Эстел Томпсон - Фальшивый грош
Отперев дверцу, я бросила сумку на переднее сиденье и скользнула за руль. Глубоко в подсознании что-то встрепенулось, слабенько тренькнул звоночек тревоги.
Я проигнорировала его. Нужно сосредоточиться на том, что делаю. Мотор завелся сходу, и я бросила машину на резкий со скрежетом разворот. Я не любительница особо быстрой езды, но сейчас счет шел буквально на секунды и, подгоняемая срочностью, я лихорадочно набирала скорость. Сердце у меня надсаживалось от боли, что пациент мой — Карл, я никак не могла сосредоточиться только на клинических симптомах.
Но я должна. Его жизнь зависит от моего умения. Нельзя допускать, чтобы на мои руки, разум или диагноз влияли эмоции.
Я успокоюсь, уговаривала я себя, как только я приеду, когда начинаешь работать — все меняется.
Успокоиться… Я еще раз тщательно проанализировала признаки, названные им. И опять что-то шевельнулось в закоулках памяти, что-то царапало, но я никак не могла зацепить мысль. Важность какого-то симптома? Я проглядела что-то… нужно другое лечение?
Да я же читала о подобном случае! Недавно попалась статья. В медицинском журнале? Нет, в популярном. Об обширной аллергии на пенициллин. И симптомы были в точности, как у Карла…
И вдруг меня как жаром опалило, я сдернула ногу с акселератора.
Вот именно! В точности… Чересчур в точности. И развитие событий, как в статье: там у больного тоже несколько лет назад уже случалась слабая реакция на пенициллин, и он тоже принял таблетки, купленные другим, когда у него заболело горло. И течение реакции идентично.
Тут мне раскрылась суть тревожного звоночка: голос Карла, хриплый, напряженный. Он сказал «Сожалею»…
«Сожалею…» Обычно говорят, «прости, что…» Но не Карл. Один из немногих признаков, указывающих, что английский ему не родной. В тот раз, сообщая мне, что меня надо убить, мне тоже хрипло прошептали: «Сожалею»… И с той же интонацией.
Я мчусь в искусно расставленную ловушку?
Свет фар упал на мост — дорога повернула к реке. На подъезде к мосту я тормознула, остановилась.
Дома отсюда не видно, я сидела в машине с включенными фарами, мотор урчал, а я всматривалась так, будто могла разглядеть, что творится в доме. Карл, конечно, один, миссис Уилкис, я знала, уехала в отпуск, а Тед Уиллис с семьей в Авроре, остались смотреть вечернюю программу.
Через десяток минут — если я приму неправильное решение — погибнет Карл… Или я.
Я страстно отпихивала мысль, что он убийца. Но от фактов не увильнешь. Лучше взвесить их, беспристрастно и побыстрее.
А факты таковы: мотив для убийства Элинор — припадок бурной ревности, и, оказывается, был не только мотив, но и возможность совершения убийства. Хотя кроме Карла об этом известно только мне. Что означает — есть у него мотив заставить умолкнуть и меня. Об этом я размышляла тысячу раз и прежде, и ответ, как бы ни был мне ненавистен, и как бы я ни старалась закрывать глаза — получался один: Карл — единственный, другого я не могла придумать, у кого имеется правдоподобная причина желать моей смерти.
Его история о реакции на пенициллин слишком точная копия болезни другого. И он, и тот, кто угрожал мне, оба пользовались старомодной формулой: «Сожалею…»
И все же…
Я оглядела дорогу — хоть бы блеснули еще фары! Будь у меня помощь! Если бы кто-то еще отправился со мной на ферму. Но дорога темная, пустая, да и Виллоубанк почти пуст, так что даже если я вернусь, мне придется потратить самое малое минут десять, чтобы разыскать кого-то, кто поверит, что я не спятила, и согласится сопровождать меня на ферму Шредера, не требуя подробных объяснений, с чего вдруг такая необходимость. А что если Карл и вправду болен? Тогда уж не до поисков защитников…
И тут меня осенило! А Дэнис Палмер! Вот кто поможет мне! Живет он всего в четверти мили отсюда. Утром я встретила его на улице, он еще поинтересовался, планирую ли я знакомство еще с одной стороной деревенской жизни — с ярмаркой. И посетовал, что сам опаздывает с работой в журнал, придется весь день, а то и всю ночь проторчать в проявительской, а то неплохо бы на ярмарке сделать пару снимков скрытой камерой.
Значит, Дэнис должен быть дома. Подъездная дорога к нему хорошая. И он поедет со мной без расспросов и заминок. На Дэниса можно положиться, отсрочка получится всего минуты на две-полторы.
Я довольно резко подала назад, прибавила скорость и снова вылетела на шоссе.
