Татьяна Устинова - Где-то на краю света
И в холоде и пустоте она не умирает… сразу. Она знает, что впереди у нее несколько секунд – которые она будет умирать – и их нужно как-то преодолеть. Дожить до смерти.
А это очень много – несколько секунд. Слишком много. Ей не справиться.
Будет легко, если все кончится сейчас же, в этот же миг, но не кончается, никак не кончается, и впереди еще очень много секунд, и их нужно прожить.
Лиля закричала, и крик, сначала неслышный, вдруг стал нарастать, как будто бездна возвращала его, и от крика она очнулась.
Темно и очень холодно. Так холодно, что кажется, тела больше нет. Есть только небольшой кусочек его, где бьется сердце.
Значит, секунды не кончились, и еще какое-то время придется ждать. Придется доживать до смерти.
Зачем Кирилл выбросил ее из самолета?
Тем кусочком тела, где было сердце, живое, бьющееся, она прижималась к чему-то твердому, ледяному. Что может быть твердого в воздухе?
Кажется, совсем недавно она думала, что сопки вовсе не обязательно суша, значит, и воздушный океан может состоять из острых пик и твердых вершин, и они впиваются в нее, и есть надежда, что, ударившись о них, она разобьется, и кончатся эти несколько секунд, которые так мучительно трудно дожить!..
Лиля вдруг почувствовала боль, которой не могло быть, и это означало только одно – тело у нее все еще есть, и оно живо, и теперь придется терпеть еще и боль!
Она повернулась, подтянула ноги, стала на четвереньки и постояла немного.
Если можно стоять на четвереньках, значит, есть что-то твердое, и нет никакой бездны.
Она не летит. Она ползет.
Кирилл не выбрасывал ее из самолета.
Темно и очень холодно.
Кажется, от холода и боли она начала соображать.
Улица, метель, темные очки улетели за границу светового круга. Она идет, время от времени цепляясь за фонарные столбы, чтобы ветром ее не унесло в лиман. Потом темнота становится еще гуще, кончается воздух, а потом какой-то удар или несколько ударов, и больше ничего.
Боль, как и Лиля, медленно приходила в себя, деловито принималась за работу. Больно стало сначала в голове. С трудом сообразив, как это сделать, Лиля пощупала голову. Пальцы ничего не чувствовали, зато кожа под волосами ощутила ледяное и как будто чужое прикосновение. Ног она не ощущала вовсе, но тем не менее они есть, их Лиля тоже пощупала.
Здесь нет метели, значит, она не на улице, а за какими-то стенами.
Теперь больно стало в груди и в животе, так, что перехватило дыхание. Некоторое время Лиля старалась не двигаться, чтобы дыхание вернулось.
Оно вернулось вместе с болью, но выхода не было, приходилось дышать.
– Где я? – спросила она вслух. Горлу тоже было больно. – Где?..
Помогая себе руками, которые плохо слушались, она поднялась на ноги, постояла и двинулась вперед. Ладони сразу же уперлись в твердое, и она повернула в другую сторону.
Помещеньице было крошечным и низким, голова доставала почти до потолка, с которого Лиле в волосы что-то посыпалось.
Там, должно быть, пауки. Снежные безглазые пауки. В волосы ей падают пауки, которые живут в этой ледяной темноте.
Эти придуманные пауки напугали ее больше, чем холод, тьма и боль. Она завизжала, то есть ей показалось, что завизжала, и стала метаться, то и дело натыкаясь на ледяные неровные стены. Откуда-то все время шел прерывистый, еле слышный звук, похожий на скулеж новорожденного щенка.
Лиля присела, зажмурилась и короткими, истеричными движениями стала вырывать на себе волосы вместе с пауками, которые там возились. Они возились там совершенно явно!..
Сколько еще ждать?! Когда закончатся эти ненавистные секунды, которые нужно прожить, чтобы наступила смерть?..
Она вдруг закашлялась – в горле что-то сместилось и поехало – и кашляла долго и надсадно, наклонившись вперед, упершись руками в ледяное, твердое и неровное, зато новорожденный щенок перестал скулить.
Должно быть, он уже замерз и умер. Слава богу.
А если не умер?.. Если его еще можно спасти?
Север шутить не любит, отчетливо сказал кто-то поблизости. На Арктическом побережье Ледовитого океана пурга.
Терапевт Нечаев предупреждает об опасности авитаминоза. В марте состоится гонка на собачьих упряжках под названием «Надежда». В ванкаремской тундре возросло поголовье оленей.
Лиля зашарила вокруг себя – стала искать щенка, который то ли умер, то ли не умер. Ничего живого, теплого, только холод, лед и острые углы. Подниматься на ноги нельзя, там, вверху, пауки, и они посыплются на нее, как только она поднимется. Нужно ползком, на ощупь.
