Инесса Волкова - Идеальная секретарша
– А Климовская – это по мужу или как? – Спросил Максим.
– Или как. – Поджав губы, ответила дама, которая пару минут назад с интересом посматривала на Максима. – Да она сроду замужем не была. Может она и выходила замуж, но уж точно не в Москве. Здесь она была холостячкой. Высокомерная такая – ни с кем не общалась кроме Варвары. А чем гордилась, ума не приложу? Потом, кажется, она в Литву уехала. В Ригу.
– Разве Рига в Литве? – Удивился Максим.
– Не знаю, Варвара говорила, что Климовская собирается переехать в Ригу.
– К тетке. – Добавила первая дама и отвернулась от Максима.
– Наташка, да ты посмотри, легок на помине, – почему-то шопотом сказала женщина, которую звали Тамара и дернула подругу, глазами указывая на мужчину, который с интересом поглядывал в их сторону.
Максим посмотрел в том направлении, куда показывала женщина: за раскидистым вязом стоял его недавний клиент: высокий блондин. А вот это уже наводит на размышление, подумал Максим. Это уже очень и очень интересно… Все так же одет – темный, наглухо застегнутый до подбородка, плащ, элегантная оправа дорогих очков со стеклами «хамелеон», прическа – волосок к волоску. В руках непременный атрибут занятого делами человека – мобильный телефон.
– Этот что ли, стервец? – Желая вызвать дам на дальнейший разговор, улыбнулся Максим. Но они разом замолчали и не проронили больше ни слова, отойдя от него на почтительное расстояние.
Пока Максим разговаривал с дамами и решал вопрос: подойти ли к Анне или выждать, толпа заметно поредела. Но тут он, к своей досаде, заметил, что Климовская – он наконец узнал фамилию Анны, – которая вроде бы сама двинулась к нему, как-то замешкалась и пошла не к нему, а по направлению к боковому выходу – вместе с двумя рослыми мужчинами. Максим подумал, что она хочет проводить родственников покойной Варвары, и хотел было уж идти вслед за ней, чтобы предложить ей свою машину. Однако его опять отвлек все тот же блондин – он быстрыми шагами нагнал двух дам, что стояли несколько минут назад рядом с Максимом, и взял их под руки, отчего они как-то даже вроде бы присели то ли от испуга, то ли от полной неожиданности.
Максим отвернулся, все еще пытаясь отыскать глазами Анну, но ее уже не было видно.
Он бросился к боковым воротам, через которые вошел сам, но и там ее не оказалось. Тогда он не стал возвращаться на главную аллею, а быстро пошел наискосок к центральному выходу, огибая оградки, кресты и надгробья. Когда он вышел за ворота, то увидел уже отъезжающие машины. Анны не было. В какую из машин – а их было четыре – она села, он не видел – их окна были затемнены. Тогда он бросился к своему джипу и какое-то время ехал за ними, но на перекрестке, при выезде на магистраль, машины, идущие впереди, разделились – две поехали направо, две – прямо. И когда вишневая «тойота», не показав сигнала поворота, неожиданно свернула уже с кольцевой, Максим последовал за черным «мерседесом» и вскоре потерял его из виду в тот момент, когда остановил свой джип у красного сигнала светофора, а «мерседес» успел проскочить на желтый. Покрутившись еще немного по городу и не обнаружив черного «мерседеса», Максим выругался и остановился, чтобы позвонить в собственное агентство.
Ему хотелось застать Клементию на работе, да заставить ее покопаться в картотеке и уточнить некоторые данные. Если, конечно, она заносит все то, о чем он ее просит в картотеку, в чем он был совсем не уверен.
Клементия долго не подходила к телефону и это ему не понравилось: да ходит ли эта помощница на работу? Но потом она подняла трубку и голос у нее был испуганный.
– Комиссар? Тут мне такого бандиты натворили! – Всхлипывала она. – Не знаю как и жива осталась – забрали зачем-то картотеку, разбросали папки, а несколько из них забрали с собой. – Тараторила Клементия, которая быстро оправилась от испуга и со скоростью спортивного диктора докладывала о случившемся. – Когда один из них увидел компьютер – я же все-все передвинула тут без вас и он теперь за шкафом, вернее, шкаф перед компьютером, – скороговоркой пояснила она.
– Короче. – Строго сказал Максим.
– Да, да, Теперь у меня вроде бы кабинетик есть. Был вернее, – опять всхлипнула Клементия.
– Так цел компьютер? – Не выдержав, заорал на нее Максим.
– Нет, один бандит разбил телевизор рукояткой пистолета, а другой раздавил ногой клавиатуру. Нет теперь ничего. – Опять заревела Клементия.
– А процессор?
– А что это такое?
