Арнальд Индридасон - Голос
— И эти деньги, естественно, исчезли, когда вы нашли его.
— Да.
— Мне пора.
Заметив, что Марион уже на ногах, Эрленд встал.
— Я теперь полдня еле протягиваю. Падаю от усталости. Как дела у твоей дочери?
— У Евы? Не знаю. Думаю, так себе.
— Тебе бы побыть с ней на праздники.
— Да, наверное.
— А как на любовном фронте?
— Отстань со своим любовным фронтом, — огрызнулся Эрленд, подумав о Вальгерд. Ему очень хотелось позвонить ей, но он никак не мог собраться с духом. Что он скажет? Как соединить ее со своим прошлым? Каким боком его жизнь может ее касаться? Что за вздор — приглашать ее в ресторан! Он сам не понимал, что на него нашло.
— Сдается мне, ты ужинал здесь с какой-то женщиной. Тысячу лет такого не случалось, насколько мне известно.
— Кто тебе донес? — спросил Эрленд, как громом пораженный.
— Что это за женщина? — Допрос продолжался как ни в чем не бывало. — Мне сказали, что она красивая.
— Никакой женщины, — рявкнул Эрленд и пулей вылетел из ресторана.
Как Марион Брим провожает его взглядом и медленно идет к выходу из отеля, усмехаясь себе под нос, он уже не видел.
По дороге в вестибюль Эрленд размышлял, как бы поделикатнее обсудить вопрос о воровстве с шеф-поваром. Но Марион разозлить умеет: как только Эрленду удалось увести повара в угол кухни, все его приличные манеры улетучились без следа.
— Воруем? — выпалил он без обиняков. — Все до единого, кто здесь пасется? Тащим все, что не привинчено к полу?
Шеф-повар уставился на Эрленда:
— О чем это вы?
— Я толкую о том, что, может быть, Деда Мороза прикончили из-за того, что он пронюхал о масштабном воровстве в отеле. Возможно, его пришили из-за того, что он знал, кто стоит за этим. Вы проскользнули в подвал и закололи его, чтобы он никому ничего не сболтнул. Как вам такая версия? И мимоходом грабанули его.
Шеф-повар не сводил с Эрленда ошеломленного взгляда.
— Чокнутый! — выдавил он наконец.
— Ну, так вы тырите продукты с кухни?
— С кем это вы поговорили? — серьезно спросил повар. — Кто вам лапши на уши навешал? Кто-то из местных?
— Вы сдали анализ слюны?
— Кто вам наплел такое?
— Почему вы отказывались открыть рот для анализа?
— Успокойтесь, анализ у меня взяли. Вы полный идиот, вот что я вам скажу. Брать слюну на анализ у всех, кто работает в отеле! Зачем? Выставить нас всех на посмешище?! А потом еще являетесь сюда и называете меня вором. Да я даже кочана капусты не унес с кухни! Ни разу! Кто оболгал меня?
— Если Дед Мороз узнал о вас нелицеприятные вещи, допустим, что вы подворовываете, могло так статься, что он принуждал вас оказывать ему кое-какие услуги, например, со…
— Заткнись! — заорал повар. — Это сутенер меня грязью облил?!
Казалось, он вот-вот набросится на Эрленда, уже придвинулся так близко, что их лица почти соприкасались. Его поварской колпак съехал на лоб, и полицейский смотрел на него снизу вверх.
— Так это был чертов сутенер? — шипел повар.
— Какой такой сутенер?
— Э-т-а-ж-и-р-н-а-я-г-а-д-и-н-а-д-и-р-е-к-т-о-р-о-т-е-л-я, — процедил повар сквозь зубы, не разделяя слов.
У Эрленда в кармане зазвонил телефон. Они смотрели друг другу в глаза — ни один не желал отступать первым. Наконец Эрленд достал телефон. Повар отпрянул, взбешенный до предела.
На проводе был начальник отдела криминалистики.
— Звоню по поводу слюны на презервативе, — сказал он.
— Ага, — обрадовался Эрленд. — Вам удалось определить хозяина?
— Нет, до этого еще далеко. С другой стороны, мы подробнее изучили состав слюны с презерватива и, помимо прочего, обнаружили наличие в ней табака.
— Табак? Ты говоришь о курительном табаке?
— Нет, скорее о прессованном, — сказали в телефоне.
— В смысле?
— Химическая смесь. Раньше его можно было найти в табачных лавках, а сейчас — не знаю. Возможно, в киосках, только я не уверен, разрешено ли до сих пор его продавать. Нужно это выяснить. Табак закладывают за губу, либо целиком, либо щепотками. Да ты наверняка о таком слышал.
Повар ударил ногой по дверце шкафчика и излил поток ругательств.
— А-а, ты говоришь о жевательном табаке, — дошло наконец до Эрленда. — В образце слюны с презерватива обнаружился жевательный табак, так?
— Точно, — подтвердил криминалист.
— И что это значит?
