-у-у…
Степка привычно откинулся на спинку стула, запрокинул голову и, отсвистев гимн всем балбесам – так он называл придуманный им слабо художественный свист, – изрек:
– Если убийца не Кирилл, то тогда был кто-то еще.
– А он и был, Степа! – обрадовался его свисту Копылов: кажется, друг возвращается к жизни. – Во дворе отирался какой-то чел, назвавшийся армейским другом фотографа.
– И?
– Так вот, чела этого никто не запомнил, никто толком не видел – раз!
– А два?
– А два? А два – Илья Шелестов не служил в армии. Я наводил справки. – Копылов в радостном возбуждении швырнул карандаш о стол. – А перед тем как появиться во дворе Шелестова, некто высокий и блондинистый приходил к его бывшей жене и, представившись работником прокуратуры, наводил справки о его адресе.
– Ух ты! – снова присвистнул Степа, резко усаживаясь на стуле ровнехонько. – И какой отдел?
– Бывшая не помнит. То ли Правобережный, то ли Левобережный. Что-то, говорит, связано с берегом. Фамилию сотрудника не помнит. Запомнила только это. И то, что сотрудник ей очень понравился. Симпатичный, говорит.
– Высокий блондин, говорит? – Степка обратил на Копылова задумчивый взгляд. – Тебе это описание никого не напоминает?
– Напоминает, конечно. Я даже к ней сунулся с фотографией Геннадия – отца Кирилла. Но она по этой фотографии его не узнала.
– Да? – Степка явно был разочарован.
– Ты не отчаивайся, Степа, – решил поддержать друга Копылов. И швырнул все же в него карандашом. – Тому снимку восемь лет. Геннадий теперь изменился. Но все же надо бы навестить оба этих отдела. Я ребятам скажу.
– Не надо! – Степка подскочил на месте и в два прыжка очутился у двери, на ходу сдергивая с вешалки свою пижонскую сумку для документов. – Я сам смотаюсь.