Эд Лейси - Охота обреченного волка
- Ха, ты чо ж думаешь, сволота, ты со щенками игру затеял?
- Нет, Боб, я думаю, что этот тебе хватит щенков задирать - ты попробуй-ка на волка выйди...
Он молчал, сверля меня своими ледышками-глазами. Я вдруг перепугался, что он просто уйдет и оставит меня валяться здесь.
- Я бы никогда ничего не распутал, если бы ты, парень, выучился наконец говорить как городской. А то ты до сих пор гундявишь как деревенщина...
Он ударил мне ботинком в ухо. На секунду мне показалось, что мою голову надули как воздушный шарик, но в следующее мгновение я уже оклемался.
- Каждый твой удар, Боб, только повышает цену. Вы с Бокьо сильно просчитались, угрохав Забияку в мясной морозилке - больше так никогда не делайте. А что это вдруг Бокьо опять взялся за старое - убивать стал? Никак ему подвернулось дельце на миллион, и он не смог устоять перед искушением убрать Андерсона собственноручно?
"Подсадной" опять застонал, и Боб вмазал ему револьвером по темени, снова отправив его в глубокий нокаут.
- Я ж те сказал - никаких лехций!
Я слабел. Моя рубашка вся пропиталась кровью. Я понизил голос, точно вот-вот мог потерять сознание, и прошептал:
- Все... в письме... Бокьо, наверное, даже и не подозревал, что у него есть такой родственник... Ланде-мясник. Или Вилли не знал. А потом... вдруг старику Бокьо приспичило угрохать Забияку. Может, он видел этот трюк с морозилкой в кино. Может, кто его надоумил. И вот он начинает искать подходящую мясную лавку с морозильником и... находит её ... прямо под носом - да ещё и владелец ее... родственничек. Бох, он же Бохштейн! Все... в письме... все!
- Ах ты сволота поганая, чево те надо?
- Десять штук, - просипел я.
Боб наклонился надо мной.
- Чево?
- Десять штук, - я чуть не прыснул от смеха: Боб Смит, знаменитый контролер мафии, оказался глухим как тетерев.
Он чуть не споткнулся об мои ноги.
- Десять штук?
- Если я умру... вам крышка, - прокряхтел я.
- Ты чо ж думаешь, мы совсем уроды - отступного те давать, чтоб ты опосля нас тряс?
Я махнул рукой.
- Ну что ж, ну потрясу маленько. Так, по мелочи. Я же понимаю, когда нельзя перегибать палку, - и тут я перешел на бессвязное бормотанье.
- Чево? Громче говори, гад!
Я прошептал что-то совершенно неразборчивое и чуть отодвинул правую ногу вбок. Даже если мне мой трюк не удастся думал я, он меня точно пристрелит.
- Ты громила хренов - ты хоть соображаешь, что я могу тя так уделать, чо ты у меня заговоришь как миленький, а опосля бушь сам просить тя пристрелить, шоб не мучился!
- Пиьсмо... Не забудь про письмо! - произнес я достаточно громко. Отвези меня к врачу... а то я умру!
Он заколебался.
- У... мираю... - забормотал я и напрягся, картинно изобразив содрогание, а сам тем временем ещё дальше отодвинул правую ногу.
Боб склонился ниже.
- Эй! Ты получишь бабки! Эй, слышь? - повторял он ак последний болван. У меня был полный рот крови и из-за этого я говорил булькающим шепотом, похожим на предсмертный хрип.
Смит выпрямился, и я подумал, что переборщил. Но он вытащил из кармана пригоршню долларовых бумажек, наклонился и помахал бумажками перед моим лицом.
- Во, смотри! Вот твои бабки! Слышь? Получишь ты...
Собрав остатки сил, я мощно выброил вперед правую ногу - с привязанным к лодыжке армейским 45-го калибра - и в тот же миг Боб попытался отпрянуть и выпрямиться во весь рост. Грохнул выстрел моего револьвера, который он не выпускал из руки, и пороховое пламя полыхнуло мне прямо в глаза, но нога все же вонзилась ему в правый висок.
Смит покатился на асфальт, а я, ослепенный выстрелом и оглушенный ударной волной, с трудом удерживал равновесие. После короткой вспышки тьма вокруг, казалась, сгустилсь ещё больше, и понадобилось немало времени, чтобы мои глаза вновь стали различать предметы вокруг. Зато боль в плече, куда попала пуля, я почувствовал сразу. Правда, я мог двигать левой рукой, так что рана была не слишком серьезной, но мне пришлось немало попотеть, чтобы встать на ноги. На ногах мне значительно полегчало.
Я схватил фонарик Смита и осветил "бродягу". Кровь залила ему лицо, но он был жив - кровь булькала у него на губах в такт дыханию. Я поспешно выпрямился, потому что у меня снова закружилась голова. Кровотечение было такое сильное, что я уже слышал хлюпанье в ботинках.
