Артур Жейнов - Пилюля
– Ну а дальше? – спросила девушка.
– Вот по этим вот крюкам с цветочными горшками! – крикнул он.
– Не выдержат они такой вес.
– Еще как выдержат!
– Не-а.
Вадим взялся за свисающий со стены цветочный горшок, постепенно отпуская трубу, перенес на него весь свой вес и посмотрел вниз на Риту.
– Видишь?! – крикнул он радостно, попробовал схватиться за другой горшок, но вдруг металлическая полоса, к которой были приварены крюки, подалась от стены.
– Ой, – в предвкушении катастрофы, выдохнул Вадим. – Я понял, у него была лестница.
В ту же секунду, царапая кирпичную стену, Вадим полетел вниз. Рита еле успела отпрыгнуть. Ему не хватило метра, чтобы приземлиться на клумбу. Не повезло. Тело ударилось о тротуарную плитку, и раздался неприятный, пробирающий до костей хруст.
– А-а-а! – закричал от боли Вадим. – Ногу! Ногу сломал!
– Ну, я же говорила: невозможно, – спокойным тоном произнесла Рита.
Вадим стонал от боли, но болевого шока у него не было. Достойная восхищения доза употребленного ранее алкоголя взяла на себя функцию анестетика.
– Ммм… Ему сбросили веревку, – простонал травмированный. – Кто-то ему помог…
– Это правда, – согласилась девушка. – Я даже знаю кто.
– Клянусь тебе, это не я! Это не я!
– Я позову кого-нибудь. Тебе нужен врач.
– Ты вернешься? Ты ведь вернешься! – закричал он.
Рита покачала головой:
– Нет, – развернулась и побежала за помощью.
– Не будешь моей, ничьей не будешь! – прокричал ей вслед Вадим. – Не бросай меня! Я отравлю тебя, Рита! Клянусь, отравлю!
Через три часа, обхватив Николая за шею и упираясь лбом в его плечо, Вадим канючил:
– Ну, я прошу, сделай это! Ну, ты ведь можешь! Ты должен мне помочь!..
Николай с ужасом смотрел на своего друга и пытался расцепить его руки.
– Нет! Ты ошибся адресом! Я не могу этого сделать! Давай еще выпьем! Давай лучше выпьем, и ты успокоишься. Ты сейчас сам поймешь, что это плохая идея, – произнося это, он пытался разливать водку трясущимися руками.
– Не успокоюсь! Не успокоюсь! – продолжал рыдать Вадим. Он схватил рюмку, плеснул себе в рот и, скинув со стола порцию Николая, обхватил затылок друга двумя руками, ткнулся лбом в его лоб. – Я не смогу жить, зная, что она с другим. Я на себя руки наложу. Если ее не станет, всем станет только легче. Пусть умрет! Пускай умрет, сохранив свою чистоту. Хватит уже ей мараться во всем этом! Так я сохраню хотя бы часть ее, не залапанную его грязными… Хотя бы крупинку ее души!
– Ну как?! Ну как ты можешь?! Это же Рита! Я же в глаза ей вот так смотрел…
– Она не вернется! – дыша ему в лицо, дрожащим голосом сказал Вадим. – Домой она все равно не вернется. А ты трус! В глаза смотрела, да? Сколько ты денег отдавал, только чтобы посмотреть в глаза приговоренных?! А тут сам! Сам приговори. Испытай это чувство! Чистое, не разбавленное зло! Приговори, почувствуй свою значимость! Любуйся ее смертью и своей ролью. Хватит наблюдать, действуй, испытай страсть! Настоящую страсть!
– Но как это?.. Но как это?.. – возбужденно повторял Николай.
– Никто не знает, где она будет завтра. Уехала, уехала куда-то. На нее это похоже. И все. Понимаешь?!
Николай нервно улыбался, его лицо то выражало испуг, то вновь становилось счастливым. – Я не смогу ее убить…
– Ты рассказывал, как тебе предлагали подбирать смертников для каких-то поединков. Помнишь? А я помню. Помню. Ты выпей. Выпей, – теперь предлагал Вадим, дрожащими руками наполняя рюмки.
– Копейки… Я от-т-казался, – заикаясь, прошептал Николай.
– А это не важно. Они ведь тебя знают. Ты только пальцем на нее покажи. Представь: арена, и вот она – приговоренная тобой, умирает на глазах у всех. Стон умирающей, эйфория ревущей толпы. И это все ты! Это все сделал ты!
Николай вдруг почувствовал сексуальное возбуждение. Не отдавая себе отчета, он вдруг вцепился руками в затылок Вадима, притянул к себе и страстно поцеловал в губы. Вадим не стал отворачиваться. Он ответил на его поцелуй. Сначала ему было неприятно, но какое-то новое ощущение чего-то гадкого, но жутко возбуждающего, закипало внутри.
Переводя дыхание, Вадим отвернулся.
– Так что, понимать это как твое согласие?
