Алина Егорова - Дар богов
Забывшись, Лена намочила волосы. А ведь она совсем не собиралась мыть голову, потому что с мокрой головой в постель не ляжешь, как Лена собиралась, волосы придется сушить. А сушить их феном она не любила, потому что от горячего воздуха волосы портятся, а еще от шума фена может проснуться Зина. Выйдя из душа в махровом, собственноручно сшитом из старых полотенец халате и с тюрбаном на голове, Лена заглянула в детскую. Девочка сладко спала, раскинувшись на кроватке. «А я сплю на самом краешке, чтобы для Сережи осталось больше места», – отметила Лена.
Сережа! Ну, где же ты ходишь?! Ее вновь одолели горечь и обида. Боевой пыл рассеялся и исчез, и она опять ощутила себя рохлей, готовой мириться со всем, лишь бы вернулось ее тихое семейное счастье. Лена сняла с головы полотенце, протерла им волосы. Слегка клонило в сон. На часах – начало пятого, то ли ночь, то ли утро. За окном уже начал проклевываться рассвет, обещавший весь завтрашний день пустить насмарку и предрекавший темные круги под ее глазами. Лена непроизвольно открыла буфет и потянулась за настойкой. Достала первый попавшийся бокал – низенький, предназначенный скорее для водки, чем для настойки, – и наполнила его до краев.
Алкоголь принес ей некоторое успокоение. Мысли в голове утихли, но горечь на душе осталась. Второй и последующие бокалы ее немного заглушили, но из души горечь не ушла, затаилась в ожидании. Настойка пилась легко и незаметно. Непривыкший к спиртному организм женщины, не вынеся влитой в него дозы, быстро обмяк. Сознание Лены поплыло, и она отключилась.
* * *– Зина! Зиночка! Куда вы ее забираете?!
– Мамааааа! – кричала заплаканная девочка, вырываясь из крепких рук монументального вида тетки. Тетка силилась придать своему лицу ласковое выражение и смягчить голос.
– Не плачь, деточка, все хорошо. Маме надо ехать. А мы пока с тобой поиграем. Пойдем играть? – фальшиво улыбнулась она.
– Маааа! – еще громче зарыдала Зина.
Мама никуда не делась, она, как и прежде, оставалась дома, стояла посреди кухни, все в том же сшитом из махровых полотенец халате и в домашних тапках, надетых на босу ногу. Разве что подол теперь был испачкан пятнами крови. Но кровь в глаза не бросалась, она была почти не видна на коричневом, в бордовых яблоках, халате.
Девочка, как зверушка, ничего не понимала, но безошибочно определила, что пришла беда. В их доме часто бывали гости: папины сослуживцы, мамина подруга тетя Рита, родственники. Одних она видела по разу, других – часто, но в силу возраста не запоминала. Приход гостей Зине всегда был в радость, потому что он означал получение подарков. Никто не являлся с пустыми руками, порадовать ребенка – это святое. Хоть воздушный шарик, хоть конфету они ей вручали. Сегодняшние же гости – несколько незнакомых мужчин, по-хозяйски разгуливающих по квартире, двое соседей-пенсионеров и крупногабаритная тетка, которой приспичило поиграть, – вызывали у Зины тревогу. Они произносили непонятные слова непривычно холодным тоном, ходили по ковру в уличной обуви и почему-то не пускали к ней маму. Мама, со спутанными, прилипшими к мокрому от слез лицу волосами, пыталась прорваться к ней, к Зине, но ее не пускал какой-то высоченный дядя.
К ним сегодня уже приходили гости. Совсем рано, когда она еще спала. Услышав голос отца, Зина вышла навстречу и застыла в дверях; вместо него она обнаружила двоих незнакомых мужчин: одного – крепко сбитого атлета с пшеничными волосами, другой был чуть ниже ростом и выглядел не таким коренастым. Заметив ее, мужчины насторожились.
– Прелестное дитя, – сказал один из них, протягивая татуированную руку к ее голове.
Ей часто приходилось слышать эти слова, и они обычно предвещали какую-нибудь приятность. От них же, от этих двоих, веяло злом. Зина в страхе рванула назад, в свою комнату, нырнула в постель и спряталась под одеяло. Это был ее маленький мирок – теплый, мягкий, пахнущий лавандой и темный. Темноты она не боялась, наоборот, считала ее своей союзницей. В темноте, как в кино, появлялись сказочные герои и делали то, что она хотела: они летали, играли, танцевали. В темноте девочка чувствовала свою безопасность, защищенность от внешнего мира – туда никто не мог проникнуть, чтобы отругать ее или заставить ее собирать игрушки. Накрывшись одеялом, Зина перестала слышать неприятные голоса, на смену которым явились неваляшка и клоун с мыльными пузырями. Они начали играть, унося ее в глубокий сон.
Зина проснулась от шума. Топот ног, хлопки двери, холодок и запах сырости и табачного дыма, тянущийся с лестницы.