Она поползла, уткнулась во что-то лбом, повернула и поползла в другую сторону. Рук и ног она совсем не чувствовала, но знала, что они у нее есть.
Теперь, уткнувшись лбом, она приналегла, и твердь поддалась. Лиля уперлась, налегла сильнее и головой вперед вывалилась в пургу.
Ветер, ледяной и веселый, охватил ее, закружил и понес, понес – все-таки она летит и никак не может долететь до смерти! Жаль, что пурга, она так и не увидит, как выглядит эта земля сверху – безграничные пространства снега и льда, торосы, горы и сопки и ни одной живой души до самого Северного полюса, который на уроке географии представлялся ей просто точкой на карте. Точкой, куда сходились меридианы.
Ветер все нес и нес ее, и она зажмурилась от счастья – стало хорошо, спокойно и совсем не больно, и она вдруг радостно удивилась, что умирать на самом деле совсем не страшно, а даже приятно! Страшно ждатьсмерти, но зато она приходит лучшим другом, избавлением, спасением.
…А щенок? Она искала щенка. Она может его оставить, только если он тоже умер – тогда не страшно. А если жив, одного Лиля не может его бросить.
Ветер на секунду ослаб, как будто вздохнул, чтобы дунуть с новой силой, и Лиля подалась назад, туда, откуда только что выползла, наткнулась на стену, зашарила по ней, понимая, что, как только ветер наберется сил, она потеряет и стену, и землянку, которая прикрывала ее от ветра, и щенка, которого она должна спасти или удостовериться, что он умер!
Ветер дунул посильнее. Лиля нащупала щель, сунула в нее пальцы, которые ничего не чувствовали, и потянула. Ветер, развеселившись, мешал ей как мог. Она сунула другую руку и потянула изо всех сил! Какое-то время она и ветер боролись, а потом Лиля победила. Открылся лаз, она заползла в него, оставив ветер снаружи. Но он не желал сдаваться! Он рвал хлипкое заграждение, отделившее Лилю от него, она навалилась всем телом на дверь, не пуская, потом села и прижалась спиной.
Странное дело, она вдруг стала видеть в темноте.
Лиля ничего не понимала – где она и что с ней, и ее не особенно это интересовало. Она точно знала, что за спиной у нее беснуется ветер, который только что предлагал ей свою помощь – она могла бы раствориться в нем, без боли и без страха, – а она отказалась.
– Подожди, – сказала она ветру. – Подожди, я сейчас. Я только посмотрю, где щенок.
Что это? Кажется, стол. Или топчан?.. Рядом ледяное, угловатое, может, чугунное. Ладони ничего не чувствовали. Лиля подползла – дверь, которую она подпирала спиной, сразу же распахнулась, впустив пургу, и Лиля подалась назад, прижала дверь. Ей было так холодно, что никакого холода она уже не чувствовала.
Что-то брякнуло странным, привычным, почти домашним звуком, которого не могло быть в этой реальности, где Лиле предстояло дожить до смерти. Так брякали спички, когда Лев Мусаилович ставил на огонь маленький желтый чайничек с синим цветком на боку. Этот чайник ему подарила Лилина мама, и он его очень любил и берег.
Лиля нашарила коробок, свалившийся ей в колени с ледяного чугунного сооружения, вытащила спичку и чиркнула. Огонь, показавшийся ей ослепительным, разогнал тьму.
Она сидит на полу спиной к двери. Слева от нее чугунная печка. Справа нары, на которых навалено какое-то барахло. Стол, на столе…
Огонь погас. Упала темнота. Ваше время истекло.
Лиля выхватила еще одну спичку и…
Стоп. Так не пойдет. Спички жечь нельзя. Пальцы ничего не чувствуют, и на ощупь она даже не может определить, сколько их там. Прижимая коробок к груди, она свободной рукой ощупала ледяной чугун, нашла дверцу и потянула ее. Внутри были сложены дрова. Лиля сунула коробок за пазуху, подтащила к двери какой-то чурбак, валявшийся под нарами, и подперла ее, оставив ветер снаружи.
Теперь самое главное – не спешить. Не паниковать.
Очень осторожно, как сапер на задании, она вытащила теплый коробок, вынула спичку и сосредоточенно и аккуратно чиркнула.
Огонь и тепло! Никто не знает, как может быть тепло и светло от одной спички.
Она сунула тепло и свет в чугунный зев – осветились закопченные внутренности и сложенные шалашиком желтые ветки. Живой огонек, болтавшийся на скрюченной черной спичке, мигнул прощально. Лиля подсунула его под ветки.
