Артур Жейнов - Пилюля
Конвоир отвел Саню в сторону, похлопал его по плечу:
– Тебе повезло, европеец: не будешь мучиться. Сегодня ты умрешь как воин.
Помещение, в которое отвели Саню, оказалось двумя этажами выше. Его вели по лестнице без перил. Казалось, она была подвешена в пустоте. Было темно, но и слева и справа чувствовалось огромное пространство. Над головой грохотало, будто над ними был водопад. Внизу двигалось что-то большое и страшное. От странного резкого звука Саня остановился. Так скрежетали трамваи на повороте возле его дома. Охранник ткнул ему в спину автоматом: «Пошел! Пошел!» Саня глянул на конвоира, потом вниз. Он узнал голоса. Это трубили слоны.
Сверху посыпался песок, плита потолка стала отодвигаться в сторону, и показалась полоска неба. С каждой секундой она увеличивалась, превращаясь в квадрат. Саня услышал рев толпы. Звук накатывал волнами.
– Ти-бе-рий! Ти-бе-рий! – скандировали сотни, а может, и тысячи голосов. Свет, пробившийся сюда, осветил пятерых слонов. Туловища и головы животных были закрыты большими и маленькими, соединенными кольчужным плетением, пластинами. На спинах слонов сидело по три человека в блестящих доспехах и масках, закрывающих их лица. Плита, на которой стояла эта маленькая армия, стала подниматься вверх. Руки воинов, сжимающих копья, мечи и дротики, дрожали.
– Консул Тиберий! – прорывался сквозь шум чей-то властный, раздраженный голос. Рев толпы стал стихать.
Таких залов было больше десяти, в последних трех на нижних этажах львы находились вперемешку с тиграми.
– Консул Тиберий, – донеслось отчетливо, – вновь бросает вызов непобедимому войску Ганнибала! Его конница будет атаковать с флангов! Пехоте предстоит сдержать натиск боевых слонов, спасти своих лучников и двинуться в контратаку! Мы пишем новую историю! Силы равны! Сам Марс не знает, кому отдать предпочтение! Чей меч острее? Чье копье точнее? С кем будет удача?! Мы, простые смертные, не знаем будущего! Но мы верим в справедливость! Мы верим в ловкость и силу наших защитников. С кем мы сегодня, римляне?!! – исступленно взывал оратор.
– Ти-бе-рий!.. Ти-бе-рий!.. – загудела толпа.
Саню снова ткнули в спину.
– Ну чего встал?! Пошел!
Его затолкали в камеру, где уже находилось пять человек. Четверо сидели у двери, опустив головы, и даже не взглянули на вошедшего. Пятый, рослый, с исполосованной плетью спиной китаец подтягивался на прутьях оконной решетки и смотрел на улицу. Он единственный, кто удостоил Саню вниманием. Несколько секунд с интересом разглядывал светловолосого загорелого сокамерника, но затем шум за окном отвлек его, и он снова повернулся к решетке.
Саня сел рядом с одним из узников и подобно остальным опустил взгляд. Окно не было застеклено, и он с закипающей внутри злостью слушал, как рев ликующих зрителей смешивался с криками умирающих на арене гладиаторов.
– Все, – минут через двадцать объявил китаец, отошел от окна и сел возле Сани. – Римляне победили. Человек семь осталось. Теперь им устроят пир и дадут женщин. У меня давно не было женщины… – На его хмуром лице нарисовалось подобие улыбки. – Я – Цзы, – он показал на себя пальцем. – Вон тот у двери – Жунчжи. Понял? Жунчжи. Его так зовут.
– Я понял, – сказал Саня. – Я знаю китайский.
Китаец снова улыбнулся.
– А вон тот волосатый – Чжунни. А тех двоих я не знаю. Они не говорят. – Он обернулся к окну и выпалил раздраженно: – Они специально это делают. Так нечестно! Здесь всегда побеждают римляне. У карфагенян никаких шансов. Их меньше. Половину из луков поснимали. И где здесь красота? Разве интересно смотреть на такой бой! Они обманывают граждан Рима.
– Кого? – спросил Саня.
– Ты здесь недавно, да? Странно, что тебя привели наверх. Меня обучали два месяца перед тем, как привести наверх. Они сами все портят. Это уже не те бои, что были раньше. Кидают дохляков на чемпионов и думают, что это красиво. Нет интриги. Я понимаю обиду чемпионов. Людоед из Египта в последнем бою убил двенадцать человек, и в первый раз ему было стыдно. Готам дали деревянные копья. Представляешь себе эту бойню? Они позорят Колизей. Это обман. Это плевок в лицо каждому гражданину Рима.
– Кому? – спросил Саня.
– Гражданам Рима.
– Ты так называешь эту беснующуюся толпу за окном?
Собеседник изменился в лице. Он больше не улыбался.
– Здесь свой мир, свое государство, у нас свои порядки. Если не примешь правила, долго не проживешь.
– Это не государство! Это место, куда приезжают скучающие богачи, чтобы посмотреть, как люди и звери убивают друг друга. Я не буду принимать их правила. Долго здесь жить я не собираюсь.