Вида собственной крови я не испугался, к тому же у меня ещё были неотложные дела. Я глубоко вздохнул, как штангист перед жимом, и, оттащив бездыханное тело Боба к краю аллеи, посадил его у стены дома, чтобы он мог послужить мне хорошей мишенью. Эта операция едва не лишила меня последних сил, и мне самому пришлось прислониться к стене и немного передохнуть. Меня забавляло все происходящее - и как я неловко волочу ноги и как деловито подготавливаю собственное убийство.
Боб шевельнулся, н я ударил его затылком об стену - аккуратно, чтобы не дай Бог не убить его и не лишить себя собственного приза. Я осветил его фонариком и обыскал. На боку у него висела кобура с пистолетом, второй ствол я нащупал в потайном кармане на рукаве. Ну, там-то он явно припрятал малокалиберную игрушку, из которой он мог бы уложить меня только при удачном выстреле в упор или расстреляв в меня всю обойму. Я не стал трогать нарукавную игрушку, оставив себе шанс быть убитым именно из нее. Деньги, которые он совал мне в нос, лежали у него в кармане пиджака и сам не знаю зачем, я взял несколько сотенных, а потом переложил фонарик в левую руку. Моя левая была вся в крови и, фонарик выскользунув из ладони, шлепнулся на асфальт и погас.
Я стоял в темноте, старясь сохранять равновесие и проклиная свою глупость. И мне и Бобу свет обязательно понадобится. Я наклонился над Бобом и отодрал рукав от его пиджака, потом нашарив в темноте "бродягу", снял с него пиджак и штаны. Из этого тряпья я сложил кучку, а сверху положил деньги. Потом сложил кучку поменьше из скомканных банкнот и поджег их своей зажигалкой. Я положил револьвер Боба и свой "полицейский-специальный" около него - так, чтобы он мог видеть оба, но не смог бы до них дотянуться. Я вытер ладони и, отвязав свой армейский от лодыжки, положил его в карман. Банкноты сгорели дотла. Я прислонился к стене, закрыл глаза и стал ждать.
По прошествии нескольких секунд, показавшихся мне часами, я услышал, как Боб застонал, а потом сел. Я достал зажигалку и поджег лежащие на одежде доллары.
Боб смотрел на меня из-под окровавленных бровей. Половина его лица сильно опухла и посинела. Он как бы невзначай потер лаодонью о бедро и, наверное, улыбнулся, решив, что я прохлопал спрятанный на рукаве ствол. Не знаю, почему но вдруг впервые в моей жизни вид чужой крови и разодранной кожи вызвал у меня приступ тошноты.
Я пошатываясь стоял перед Бобом и держал правую руку на рукоятке спрятанного в кармане армейского автоматического. Вонючее пламя, пожиравшее бумагу и ткань, отбрасывало на нас таинственные кривые тени.
- Ну вот наконец-то мне попалась крупная рыба, - сказал я. - Большой гангстер. Главный контролер мафии. Ты думал, что ты выше закона, выше меня, что у ты сам себе закон. Ты даже по-быстрому разобрался с воришками, которые ограбили Вилли Ланде. Видно, сильно перепугался, что они могли заметить труп Забияки Андерсона у Вилли в морозилке? Но впервые я...
- Деньги! - прохрипел Боб. Похоже, я сломал ему челюсть. - Ты ж деньги взял...
- Кто взял? Болван, нужны мне твои деньги! Да я сейчас тебя так уработаю, я тебе последние мозги вышибу, ты у меня калекой останешься... если выживешь! - Я сам себя не слышал. Я думал, что мне не хотелось и не было нужды избивать этого бандита.
Огонь догорал.
- Я тебя тут и порешу, чтобы ты уж больше никого не мог...
Но Боб и впрямь был молодец: короткое движение левой рукой, которого я бы и не заметил, наверное, если бы не знал о существовании в рукаве потайного кармана, - и вот уже в его правой ладони оказался короткоствольный автоматический пистолетик европейского производства. Может быть, это была только странная игра света и тени, но мне в первый момент показалось, что так блестеть может только латунная игрушка. Однко тут же я почувствовал два коротких укола в живот.
Смит буквально прошипел:
- Сволота! Легаш паршивый! Поганый легаш!
Я двинулся к нему. Вспыхнули ещё две игрушечные молнии, и ещё две иголочки кольнули меня в живот. Теперь я ощутил боль - обжигающую, глубокую.
Я приблизился к нему почти вплотную и позволил всадить в меня две последние пули. Но странное дело, я почувствовал только один укол - этот идиот во второй раз умудрился промазать.
Головокружение и боль внизу живота быстро нарастали, но я все ещё сжимал в кармане свой армейский пистолет. Я шатался как пугало на ветру, дым от сгоревшей одежды жег мне глаза. Но я услышал свои слова:
- Ладно, парень, теперь получай от легаша! - и выстрелл в него сквозь карман пиджака.
Его голова раскололась надвое, и правая половинка крсно кляксой впечаталась в стену. В ушах у меня громыхнул выстрел патрона 45-го калибра - но этот гром мгновенно растаял вдалеке, когда я стал падать навзничь.
