Камилла Лэкберг - Ангелотворец
— Поплачь.
Он не мог придумать ничего лучше этого клише. Да и что можно сказать в такой ситуации? Разве слова имеют какое-то значение? Скорее всего, его молодой друг вообще их сейчас не воспринимает.
— Ты что-нибудь ел? — спросил он на всякий случай.
Всхлипнув, его напарник вытер нос рукавом халата и покачал головой:
— Я не голоден.
— Не важно. Тебе нужно есть.
Патрик открыл дверцу холодильника. Тот был забит до краев, но вряд ли Мартин сейчас в состоянии съесть полноценный обед. Хедстрём достал масло, сыр и хлеб и сделал бутерброды. Больше в Мартина все равно не впихнуть. Подумав, сделал бутерброд и себе. Есть вдвоем всегда веселее, чем одному.
— Рассказывай! — велел он товарищу после того, как тот съел первый бутерброд и щеки его порозовели.
Запинаясь, Молин поведал ему, как узнал, что у Пии рак, и какой шок испытал, когда понял, что лечение, скорее всего, ей не поможет.
— Когда она вернется домой?
— На следующей неделе, наверное. Я точно не знаю. Я не…
Мартин стыдливо опустил глаза. Рука с бутербродом дрогнула.
— Ты с ними не говорил? Ты вообще навещал Пию в больнице?
Хедстрём попытался скрыть укоризну в голосе. Критика — последнее, что сейчас нужно его коллеге. Патрик чувствовал, что понимает его. Ему много раз доводилось видеть людей в состоянии шока. Те же скованные движения, тот же потухший взгляд.
— Я приготовлю чай, — сказал он, не дожидаясь ответа. — Или ты предпочитаешь кофе?
— Кофе! — ответил Мартин, усиленно жуя бутерброд. Видно было, что ему сложно глотать.
Патрик тут же подал ему стакан воды.
— На, запей. Кофе сейчас будет.
— Я не был у нее, — признался его друг.
— Неудивительно. У тебя шок, — отозвался Хедстрём.
— Я предал ее. Именно тогда, когда она больше всего во мне нуждается. И Туву. Я сдал ее на руки бабушке. — Чтобы не зарыдать, Мартин сделал глубокий вдох и продолжил: — Не понимаю, как Пия нашла в себе силы. Она звонила мне пару раз, волновалась за меня. Как такое может быть? Она проходит облучение, получает уколы и черт знает что еще. Ей больно и страшно, а она находит в себе силы беспокоиться обо мне!
— Это нормально, — ответил Патрик. — Вот что мы сделаем. Ты иди прими душ и побрейся. А я приготовлю кофе.
— Нет, я… — начал было Молин, но друг остановил его:
— Или ты идешь в душ, или я сам тебя помою. Как ты понимаешь, я предпочел бы избежать такого зрелища. Думаю, ты тоже.
Его напарник против воли расхохотался:
— Я тебя к себе и близко с мылом не подпущу!
— Вот и хорошо.
Патрик начал искать кружки в шкафу. За его спиной Мартин направился в ванную. Через десять минут в кухне показался совсем другой человек.
— Вот теперь я тебя узнаю, — сказал Хедстрём, наливая кофе.
— Мне лучше, спасибо, — откликнулся его коллега.
Вид у него по-прежнему был ужасный, но в глазах, по крайней мере, появилась жизнь. Влажные рыжие волосы стояли торчком. Теперь этот человек напоминал Патрику Калле Блумквиста. [14]
— У меня есть предложение, — сообщил ему Хедстрём, у которого было время все обдумать, пока Мартин был в ду́ше. — Тебе нужно поддержать Пию. И тебе нужно заботиться о Туве. Возьми отпуск. А мы постараемся продлевать его как можно дольше.
— Но у меня осталось только три недели отпуска.
— Все образуется, — ответил Патрик. — Не думай об этом.
Мартин кивнул. А у его друга перед глазами возникла картина аварии, в которую несколько лет назад попала Эрика. На месте Молина мог оказаться и он. Тогда Патрик чуть не потерял все.
