Владимир Константинов - Город
- Немедля арестовать сукиных детей и пытать, пытать, пытать. Жечь каленым железом, рвать на части, чтобы они мечтали о смерти, как о манне небесной.
- Слушаюсь! - Грязнов-Водкин по-военному щелкнул каблуками.
- Да подключите к аресту нечистую силу. А то я на этого дурака, шефа полиции, не расчитываю. Его агенты от безделья совсем, понимаете ли, разучились работать.
- Слушаюсь! - вновь щелкнул каблуками премьер.
- А ты что выкаблучиваешь? Ты жа не адъютант какой-нибудь, а премьер, человек солидный?
- Армию вдруг вспомнил, Наимудрейший, - смущенно ответил Грязнов-Водкин.
- Армию? - Пантокрин внимательно, оценивающе посмотрел на премьер-министра. - А что, Петя, может мне тебя действительно направить укреплять армию, а? Будешь командовать моей гвардией? Ты как на это смотришь?
Лицо премьера в одно мгновение стало землистым, а породистые щеки обвисли словно у собаки-боксера.
- З-за что, В-ваша Г-гениальность?! - жалобно пролепетал он.
- Да пошутил я, пошутил. Успокойся. Правитель что, не человек что ли, не может пошутить?
- От такой шутки можно и инфаркт получить.
- Как жа, получите вы. У вас кожа толстая как у слона. Скорее вы меня в гроб загоните такой работой. Шпиона завтра в девять ко мне на допрос.
- Хорошо, Наисветлейший, - поклонился премьер. - Нам его к вашей встрече "подготовить".
- Конечно-конечно. И не церемонтесь. Суперагентша доставлена?
- Ждет в соседней комнате.
- Действуйте, Петр Антонович. До свидания! А её пусть введут.
- До свидания, Великий!
Когда Пантокрин её увидел, то его большое, измученное национальным напитком "Косорыловкой" сердце бурно забилось, как в молодые годы, а изуродованные артериосклерозом вены едва справлялись с хлынувшими по ним потоками крови. Ах, Кулинашенский! Ах, лис! Как же ему удавалось скрывать этакое чудо?! Глядя на суперагента Татьяну, он впервые пожалел, что дал когда-то клятвенное обещание не иметь более одной жены. Ляпнул он это во время предвыборной кампании, а потом, идиот, постоянно ставил себе это в заслугу. И вот сейчас очень об этом пожалел. Правда, у него был целый гарем куклявок. Но они ни в счет. Они и созданы для услады мужчин. Женщину в гарем не возмешь, ей нужно большее. Да и закон, который он сам же утверждал, запрещает это делать. Закон можно конечно и отметить, но как быть с этой синеокой красавицей? Она вряд ли согласиться стать наложницей. И дернуло же его за язык ляпнуть тогда этакое! Ведь при его должности он мог иметь десять жен. А может быть отравить к шутам эту старую клячу Фаину? Больно возомнила о себе в последнее время, стала слишком сварливой. Эта мысль показалась правителю очень удачной и он заметно повеселел. Да, такой красавице, как Татьяна, не нужны конкурентки. Нет. Она одна должна восседать на троне рядом с ним, оттенять красотой его исключительность и гениальность. И он совсем повеселел, считая уже вопрос своей женитьбы на Татьяне решенным окончательно. Отравить жену и все что с этим связано, похороны там, поминальные торжества было делом двух-трех дней, не больше. Пантокрин даже не мог предположить, что Татьяна может не согласиться выйти за него замуж. Такого в его городе просто не могло быть.
Татьяна в сопровождении полицейского прошла к столу правителя и спокойно села в кресло за стол для заседаний. Села в то время когда правитель продолжал стоять, с изумлением её рассматривая! Уже один этот факт вопиющего непочтения мог стоить ей жизни. У полицейского отвалилась челюсть. Он попытался поднять девушку, но правитель величественным жестом остановил его, сказал:
- Оставьте нас.
Полицейский пулей вылетел из кабинета. Девушка выглядела внешне спокойной, собранной. Но Пантокрин прекрасно понимал, что скрывается за её этим спокойствием, как натянуты у неё сейчас нервы, как ненавидит она его в эту минуту. По-всему, она была действительно классным агентом. Как же она попалась на удочку шпиону? Того можно поздравить с прекрасным уловом. Редко кому удается поймать такую вот "золотую рыбку". Девушку необходимо было расположить к себе.
- А вы смелая девушка, - сказал Пантокрин, отечески улыбаясь. Он сел в кресло, придвинул к себе коробку с сигарами, открыл, достал одну из них, прикурил.
- Настоящие джентльмены прежде чем закурить спрашивают разрешения у дамы, - сказала она.