Когда машина рванулась, белый кот Роджерсонов стрельнул чуть ли не из-под передних колес к бровке, явно сбитый с толку и напуганный моим непредвиденным маневром — и благополучно растворился в темноте кустов.
Оголтелость его бешеного прыжка как-то откликнулась в моей душе: может, оттого, что недавно я тоже едва улизнула от смерти. Бедняжка Снежок, мимолетно подумала я, паршиво получилось бы, если б я задавила его, и это после того, как он умудрился спастись в наводнение на реке.
Снежок застрял у меня в мыслях, пока я меняла скорость — успокаивающий предмет, отвлекающий от горячей проблемы минуты. Итак, я уперлась мыслями в кота. До чего все-таки сообразительное животное: исхитрился не потонуть, ухватившись за топляк, дрейфовал, как наблюдал Дэнис, от моста до самого обрыва с веревочной лестницей…
Внезапно я окоченела от ужаса и второй раз дала по тормозам: до меня доехало! В мозгу ослепительной вспышкой полыхнул взрыв! Я снова дала задний ход и, лихорадочно давя на сцепление, развернулась на ограниченном пятачке дороги. Проехала сотню ярдов до моста, тормознула и вывалилась из машины.
При ярком свете полной луны я уставилась на реку и увидела: догадка моя верна!
Дэнис рассказывал, что стоя тут, самолично наблюдал крушение моста, видел Снежка, как кот, доплыв до веревочной лестницы, выкарабкался на безопасный берег. Но… видел он не отсюда! Отсюда лестницы увидеть он никак не мог — мешает излучина. С этого берега ни обрыва, ни лестницы не видно!
Я вспомнила, как стояли тут мы с Биллом, когда мальчик показывал мне город в тот первый мой день в Виллоубанке. Слышала его голос: «Есть тут местечко за излучиной — отсюда не видно — там такой обрыв! Мы по веревочной лестнице лазаем в воду!» Отсюда не видно! Ох, какая же я дура! Дремучая беспамятная дура!
Когда мост рухнул, Дэнис находился на другом берегу! Увлекшись, он вылепил мне затейливую историйку про Снежка. Но позже, припомнив, сообразил, что фактически признался, что убил Элинор! И бросился на меня в атаку, пока я еще не увязала факты…
Застыв в оцепенении, я глядела на реку: как та легко огибает поворот… я понятия не имела, почему Дэнис убил Элинор и сейчас даже и не пыталась угадать. Дэнис Палмер… Имя эхом звенело у меня в голове, словно выкрикивал его кто-то посторонний, снова и снова. Дэнис убил Элинор. А я чуть было сама не бросилась в его руки просить защиты от Карла Шредера!
— Карл! — вслух выдохнула я.
И ошеломительно четко навалилась правда — звонок Карла был подлинный. Он умирает! Карл умирает, а я уже потратила зря сколько? Минуту? Пять? Может, уже слишком много!
Я чуть не упала снова в машину. Напряженная, сосредоточенная, я быстренько переключила скорость, довела до максимальной, переполненная холодной яростью на себя. Еще колебалась — ехать или нет на такой срочный вызов! Поставила безопасность собственной шкуры против безопасности пациента. А еще заявляла, будто люблю Карла, когда же наступила минута испытания, подвела человека.
Но под внешним гневом я была спокойна, руки на руле не дрожали, в отличие от моих панических минут прежде. Я боялась за Карла, боялась сильно, искренне, но теперь срочность утратила оттенок размытости ночного кошмара — с такой я знала, как управляться. Я быстро просчитывала в уме возможные варианты его состояния почти с клинической отстраненностью. Свет в доме, когда я подъехала, горел, машину я поставила на лужайке. Где находится телефон, я помнила точно: на столике в гостиной, рядом с креслом. Я просила Карла оставаться на месте, так что найду его сразу: совершенно очевидно сейчас он уже не в состоянии окликнуть меня.
Взлетев по ступенькам с сумкой в руке, я прямиком бросилась в гостиную, крича на бегу: «Карл! Все в порядке! Я тут!»
Дверь была притворена. Я распахнула ее, ворвалась в комнату и остановилась на всем бегу.
В кресле у телефона, где я ожидала увидеть Карла, его не было. Не лежал он и на полу рядом.
— Карл! — в тревоге закричала я, метнувшись в спальню. Страшная мысль мелькнула у меня в голове: что если он спустился вниз и сел в машину? Или еще того хлеще — отправился за помощью к Уиллисам? И я потеряю драгоценные минуты на его розыски!
Я услышала, как дверь в гостиную, которую я так бесцеремонно распахнула — захлопнулась. И голос Карла — больше не придушенный, не больной и не отчаянный, а очень даже спокойный и насмешливый холодно произнес:
