Завещание - Маргарет Джоанна

Когда мы добрались до парковки, Шон скрестил руки на груди и сказал, пока я искала ключи в сумке:

– Знаю, что лезу не в свое дело, но кем был он ни был – он того не стоит… Ох, черт, ты понимаешь, о чем я. Не могу поверить, что я наконец-то решился это сказать. – Он покраснел.

– Спасибо, Шон. Я просто всегда нервничаю перед дорогой. – Я постаралась улыбнуться.

– Как скажешь, Изабель. Главное, что ты в порядке. Скажи мне, если что-то случится. Я разберусь с тем гадом, который будет выносить тебе мозг.

– Еще раз спасибо, – повторила я со смехом, который дался мне с большим трудом.

– Хорошо. Завтра мне рано вставать, так что я пойду. Просто хотел проводить тебя до дома. Увидимся на следующей неделе!

– Погоди, мы увидимся в канун Нового года.

– Точно! Тогда увидимся.

В квартире я внимательно осмотрелась и, убедившись, что все вещи на местах, тяжело осела на пол. Неужели Шон пытался сказать мне, что он – и, возможно, другие коллеги – уже в курсе про наши с Уильямом отношения? Впрочем, неважно. Между нами ничего нет, а все, что было, – закончилось. Я покатала эту мысль на языке, удивляясь ее горечи, и поднялась, чтобы налить себе вина. Лишь после третьего бокала я переоделась во фланелевую пижаму и забралась в постель.

На следующий день библиотека в порядке исключения работала до девяти вечера. Сотрудница, выдававшая книги, выгнала меня из зала, когда часы показывали 21:06. На улице было тихо и безлюдно. Спустя всего минуту позади меня послышался приглушенный звук шагов – от ужаса у меня руки покрылись мурашками.

Я опустила голову, сделав вид, что ищу зонтик в сумке, и быстро повернулась, чтобы посмотреть, кто идет позади. Стояла густая темнота, но мне удалось разглядеть одинокий силуэт в темной мешковатой одежде, который медленно шел примерно в пятнадцати футах позади меня. Пару секунд спустя человек перешел с дороги на тротуар.

Сердце забилось быстрее, мышцы ног напряглись, и я пошла домой окольным путем, стараясь не поскользнуться на взявшейся корочке льда. Я свернула на маленькую улочку, потом на другую, но даже у парковки рядом с домом мне казалось, что я все еще слышу поскрипывающий звук шагов на обледенелом тротуаре.

Войдя в кабинет двадцать четвертого декабря, я увидела Мейрид, которая увлеченно сортировала бумаги, сидя на полу. Она была похожа на неряшливого крота, роющего тоннель в земле. Сотни листов были разбросаны по полу, некоторые скомканы. Еще больше листов валялось на столе.

– Мейрид?

– А? Что? – отозвалась она некоторое время спустя.

– Сегодня канун Рождества.

– Я в курсе.

– Давай отметим сегодня у меня? Можно устроить праздничный ужин.

Вместо ответа в меня полетел скомканный лист бумаги – он угодил мне в плечо. Мейрид поднялась, задвинула стул и, стараясь не наступить на бумаги, накинула карамельного цвета пальто. Я молча следила за ней. У двери она повернула голову и спросила:

– Ты идешь?

Продуктовые магазины уже были закрыты, поэтому мы собрали ужин из того, что осталось в холодильнике.

– Как продвигается твое исследование? – спросила я.

– Спасибо, хорошо.

– Мне неловко признаваться, но я забыла, о чем именно твоя диссертация.

– Маргарита Французская, герцогиня Савойская, дочь Франциска Первого, сестра Генриха Второго, жена герцога Савойского. Обрати внимание, сколько определений этой женщины связано со знаменитыми мужчинами. – Мейрид заправила за ухо прядку волос. – Маргарита писала стихи, покровительствовала университетской кафедре юриспруденции, защищала вальденсов и была единственной настоящей подругой Екатерины Медичи. Еще одна удивительная женщина, которую похоронила история. Но не волнуйся, я напомню о ней миру.

– Работа над темой Розы показала мне, какими значимыми и великими были женщины в семьях раннего Нового времени. Они управляли имениями своих мужей, пока те были на полях сражений. И даже давали дельные советы, касающиеся военных действий. Я нашла упоминание о том, что Джулия Фальконе проявила «истинно мужскую храбрость» во время религиозных войн во Франции.