– Здесь что? – распахнулась дверь ее комнаты. Незнакомый мужчина, встретившись с ней взглядом, отвел глаза. Зина не поняла, что происходит, она еще не знала, что такое смущение, но почувствовала, что незнакомец смутился. Огромный и сильный, он испугался ее, малявки на тонких ножках. Он поспешил удалиться, прислав себе на смену слоноподобную тетку.
Чуя неладное, не обуваясь, Зина рванула из комнаты. Тетка поспешила за ней и успела ее поймать только в кухне.
– Зинаааа! – услышала она вопль матери.
– Не пускайте ее в гостиную! – прозвучал чей-то баритон. – Там еще не закончили.
Что не закончили в гостиной и почему ей туда нельзя, Зина узнала позже. А пока она всеми силами пыталась прорваться к матери, словно зная, что вновь увидит ее не скоро. Там, на полу гостиной, лежало окровавленное тело отца. Потом, спустя годы, Зина была благодарна следственной группе за то, что они ее не пустили в гостиную.
– Уведите ребенка наконец! – приказал один из «гостей» – тучный седовласый мужчина, несмотря на теплынь, одетый в плащ.
Тетка подхватила Зину на руки и легко, как пушинку, унесла ее в детскую, заперев за собой дверь.
– Доченька!!! – услышала она истошный голос матери и разрыдалась еще громче.
Зина била по толстым ногам свою надзирательницу, не пускавшую ее к маме, и плакала.
До тетки наконец дошел трагизм ситуации, и она больше не лезла к Зине с дурацкой инициативой – поиграть. Она покорно переносила удары слабых детских кулачков, которые были для нее все равно что слону дробина, и молчала, не зная, что сказать.
– Бедное дитя, – произнесла женщина, обращаясь скорее к самой себе, чем к ребенку. – Такая кроха, а все понимает.
Зина внезапно замолчала и прекратила драться. Она посмотрела на тетку совсем не детским, тяжелым взглядом, отчего той стало не по себе.
Апрель. Карелия, поселок Выхино
Узнав от Лидии Феоктистовны о происхождении броши, Иван времени терять не стал. Он быстро нашел на карте Выхино. Этот небольшой северный поселок располагался в очень неудобном с точки зрения транспортного сообщения месте, как говорят про такое у них в тайге – в медвежьем ухе. Чтобы в него попасть, следовало сначала на автобусе добраться от Петрозаводска до райцентра, а уже оттуда – на чем-нибудь – пилить в поселок. Но, с другой стороны, так и должно быть – жертвенники обычно скрываются в укромных, труднодоступных местах, а не на центральной площади мегаполиса воздвигаются. Никакой информации о выхинском капище и о Лысой горке, на которой оно обосновалось, Иван не обнаружил ни в одном издании. И это его тоже порадовало – чем меньше народу знает про клад, тем лучше, значит, есть шанс его найти. В тот же вечер, распрощавшись с Майей, он отправился в дорогу.
До Петрозаводска его быстро и с комфортом доставил на своих дюралевых крыльях аэробус. Самолет развернулся в холодном северном аэропорту и вновь исчез в небе, направившись в обратный рейс до Петербурга. Иван с грустью посмотрел на карту, предвидя нелегкий путь. В райцентр он приехал под вечер, дождливый и неуютный. Иван не представлял, где искать гостиницу и есть ли она тут вообще. Ехать в Выхино на ночь глядя не стоило, и он заночевал на автовокзале в деревянном кресле с противно пахнувшим влажной уборкой бетонным полом, тусклой желтой лампой и пьяными воплями припозднившихся пассажиров. Иван собирался добраться до Выхина на попутке, но в семь утра для посадки подали автобус, как выяснилось, курсировавший два раза в сутки, так что привередничать было бы нерационально.
Выхино порадовало глаз отсутствием грязи и немногочисленностью домов. Опять же, в его деликатном деле чем меньше народу вокруг, тем лучше. Иван рассчитывал снять комнату у местных жителей, а чтобы не вызывать подозрений, он заранее позаботился о легенде – приобрел планшет и карандаши. Иван счел, что прикинуться художником – лучше всего, а то, что он рисовал как курица лапой, значения не имело – нынче в изобразительном искусстве есть такие направления, в которых чем корявее руки у творца, тем он считается талантливее.
Иван зашел наугад в первый приглянувшийся двор – и не ошибся. У Лариных ему понравилось. Их скромно обставленный дом подкупал уютом и душевностью, которую создали проживавшие в нем женщины. Все было сделано с любовью: подобрана по цвету посуда и скатерти, уже выгоревшие на солнце, но красивые занавески с кружевом по краям и особенно – покрывала из лоскутков. Непередаваемо восхитительные, сшитые с воодушевлением. Разные, как разные миры на разных планетах, как путешествия в разные страны. Здесь были и восточные узоры, и шотландская клетка, и деревенский горох. Ткани, каких уже не сыщешь: вельветы – крупные и мелкие, парча, отрезы шерсти диковинных фактур – видно, хозяйка собирала их много лет. Иван любил такие рукотворные вещи. Они радовали глаз и создавали особую атмосферу домашнего очага. Он искренне похвалил хозяйку, от чего та заулыбалась, и глаза ее посветлели.