– Хорошо, – ответил Николай, облизывая губы. – Но у меня появилась идея.
Вадим понимающе кивнул головой.
– Договорились.
Хуши сказал: «Тот, кто смог подпрыгнуть выше остальных, непременно объявит это мерой силы, ловкости и интеллекта»
Через полчаса после встречи с Рэмом Саню и еще сорок человек отвезли в порт и заперли в трюме корабля. Вскоре подошел катер с вооруженными людьми. Корабль отчалил от берега, и к вечеру заключенные прибыли на остров императора Метхума.
Выстроив цепочкой, людей сковали наручниками и повели по длинному подземному лабиринту. Несколько раз им перегораживали путь массивные металлические ворота, но цепь ни разу не остановилась: проворные конвоиры успевали открывать очередные ворота как только первый из цепи оказывался перед дверью. Со временем проход расширился, и узники увидели рельсы. Вдруг из глубины тоннеля послышался львиный рык, ржание лошадей, и навстречу колонне с лязгом и грохотом понеслось что-то огромное. Узникам приказали остановиться и прижаться к стене. По рельсам проехал небольшой состав из нескольких решетчатых вагонов. На их крышах восседали голые до пояса бородатые индусы. На платформах между вагонами лежали истерзанные слоновьи туши. Хобот одного из них свисал до самой земли и подпрыгивал на шпалах. Его бивни проносились в нескольких сантиметрах от заключенных. Одному из последних в колонне не повезло: острие заточенного бивня вспороло ему голень, оставив на ноге глубокую рану… Через несколько минут провезли лошадей. Почти все они были обезглавлены. Те же, которых по какой-то причине недобили, лежа на боках, хрипели от боли, били друг друга копытами и забрызгивали прижавшихся к стене заключенных кровью. Вагоны ехали медленно. За составом, спотыкаясь о шпалы, как привидение, скакала белая лошадь. Половина нижней челюсти у нее была срублена, на боках кровоточили глубокие шрамы. Скорее всего, по пути животное смогло выпрыгнуть из вагона и теперь догоняло свое мертвое стадо.
Саня долго смотрел вслед белому призраку, и когда колонна двинулась, еще много раз оглядывался. Ему вспомнился мудрый Хуши. Предпоследняя ночь, проведенная в его доме. Старик, сидя на кровати, корягой ворочает угли и ухмыляется. На его лице играют тени. От ударов сердца дергается худой живот.
– За тысячу лет тля не стала и не станет лучше, – говорит он. – Кому ты хочешь служить? Упадешь – друг не поможет. Та, которую любишь – предаст. Тля не стоит седого волоса с моей головы. Оставайся.
– Нет, – отвечает Саня.
– Тогда умрешь, – сверкая глазами, пророчит старик. – Тебя убьет лев!
Саня вздрогнул от львиного рыка. Откуда-то из темноты вынырнула львиная морда. Зверь был в нескольких метрах, но пока их разделяли толстые прутья решетки. Холодные, злые глаза уставились прямо на Саню. Глубокий старый шрам, полученный в бою с другим хищником, а может и с человеком, зиял ото лба до самой пасти зверя.
Крепкие бородачи двигали клетку к стене. Вероятно, льва только привезли. Колесики под клеткой истошно скрипели. Раздраженный этим звуком звериный царь метался из стороны в сторону и бил по прутьям мощными лапами.
Колонну завернули в сторону, тоннель остался позади. Узников повели по огромным, разделенным металлическими дверями, залам. Конвоиры поснимали со стен и натянули на лицо респираторы. Чем дальше, тем невыносимей становилось дышать. Вдоль стен в несколько ярусов стояли клетки с гориллами, тиграми и медведями. Здесь стоял такой гвалт, что не будь у узников скованы руки, они заткнули бы уши. С помощью механических погрузчиков все те же работяги снимали верхние клетки и, выгнав животных в специальные отсеки, вычищали их.
Таких залов было больше десяти, в последних трех на нижних этажах львы находились вперемешку с тиграми. Узников снова завернули в длинный коридор. Здесь была хоть какая-то вентиляция, и люди стали жадно вдыхать свежий воздух. Охранники сняли респираторы.
Колонну провели мимо многочисленных дверей с маленькими решетчатыми окошками. Оттуда доносился кашель и лязг цепей. Сквозь решетки на прибывших смотрели равнодушные узкоглазые лица. В основном это были мужчины, но попадались и камеры, из которых выглядывали женщины.
Скоро такая же дверь открылась и перед вновь прибывшими. С них сняли наручники и стали заводить по одному. Тюремщик, молодой индус в красной юбке и чалме, отмечал что-то в журнале. Иногда останавливал кого-то из заключенных и просил открыть рот или снять штаны. Когда очередь дошла до Сани, индус сразу велел отвести его наверх.
– Прямо сейчас? – спросил один из конвоиров.
– Он будет выступать сегодня, – ответил тюремщик. – Метхум Справедливый лично распорядился на его счет.