Высокий, с длинными прямыми волосами китаец недружелюбно посмотрел на прибывшего и процедил сквозь зубы:
– Здесь, на арене, ты можешь добиться всего, не унижаясь и не выпрашивая. Там, откуда ты пришел, хорошо только хитрым тварям, прячущимся за чужими спинами. Слабые люди объединились, чтобы иметь власть над сильными. Здесь так не получится. Ты один. Ты убьешь или умрешь. Здесь больше справедливости, чем в вашем фальшивом мире.
– Значит, вам это нравится? – с раздражением спросил Саня. – Слабые люди никуда не делись. Они приехали, бросили обглоданную кость и заставили вас за нее драться. Это будет честный бой? Может быть. Но среди вас победителей не будет. Победители всегда они.
– Кто ты такой? – возмутился Цзы. – Ты ничего не знаешь. Даже имени своего не назвал, а топчешься по нашей вере и ругаешь наши законы. Если там так хорошо, почему ты оказался здесь? Видел я таких. Ты враг. И хорошо, что тебя скоро убьют. Я, мы все здесь патриоты Римской империи.
– Не все, – отозвался один из гладиаторов, имени которого Цзы не знал.
– А-а-а… Заговорил, – щурясь, произнес Цзы и посмотрел на Саню. – В первый раз за год. Его мнение ничто. Он убил всего семерых. Они и сами отошли бы. Его никто не уважает. Скоро его посадят на слона или выставят в десятку, и этого труса бесславно затопчет конница. Колизей – наша родина! – продолжил он, повышая голос. – Наша великая столица! Я здесь четыре года. Когда я убил Нигерийского Потрошителя, ко мне привели женщину. У меня родилась дочь. О ней заботятся. Это двадцатая дочь Колизея. Мы готовы драться за наш мир и за наших детей.
– Хорошо устроился, – сказал Саня. – А как насчет тех внизу?
– Может быть, они станут частью этого мира. Патриотами этой маленькой, но честной страны. Им придется много работать над собой. А с такими мыслями, как у тебя, – умрут сразу. Надо упражняться. Надо верить в то, что делаешь. Надо знать историю этого государства. Как выстраивались стены Колизея. Как власти хотели отнять остров у императора Метхума Справедливого. Как остров добился своей независимости. Как мы, наконец, стали свободными.
Саня больше не хотел с ним спорить. Он подошел к окну. Подобно Цзы подтянулся на решетке и увидел часть арены. Все те же раздетые до пояса индусы складывали в повозку штабелями мертвых гладиаторов и их конечности.
– А индусы не дерутся? – спросил он.
– Нет, – ответил один из молчаливых сокамерников. – Метхум жалеет своих. Они не умирают на арене. Они просто рабы.
– Вы деретесь в масках?
– Мы – да, – ответил он. – Тебя выпустят без маски. Тебя не нужно прятать. На моей памяти ты третий европеец. Из тебя будут делать Брита. На тебя наденут парик, дадут топор с широким лезвием и тяжелый деревянный щит. Это не очень удобно. Если сможешь, отними меч у того, кто пойдет с тобой в паре, или забери у мертвого. Только не бери с длинной ручкой, они тупые и скользкие.
С невероятной скоростью индусы принялись возводить в центре арены деревянную крепость: невысокий забор, несколько сараев, башни для лучников и копьеметателей. Посреди этого непрочного укрытия оставили повозку с оружием. После того как три раза пробил гонг, индусы поспешили удалиться. Из ворот, обгоняя друг друга, выбежали длинноволосые люди в лохмотьях и уродливых масках. Они кинулись к повозке и принялись выкидывать из нее луки и колчаны со стрелами. Каждый хотел взять себе меч или секиру. Люди дрались из-за оружия. Те, кому удавалось добыть что-нибудь поприличнее, прятались в наспех сооруженных сараях и башнях. Здесь можно было переждать первую волну атаки. Внутри сооружений тоже была давка: места всем не хватало. Бывалые бойцы держались у выхода. Они знали, когда вокруг крепости закружат колесницы и лучники будут сыпать на стены огненные стрелы, многие пожалеют о том, что не остались снаружи.
В очередной раз взревела толпа, пасть ворот открылась, и на арену выкатили колесницы. Воины в золоченых латах кричали: «За Рим!» и сотрясали над головами сверкающими мечами. На колесницах вспыхнули факелы, и мощные, обтянутые легкой кольчугой кони понеслись по кругу.
Толпа ликовала, приветствуя своих героев. А с самого высокого балкона, окруженный свитой советников и телохранителей, в подчеркивающих всю его мужественность доспехах, приветствовал воинов величайший из императоров Метхум Справедливый. По правую руку от него сидел чемпион игр, бывший гладиатор, а ныне старший надзиратель и тренер Иссая Бешеный. По левую – старший сын Метхума, патриот и лучший оратор империи Громогласный Шакир. Его слова доносились во все уголки острова, за его красным плащом и огненным гребнем на шлеме следили со всех балконов Колизея.