— Тот, кто был с Дедом Морозом, жует табак.
— Что мы можем отсюда извлечь?
— Ничего. Пока ничего. Просто хотел сообщить тебе об этом. И еще. Ты интересовался уровнем кортизола в слюне.
— И?..
— Немного. На самом деле в пределах нормы.
— О чем это говорит? О том, что обстановка была спокойная?
— Если уровень кортизола высок, значит, повышено кровяное давление вследствие напряжения или стресса. Тот, кто находился с убитым, был совершенно спокоен. Никакого стресса, никакого напряжения. Возможно, он дал себе слово ничего не бояться.
— До тех пор, пока чего-нибудь не произойдет, — добавил Эрленд.
— Да, пока чего-нибудь не произойдет, — подтвердил криминалист.
Эрленд попрощался с коллегой и убрал телефон в карман. Повар по-прежнему стоял и смотрел на него.
— Вы не знаете, кто тут в отеле пользуется жевательным табаком? — спросил он.
— Хватить нести чушь! — завопил повар.
Эрленд сделал глубокий вздох, закрыл лицо руками и устало помассировал его. Вдруг он представил пожелтевшие от табака зубы Генри Уопшота.
20
У стойки регистрации Эрленд спросил, где можно найти директора, и узнал, что того нет в отеле. Шеф-повар отказался дать объяснения по поводу якобы сутенерства э-т-о-й-ж-и-р-н-о-й-г-а-д-и-н-ы-д-и-р-е-к-т-о-р-а-о-т-е-л-я. Эрленду редко попадались вспыльчивые люди, и он вдруг понял, что в запале повар ляпнул лишнее, о чем не собирался говорить. Но на этот раз следователю не удалось вытянуть из него большего. Тот только огрызался и отшучивался, тем более что на кухне он был на своей территории. Для того чтобы немного уравнять позиции и, главным образом, чтобы еще больше разжечь злобу повара, Эрленд решил вызвать на подмогу четырех полицейских: пусть явятся в отель, препроводят строптивца к машине и отвезут на допрос в участок на Окружной улице. Некоторое время он обдумывал эту идею, но потом отложил ее до следующего раза.
Вместо этого детектив поднялся в номер Генри Уопшота и снял полицейскую печать с двери. Техники проследили за тем, чтобы ни один предмет не был сдвинут. Эрленд долго стоял без движения на одном месте, осматриваясь. Он искал какой-нибудь намек на упаковку от жевательного табака.
Номер был двухместный, с двумя кроватями, и обе были использованы, как будто Уопшот спал и в той, и в другой или принимал у себя ночных гостей. На одном столике стоял проигрыватель для пластинок, подключенный к усилителю и двум динамикам, на другом — четырнадцатидюймовый телевизор и видеомагнитофон. Рядом лежали две кассеты. Эрленд вставил одну из них в магнитофон и включил телевизор, но, как только появилось изображение, тут же выключил. Осп была права насчет порнографии.
Эрленд вытянул ящики прикроватной тумбочки и внимательно изучил содержимое дорожной сумки Уопшота. Осмотрел платяной шкаф, заглянул в ванную комнату, но никаких признаков жевательного табака не нашел. Окинул взглядом помойное ведро. Там было пусто.
— Элинборг права, — сказал Сигурд Оли, неожиданно возникший в комнате.
Эрленд обернулся:
— В каком смысле?
— Британцы наконец прислали информацию. — Сигурд Оли огляделся вокруг.
— Я ищу жевательный табак, — объяснил Эрленд. — Криминалисты нашли что-то такое на презервативе.
— Я догадываюсь, почему он не захотел связываться ни со своим посольством, ни с адвокатом и надеялся, что пронесет, — продолжал Сигурд Оли и изложил сведения о коллекционере пластинок, полученные от британской полиции.
Генри Уопшот, холостой и бездетный, родился незадолго до Второй мировой войны, в 1938 году, в Лондоне. Семейству его отца принадлежало несколько дорогостоящих объектов недвижимости в центре города. Некоторые из них были разрушены во время войны, но потом восстановлены под качественное жилье и офисные помещения, что обеспечивало значительный доход. Уопшоту никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Он был единственным ребенком и учился в лучших школах, в Итоне и Оксфорде, но университет не окончил. После смерти отца Генри взял на себя руководство семейным бизнесом, но, в отличие от старика, его мало интересовали сделки с недвижимостью, и вскоре он уже посещал только важнейшие собрания, а там и вовсе перестал этим заниматься и передал ведение дел в руки своих управляющих.
Уопшот жил в родительском доме. Соседям он казался эксцентричным холостяком, дружелюбным и вежливым, но своеобразным, скрытным и не сующим нос в чужие дела. Единственный его интерес заключался в собирании пластинок, которыми он заполнил свое жилище. Пластинки он покупал у наследников или на развалах. Уопшот много путешествовал ради приумножения своей коллекции и утверждал, что является обладателем самого большого собрания пластинок во всей Великобритании.