– Что бы это ни значило.

Мы рассмеялись. Мейрид сидела на моем диване, совсем как тогда Роза. Должно быть, Мейрид заметила мой задумчивый взгляд и потому спросила:

– Изабель? Что случилось? Ты как будто ненадолго отключилась.

– Честно говоря, иногда мне кажется, что мой мозг вот-вот взорвется от мыслей. Мейрид, могу я тебя кое о чем спросить?

– Конечно.

– Ты упоминала о некоторых проблемах, связанных с психикой, и я хотела спросить… Прости, я не хочу подражать Катрине или быть на нее похожей, но… В последнее время мне кажется, что я схожу с ума. Мне мерещится всякое, что меня кто-то преследует или наблюдает за мной. Я вся на нервах. Может, у меня паранойя?

– Хочешь знать мое мнение? Думаю, это все шок и стресс. Сначала умер твой научный руководитель, потом – подруга. Слишком многое навалилось.

– От твоих слов мне правда полегчало, спасибо.

Мейрид подперла рукой подбородок, задумчиво уставившись в пустоту комнаты.

– Когда я лежала в больнице, врачам пришлось долго убеждать меня в том, что я не растолстею от одного лишь взгляда на еду.

– Как долго ты там провела? В больнице?

– Шесть месяцев. – Она положила одну руку на стол. – У меня с детства проблемы. Я не могу смотреть ужастики – ощущение, что это происходит наяву. Очень похоже на галлюцинации – как-то я на полном серьезе видела, как с дерева капает кровь. Ты не испытывала ничего похожего?

– Нет, хотя у меня тоже были проблемы. Я боролась с депрессией, но никогда не испытывала ничего подобного. Как же ты справлялась с этим, Мейрид? Должно быть, тебе было невыносимо тяжело. Прости, если я лезу не в свое дело.

– Ничего страшного. Сегодня я узнала новость: подруга, с которой мы познакомились в больнице, умерла. Это ужасно, я и правда любила ее. Но тебе, конечно, далеко до того состояния, в каком пребывала она. К счастью для тебя.

– Мне очень жаль.

Мейрид взяла вилку, наколола на нее кусок лепешки, не обращая внимания на то, что он крошится, и отправила в рот.

– Угу, – невнятно пробормотала она.

Шон пригласил меня, Мейрид, Люка и еще нескольких друзей из католического общества в свою квартиру на «чай». Я предполагала чаепитие, но на самом деле это был ужин, который устраивают шотландцы в канун Нового года – Хогманай. У друзей Шона что-то произошло в последний момент, и они не смогли прийти, так что праздновали мы вчетвером.

Шон жил в квартирке на окраине города, которую снимал со студентом-философом, уехавшем на время каникул домой, в Японию. Помогая снять мне пальто, Шон спросил:

– Надеюсь, ты не любитель шумных вечеринок и наша скромная компания тебе нравится. Я не из тех, кто любит устраивать званые ужины.

– Если ты предложишь мне пиво, я буду абсолютно счастлива, – успокоила его я.

– Могу предложить стаут.

Я села рядом с Мейрид и завела с ней разговор. Шон принес бутылку «Гиннесса» и наполнил фирменный бокал.

– Надеюсь, ты не против, что мы не остужали пиво, – улыбнулся он. – Я знаю, что вы, янки, любите холодное пиво.

– Это мой первый Хогманай. Я счастлива быть настоящей шотландкой.

– Отлично сказано! – Шон принес такой же бокал «Гиннесса» для себя и предложил тост: – За то, что ты стала настоящей шотландкой.

Не знаю, принято ли в Шотландии давать новогодние обещания, но я первым же делом пообещала себе перестать думать об Уильяме.

В дверь постучали – пришел Люк. Вчетвером мы устроились поудобнее, и атмосфера стала более праздничной и уютной.

Час спустя Шон, который то и дело убегал на кухню, пригласил нас к столу, освещенному свечами. С легкостью, в которой явно ощущался опыт, Шон вышел из кухни с подносом, на котором для каждого из нас была отдельно сервирована тарелка с горячим.

– Вау, ты готовил сам? – поинтересовалась Мейрид.