Всю ночь Эрика лежала без сна и думала. Отправив Патрика на работу, она присела на веранде, предоставив детям самим развлекать себя, чтобы в тишине и покое собраться с мыслями. Она обожала вид на море и каждый раз, любуясь морским пейзажем, благодарила небо за то, что ей удалось сохранить родительский дом и что теперь в нем могут расти ее дети. Солнце и ветер сильно портили дерево, и дому постоянно требовался ремонт, но они с мужем наконец-то могли себе это позволить. В течение многих лет им приходилось туго, но теперь книги начали приносить хороший доход. Так приятно было не волноваться из-за прорех в бюджете — если вдруг протечет крыша или нужно будет подновить фасад. Финансовая независимость давала ощущение стабильности. А ведь многие могли о ней только мечтать, Эрике это было прекрасно известно. Трудно жить, когда денег постоянно не хватает и когда не знаешь, что ждет тебя завтра. А когда все идет плохо и работы нет, хочется найти виноватого. Отчасти именно это стало причиной успехов «Друзей Швеции». Со дня встречи с Йоном Хольмом женщина постоянно размышляла о нем и его идеях. Она ожидала увидеть неприятную личность, открыто защищающую свои взгляды, но вместо этого встретила по-настоящему опасного человека. Человека, прекрасно владеющего речью, внушающего доверие, умеющего давать простые ответы на сложные вопросы. Этот мужчина сумеет найти виноватого во всех проблемах шведов и сделать так, чтобы тот исчез. Писательница поежилась. Она была убеждена в том, что Йон что-то скрывает. Может, это имеет отношение к событиям на Валё, но, может, и нет. Но Эрика сможет это выяснить. Нужно только решить, с кем еще ей нужно поговорить. И тут женщину осенило.
— Дети, мы поедем кататься на машине! — крикнула она в дом, откуда тут же раздались радостные вопли; все трое малышей просто обожали кататься. — Мама только сделает один звонок, а вы пока одевайтесь. Майя, надевай туфли, а я помогу Антону и Ноэлю.
— Я тоже могу им помочь, — сказала девочка, хватая братиков за руки.
Эрика улыбнулась. Майя была настоящей маленькой мамой.
Через полчаса они уже ехали в автомобиле по дороге в Уддевалу. Эрика позвонила, чтобы убедиться, что Шель на работе: ей не хотелось таскать детей взад-вперед понапрасну. Она даже думала поговорить с журналистом по телефону, но потом решила, что он должен увидеть записку собственными глазами. Всю дорогу до Уддевалы они распевали детские песенки, так что Эрика совсем охрипла. Шель лично вышел встречать их в приемную.
— Ой, да тут все семейство! — воскликнул он при виде трех шумных малышей.
Рингхольм обнял гостью, оцарапав ей щеку грубой щетиной. Эрика улыбнулась. Она действительно была рада видеть старого приятеля. Они познакомились несколько лет назад, когда выяснилось, что покойная мать Эрики Элси и отец Шеля были близки во время Второй мировой войны. Шель оказался приятным человеком, и Эрика с Патриком глубоко уважали его как журналиста.
— Не с кем было оставить, — вздохнула писательница.
— Ничего. Всегда рад вас видеть, — улыбнулся Шель и обратился к детям: — Думаю, у меня в корзине есть игрушки. Вы можете поиграть, пока мы с мамой разговариваем.
— Игрушки?
Застенчивости у всех троих как не бывало. Майя бросилась за журналистом исследовать содержимое обещанной корзины.
— Вот она, но тут, оказывается, только мелки и бумага, — констатировал Рингхольм, вываливая содержимое на пол.
— Я не могу гарантировать, что на полу не останется следов. Они еще плохо умеют придерживать бумагу, — предупредила его Эрика.
— Думаешь, пара пятен сильно изменит ситуацию? — пошутил Шель, показывая на ковер. Его подруга глянула вниз и поняла, что он прав.
— Я вчера встречалась с Йоном Хольмом, — начала она.
Корреспондент удивленно посмотрел на гостью.
— Ну и как впечатление?
— Очарователен и чертовски опасен.
— Согласен. В юности он входил в самые опасные группировки среди скинхедов. Это там он познакомился со своей будущей женой.
— Сложно представить его бритоголовым.
Эрика повернулась, чтобы проверить, все ли в порядке у детей, но пока они вели себя безупречно.
— Да, он здорово потрудился над своим имиджем. Но, по моим сведениям, убеждения его остались прежними. Эти парни с годами становятся только умнее и хитрее и лучше притворяются.
— А судимости?
— Нет, его никогда ни на чем не ловили, хотя он бывал близок к этому. Тем не менее я уверен в том, что он натворил немало зла, пока маршировал с нацистами. Но это полностью его заслуга, что партия сегодня сидит в правительстве.
— Почему его?
— Он гениально использовал раскол между разными группами, возникший в партии после школьного пожара в Уппсале.
— Когда осудили трех нацистов? — припомнила заголовки газет Эрика.
— Именно так. После того происшествия интерес прессы к партии резко возрос. Полиция тоже не спускала с них глаз. И тогда на сцену вышел Йон. Он собрал самых толковых людей из разных групп и предложил им сотрудничать. Так «Друзья Швеции» стали главной группой в партии. Затем он несколько лет потратил на то, чтобы — по крайней мере, внешне — почистить ее ряды. Это он придумал слоган про возвращение к корням. Благодаря ему они смогли позиционировать себя как рабочую партию.