– Ну ящик, в который ты суешь дискету. Он под ногами у тебя стоит, под столом? Он то цел?
– А что ему сделается, его ведь просто так не разобъешь. Он ведь железный. Там и стоит, я его еще дальше под стол засунула. И теперь я эту кнопочку, ну эту – включения, могу пальцем ноги включать-выключать. Вот и сегодня – бандиты на порог, а я руки на стол, как они попросили, а правой ногой, вернее, пальцем, на кнопочку.
– Ты что, босиком? – Так ведь ноги на каблуках за весь день устают. – Оживилась Клементия. Вот я без вас и сижу в носочках. Еще коврик такой пушистый под ноги подстелила.
– Молодец, Клементия. А теперь закрой контору и дуй домой. Завтра я привезу тебе новый телевизор и мы с тобой все восстановим. У тебя ведь есть дома вся информация на дискетах?
– Есть. Вы же мне приказали все-все сдублировать, вот я и стараюсь. Для вас, комиссар.
– Молодец. Я тебе присваиваю звание агента. Агент 008.
– А какое звание следующее? – Повеселела Клементия. – Детектив. Ты у меня будешь детективом, Клементия. А теперь отбой – конец связи, агент 008.
То, что рассказала ему Клементия о погроме, он ожидал всегда – работа у него такая, но то, что бандиты оказались не такими уж и крутыми – это его озадачило. Уж если кто-то хотел лишить его информации – а это похоже, – то почему прислал таких придурков, которые разбили монитор, но не тронули процессор – память? Может быть, это простое хулиганство и совсем не связанное с его делами? Скорее всего так оно и есть.
День выдался неудачным, часа через два решил, наконец, «комиссар Мэгре», до этого надеясь, что может быть, Анна позвонит ему сама.
Глава 36
КЛЕМЕНТИЯ, четверг, 25 сентября
С утра Клементия встала в хорошем настроении – вчерашнее служебное «повышение» придало ей бодрости. Вообще-то, она никогда долго не предавалась унынию, хотя бы потому, что так ее учила мама. Она всегда ей говорила: уныние есть смертный грех, а это значит, что ты недовольна собой – творением Божиим. А вот это было совершенной неправдой – Клементия была довольна творением рук Бога. Собой, то есть. Потом она помылась и с удовольствием позавтракала, а затем достала из стола дискеты и сунула в их сумочку. Это были как раз те дискеты, за которые ее вчера похвалил «комиссар», она даже посмотрела на свои плечи – нет ли на них погонов? Но погонов не было, да и то верно, зачем себя обнаруживать – она ведь тайный агент «комиссара». Еще раз кинув взгляд а зеркало, Клементия осталась собой вполне довольна – красива и умна. Так ей мама всегда говорила по утрам. И она отправилась в агентство.
В метро она попыталсь читать.
СРЕДА
Мы расстались с ним врагами из-за какой-то книжки.
Эта мысль присутствовала во мне. До вечера следующего дня. Я знаю, что не книжка виной нашей ссоре, но пока мне хотелось думать именно так. И через день я успокаиваюсь и решаю не воевать с ним из-за какой-то ерунды. Пусть берет ее себе и издает, где хочет и как хочет – меня это уже мало волнует. И пусть считает эту книжку моим последним подарком – я щедрая…. Кажется, я когда-то собиралась отдать ему свою печенку, пусть берет – я великодушная. А что касается моей печенки – вырастет новая. Ведь так было после всех моих неудач. У меня все отрастет – лучше прежнего. Вот только сердце всегда оставалось прежним – раненым, колотым и рваным – оно не заменялось. А жаль, говорю я себе, сердце время от времени надо бы менять – после безответной любви… Чтобы не помнить никого и ничего.
Через три месяца я увидела на прилавке книжного магазина ЕГО книжку. Она неплохо оформлена, но я вижу в ней массу недостатков – своих, разумеется. Очевидно, что он так и не прикоснулся к рукописи. Правда, в начале книги появился дополнительнывй лист – об авторе. О нем. Обо мне, конечно, ни слова. И мне совсем не грустно – мне смешно так, что я хочу поделиться с кем-нибудь. Я звоню подруге и сообщаю ей о книге. Она говорит предельно четко.
– То, что ты – дура, мне известно со студенческих времен. То, что ты – блаженная, тоже не новость. Но то, что ты по-прежнему непрактична, начинает меня раздражать и вынуждает принимать радикальные меры. И так как твоя болезнь зашла слишком далеко и давно неоперабельна, то, разумнее для тебя и полезнее для общества будет следующее – утопить тебя в ведре. Как котенка, у которого так и не прорезались глазки. И это патология. Медицина тут бессильна. Сама ты не способна утопиться в ведре и я могу тебе помочь. – И она начинает меня ругать. Как всегда.
