Наталья Александрова - Крест командора
Второй двор оказался гораздо меньше, тут не было ни деревьев, ни лавочек, только ржавел остов разбитых «жигулей» да два драных кота выясняли отношения. На капоте «жигулей» сидела тощая серая кошечка. Она судорожно умывалась, делая вид, что разборки котов не имеют к ней никакого отношения.
Третий двор был еще меньше. В нем уже не поместилось ничего, кроме пары мусорных баков. Именно там, за баками, Полина увидела полуоткрытую дверь, про которую, по всей видимости, говорил владелец таксы. Она криво висела на ржавых петлях и грозила вовсе отвалиться. За нею начиналась лестница, на редкость узкая, крутая и грязная. Кроме того, удивительно темная, вполне соответствуя характерному названию «черный ход».
Полина начала восхождение.
Первые три этажа преодолела без особого труда, к четвертому начала выдыхаться, на пятом вынуждена была сделать небольшую передышку.
На ступеньках между пятым и шестым этажами сидел мужчина в ватнике, офицерских брюках и резиновых галошах на босу ногу. Уставившись на Полину совершенно пьяным взором, он потряс головой и проговорил заплетающимся языком:
– Ты… ик… кто? Ты к-куда? Чужие здесь не ходят! Говори чес-сно: ты человек или глю… галлюцинация?
– Галлюцинация, – ответила Полина, осторожно обходя аборигена.
– А… Ну, тогда ладно, – успокоился тот и подвинулся, пропуская Полину.
После шестого этажа лестница стала еще уже и круче.
«Снова гадание правильным оказалось, – усмехнулась про себя Полина, – были картины, а вот и лестница…»
Полина думала, что ее восхождение подходит к концу, поскольку с улицы дом выглядел семиэтажным. Однако впечатление оказалось обманчивым: после седьмого этажа лестница продолжилась, сделавшись до того крутой и узкой, что на ней вряд ли смогли бы разойтись не то что два человека, но даже два кота средней комплекции.
И только преодолев этот последний, самый трудный участок пути, Полина увидела дверь, на которой зеленой масляной краской был написан нужный ей номер – сорок восемь. Хотела позвонить, но звонок был оторван и висел на проржавевшем проводе.
Тогда она постучала в дверь. Сначала скромно – костяшками пальцев. Но звук получился слишком тихий, и на него никто не отозвался. Тогда Полина постучала кулаком.
Прошла еще одна бесконечная минута, но из-за двери не донеслось ни звука. Полина представила, что придется ползти вниз по бесконечной лестнице несолоно хлебавши, собралась с силами и несколько раз ударила в дверь ногой.
Только тогда за дверью послышались приближающиеся шаги и чей-то унылый голос произнес:
– Ну иду уже, иду! Зачем так стучать?
Дверь с ревматическим скрипом открылась, и перед Полиной возникло унылое невзрачное существо, несомненно, женского пола, но неопределенного возраста.
Незнакомка была очень мала ростом и чрезвычайно худа. На ней мешком висела теплая вязаная кофта в неэстетичных фиолетовых цветах, вывязанных когда-то давным-давно по зеленому полю, из-под которой виднелись удобные тренировочные штаны. Голова женщины была туго обмотана полосатым махровым полотенцем, в руке дымилась сигарета, а на лице отчетливо читалась печать невыносимого страдания.
– Ну зачем же так стучать? – повторила женщина, оглядев Полину с явной неприязнью. – Голова же болит! И вообще, я вашему Симпатовичу сказала, что заплачу пятнадцатого числа.
– Кому? – удивленно переспросила Полина.
– Как кому? Вы разве не из жилищной комиссии? Вы разве не из Союза художников? Вы разве не по поводу оплаты мастерской? Разве не вы звонили мне вчера?
– Не я, – честно призналась Полина.
– А, так вы из домоуправления! Но я же вам говорила, что заплачу за отопление пятнадцатого числа…
– Нет, я не из домоуправления!
– Так вы соседка снизу? Я якобы вас залила? Вот уже вообще ерунда! Меня тогда не было в городе, я уезжала на биеннале в Усть-Моржовск…
– Нет, я и не соседка!
– А кто же вы тогда? – удивилась хозяйка.
Для того чтобы преодолеть ужасную лестницу и добраться до заоблачной сорок восьмой квартиры, нужна была по-настоящему серьезная причина.
– Я интересуюсь творчеством Аркадия Летунова, – скромно сообщила Полина.
– Так что же вы молчите?