Это была неслыханная дерзость. Татьяна будто сознательно нарывалась на неприятность, испытывала судьбу. Такое могла себе позволить лишь Фаина, да и то в лучшие для неё годы. Но своей дерзостью девушка ещё более понравилась правителю, распалила его воображение. Он уже видел её однажды обнаженной по манитору. Но тогда изображение было слишком нечетким и по-существу ничего не разглядел. Как бы он хотел восполнить этот пробел. Он нахлынувшего на него желания у него даже закружилась голова. Он удивлялся себе. Такого с ним прежде никогда не было. Даже с Фаиной, хотя ему когда-то казалось, что он её любил. Нет, то была не любовь. Любовь вот она, пришла к нему на склоне дней. И он был не в силах ей сопротивляться. Он все сделает, чтобы эта девушка стала его женой. Ничего для этого не пожалеет.
- Ах, простите меня пожалуйста за подобную бестактность! - вокликнул он, торопливо гася сигару в пепельнице. - Виной всему события последних дней. Они совсем выбили меня из колеи. Я стал таким рассеянным. Еще раз прошу прощения!
Она ничего не ответила, а лишь многозначительно умехнулась. А Пантокрин к её допросу уже потерял всякий интерес. Для него теперь уже ничего не имело значения. Если бы даже она сама была шпионкой Остального мира, он все равно просил бы у неё руки.
Заметив на её правом предплечье синяк, он озабоченно спросил:
- Вас что, били?!
- Будто это является для вас новостью?! - насмешливо ответила она вопросом.
- Ну конечно же, уверяю вас! Я ведь даже издал указ, запрещающий пытки.
- Но вы ведь сами прекрасно знаете, что ваши многочисленные указы никем не выполняются. Они даже не читаются. Мне кажется они пишутся лишь для статистов, чтобы создать вам имидж справедливого отца нации.
- Как вы ко мне несправедливы! Как несправедливы! Вы очевидно наслушались сплетен нехороших людей обо мне. Но уверяю, вы глубоко заблуждаетесь. И я сейчас попробую вам это доказать. Кто вас пытал? По чьему приказу? Я тут же отдам этих мерзавцев, этих негодяев под суд.
Пантокрину очень хотелось понравиться девушке. Голос его был нежным и искренним. Но она все ещё ему не верила. Он видел это по её глазам.
- Перестаньте ломать здесь передо мной комедию! - с вызовом сказала она. Очень обидно сказала.
Пантокрин встал, вышел из-за стола и сел напротив девушки, отечески накрыл её сцеленные руки своей ладонью.
- Вы ошибаетесь, Таня. Поверьте, я искренне хочу стать вам другом.
- Ах, оставьте! - с раздражением проговорила Татьяна, выдергивая руки из-под ладони правителя.
И он понял, что любовь его будет трудной. Но он верил в успех. Просто нужно будет приложить чуть больше усилий. Только и всего. То, чего хотел, он всегда добивался. Так будет и на этот раз.
3. У Березина.
По убогой, грязной, обшарпанной лестнице Орлов поднялся на пятый этаж и постучал в пятьдесят шестую квартиру.
- Входите. Не заперто, - послышался из-за двери сухой старческий голос.
Григорий толкнул дверь. Она открылась. Войдя в коридор, увидел прямо перед собой белого как лунь небольшого росточка старика с махровым полотенцем в руках. Вероятно он вышел из ванны. умные карие глаза его глядели на Орлова с любопытством.
- Здравствуйте, Роман Маркович!
- Здравствуйте. Но, простите, не имею чести...
- Мне посоветовали к вам обратиться, - перебил его Григорий.
- Вот оно что! - удивился Березин. - Я вас слушаю.
- Видите ли, дело в том, что я "шпион".
- Кто, кто?! - его глаза стали совсем веселыми.
- "Шпион". Во всяком случае, так считают в вашем городе.
- Так-так, очень интересно! Неужто тот самый, наделавший столько шума в городе?! Невероятно! Среди обывателей о вас ходят просто фантастические слухи.
Широким жестом он пригласил Орлова в небольшую, скромно обставленную комнату. Они сели на видавший виды диван.
- Все это глупость несусветная, Роман Маркович.
- Не понял?
И Григорий поведал Березину свою одиссею. Тот молча выслушал и после небольшой паузы сказал:
- Я вам верю. Но все это ничего не значит. Пантокрину лукавому нужно, чтобы вы били шпионом и вы им будете.
- Нечто подобное я уже слышал.
- Вот как?! И от кого же, позвольте полюбопытствовать?
- От кота Тимки, философа и горького пьяницы, младшего агента тайной полиции.
- А я его знаю, - отчего-то обрадовался Березин. - Весьма любопытный кот. Весьма. Умнее многих, если не большинства идиотов, населяющих этот Пантокринов гадюшник.
- Похоже, что вы не очень-то жалуете правителя.
- А как я должен относиться к мерзавцу и негодяю? Как он того заслуживает. Верно?