Лицо хозяйки удивительным образом изменилось. Оно озарилось радостью, печать страдания испарилась. Женщина, кажется, даже немного помолодела. Оглядев Полину просветленным взором, она размотала полотенце, под которым обнаружились чрезвычайно коротко остриженные седоватые волосы.
– Что же вы мне сразу не сказали? – повторила хозяйка мастерской, одернув свою неэстетичную кофту. – Я бы вас приняла совершенно по-другому!
– Вы мне слова не дали сказать… – проговорила Полина.
– Что же мы стоим на пороге? Пройдемте скорее в мастерскую! Вы можете увидеть здесь практически все работы Аркадия Глебовича, по крайней мере его позднего, зрелого периода…
Она двинулась вглубь по коридору, дав Полине знак следовать за собой.
Собственно говоря, это была не совсем квартира, скорее – бывший чердак, кое-как отремонтированный и превращенный в художественную мастерскую. Причем ремонт здесь был произведен в незапамятные времена, с тех пор мастерская обветшала. Кроме того, она была до безобразия захламлена.
Полина вслед за хозяйкой довольно долго шла по коридору, с обеих сторон заставленному картинами, точнее холстами на подрамниках, большая часть которых была повернута лицом к стене. Картин было так много, что между ними оставался совсем узкий проход, по которому можно было идти только гуськом.
Выше, над этими завалами холстов, стены были увешаны картинами – и завершенными, и оставшимися в набросках. В основном многочисленными пейзажами, изображениями провинциальных русских городков и портретами румяных круглолицых крестьянок.
– Перед вами ранние работы Аркадия Глебовича, – сообщила хозяйка, пренебрежительно махнув рукой на холсты, – а сейчас мы увидим его зрелое творчество…
Она вошла в просторную комнату с большими окнами, за которыми Полина увидела ржавые крыши Васильевского острова, мрачные кирпичные дома, угрюмыми уступами уходящие в сторону Невы.
Середину комнаты занимал огромный стол. Одна его сторона имела сугубо хозяйственное назначение – здесь стояли электрический чайник, несколько разномастных чашек, сахарница с отбитой ручкой, деревянная хлебница. Другая, значительно большая, была завалена какими-то журналами, альбомами, газетными вырезками.
Еще в комнате стоял огромный резной буфет, на верху которого Полина увидела две гипсовые женские головы – печальную и улыбающуюся. Причем та, которая улыбалась, была с отбитым носом. Здесь же находилась китайская ваза, из которой торчали длинные кисти, измазанные краской.
На стенах висело множество полотен, но они сильно отличались от тех, что Полина видела в коридоре, – в них было больше силы, определенности, настроения. Большей частью здесь были представлены не провинциальные пейзажи, а виды Петербурга – крыши, мрачные дома, каналы, улицы. Все собрание хотелось назвать так: «Петербург Достоевского».
Некоторые картины были сделаны наверняка в этой мастерской – Полина узнала вид из окон, ржавые крыши и кирпичные громады домов.
Но имелось здесь и много портретов, в основном женских. Сердце Полины учащенно забилось: среди изображений часто встречалось лицо, которое она увидела на картине в банковском кабинете, – выразительное, с высокими скулами, печальным ртом и карими миндалевидными глазами. То самое лицо, которое она каждый день видела в зеркале.
Сомнений почти не осталось – на портретах запечатлена ее мать.
– Как я вам и говорила, здесь представлены зрелые работы Аркадия Глебовича, – произнесла хозяйка голосом профессионального экскурсовода. – В них в полной мере проявился его мощный, неповторимый талант, отразилось его художественное мастерство… А вот кисти, которыми он работал в последние годы жизни, а вот печатные издания, посвященные его творчеству… Конечно, тут не музей в подлинном значении этого слова, но я делаю все от меня зависящее, чтобы сберечь память об Аркадии Глебовиче. – Тут же, без всякого перехода, женщина предложила: – Вы, наверное, хотите чаю? Добраться до мастерской не так-то просто…
Полина согласилась. Приготовления к чаепитию давали ей возможность оглядеться и обдумать линию поведения.
Хозяйка поставила чайник, достала из буфета коробку сухарей с маком, пакет пряников. Судя по нехитрым припасам, жила она далеко не богато.
Придвинув к себе чашку с чаем, Полина кивком поблагодарила ее и спросила:
– Если не ошибаюсь, вас зовут Марфа?
– Да, совершенно верно! – Женщина порозовела, как будто Полина сделала ей комплимент. – Извините, что я сразу не представилась… как-то растерялась… ваш визит был для меня такой неожиданностью…
– А я – Полина…
– Очень приятно. Полиночка. Как вы узнали об этой мастерской?
