Джон Макдональд - Искушение
- Все остальные деньги, - сказал высокий. Я хватал воздух ртом, как если бы только что пробежал длинную дистанцию.
- Не знаю, о чем вы. Это.., это какое-то недоразумение. Вы можете взять все, что у нас есть, только... Только не мучайте меня больше. Так больно!
- Мы будем делать вам больно все снова и снова, - сказал высокий, - мы никуда не спешим. Снова и снова, пока не получим деньги.
Один из чернявых, тот, что обрабатывал мою ногу, проговорил вдруг:
- Минуточку.
Он повернул настольную лампу ко мне, поднял мое лицо за подбородок к свету и долгим испытующим взглядом посмотрел мне в глаза.
- Какое сегодня число, Джеймсон? - Он говорил с акцентом, который мне не удавалось определить.
- Подождите-ка. Апрель? Да, апрель.
- Что вы делали вчера?
- Вчера? На работе был. Что же еще? - Я пытался сосредоточиться на вчерашнем дне. И ничего не мог вспомнить.
- Когда вы в последний раз виделись с Винсентом Бискаем?
- Когда я видел Винса? Бог ты мой, это было.., лет тринадцать назад, да, примерно так. Но...
- Что - "но"?
- Как раз у меня сейчас странное чувство... Словно бы я видел его совсем недавно. Видел, да. Недолго. Секунду. И у него на мизинце был" перстень с красным камнем. Чушь какая-то.
- Что это с ним? - спросил высокий неуверенно.
- У тебя слишком тяжелая рука, друг мой, - сказал тот, что спрашивал меня насчет Винса. - Не думаю, чтобы он симулировал. Боюсь, ты устроил ему вполне приличное сотрясение мозга. Иначе, между прочим, он бы не выдержал такую боль, тут все проверено.
Лицо высокого вытянулось.
- И что же теперь?
- А то, что теперь память будет к нему возвращаться или постепенно, мало-помалу, или в какой-то момент сразу. А до того из парня ничего не вытянешь.
- Память? О чем? - спросил я. Чернявый взглянул на меня без всякого выражения. Потом посмотрел на часы.
- Сейчас три часа ночи. Суббота, четырнадцатое июня, - сказал он. Я уставился на него.
- Вы что, не в своем уме?
- В своем. Я вас не обманываю. Вы многое забыли. Постарайтесь вспомнить. Ваш старый приятель Винс. И деньги. Много, очень много денег.
- Кто вы такой? Что вам от меня нужно?
- Мы подождем, пока вы вспомните.
- Где моя жена?
- Ее здесь нет. Ее не было здесь около месяца.
- Но где она? Где она, черт побери!
- Вот чего, по-моему, никто не знает.
Они шепотом посовещались в углу. Тот, что терзал мою ногу, теперь ловко перевязал ее, предварительно чем-то помазав. Он и высокий вышли. Я слышал, как они спускались по лестнице. Третий какое-то время рассматривал меня, вытянув губы трубочкой, точно свистеть собирался. Потом и он последовал за двумя первыми, при уходе выключив свет.
Бискай, деньги? Где сейчас Винс, интересно? И чем он занимался все эти годы? Сегодня четырнадцатое июня? По их логике, два месяца пропали неизвестно куда? Я не мог это постичь. Я старался вызвать в памяти хоть что-нибудь... Крохи. Когда я был маленький, совсем малыш, у нас в доме жила кошка. Серая, полосатая. Звали ее Мисти. Однажды она попала под машину, но еще несколько недель мне временами казалось, что я вижу ее краем глаза. Не ее саму, а некоторое быстрое движение. Я резко оборачивался в сторону. Кошечки там не было и не могло быть, - ведь я сам видел, как отец ее похоронил, и я сам соорудил маленький, связанный из двух палочек крест над кошачьей могилкой.
Вот так же обстояло теперь с моими воспоминаниями. Казалось, вот-вот я сумею ухватить что-то ускользающее. Ну же, еще усилие.., но там оказывалась пустота.
Лишь одно воспоминание или, скорее, псевдовоспоминание. Картина, вставшая передо мной так ярко, что я видел все подробности. Тинкер Велибс, нагая, совершенно голая, сидит перед туалетным столиком и причесывает свои рыжие волосы. Но это же абсурд!
И еще. Медная сетка от насекомых, и я проделываю и расширяю отверстие в ней. Мелькнуло странное видение - пропало.
А может, это вранье, насчет Лоррейн? Почему это вдруг ее нет? Как это ее может не быть так долго? Куда она подевалась? Нога моя горела нестерпимо. Я почувствовал, как во мне вскипает ярость, холодная ярость, рожденная из сгустка боли, унижения, бессилия. Что бы там ни случилось в последние два месяца, эти подонки не имели права так обращаться со мной. Поищем-ка выход из положения, - это лучше, чем пытаться из себя извлечь воспоминания неизвестно о чем.
Я пошевелил левой, потом правой кистью. Кажется, достаю пальцами до узла. Это не веревки. Это.., ага, они приспособили мои галстуки, нашли в комоде. Лампа на столике была включена, но мне не удавалось поднять голову настолько, чтобы увидеть связанные запястья. Я подался вправо, насколько мог. Напряг плечевые мышцы. Еще, еще! До тех пор, пока не почувствовал, что вот-вот вывихну суставы. Теперь правый локоть прижат не так туго. Я начал двигать правой кистью туда-сюда, сколько получалось, и ощупью добрался наконец до ребра металлической кроватной рамы. Здесь оно было тупым. Нужно тянуться дальше. Через какое-то время я почуял, что ткань за что-то зацепилась. Это была трещинка, неровность, что-то там, обо что можно обдирать кусок ткани, связывающий меня. Тереть, тереть, тереть, точно узник, перепиливающий самодельной крохотной пилкой тюремную решетку. Изредка я позволял себе крохотную передышку и снова принимался за дело. Послышался треск рвущихся нитей, он был слаще музыки. Но ткань оказалась чертовски крепкой, а рука от бесчисленных монотонных движений онемела по самый локоть. Неестественное положение, в котором я пребывал так долго, отзывалось все новыми очагами боли. Я видел, что не в силах освободиться. В отчаянии из последних сил я рванул правую руку и - чудо! - почувствовал вдруг, что она освободилась! Я положил ее на грудь и оставил там покоиться на какое-то время: надо было дать отойти мышцам. Затем зубами я развязал узел на кисти, откинулся снова на спину и опасливо пошевелил пальцами. Пальцы двигались. Слава Богу, чувствительность к ним возвращалась!
Я повернулся на левый бок и всего за несколько минут освободил левую руку. Теперь я мог сесть и помассировать онемевшие руки, ладони, пальцы. И тут я услышал шаги на лестнице.
На ночном столике стояла массивная хрустальная пепельница. Я взял ее в левую руку и лег, приняв прежнее положение. Левую руку с пепельницей я завел под кроватную раму. В спальню поднимался кто-то один. Я надеялся, что он не станет включать верхний свет. Голову я повернул к двери, глаза прикрыл, но не до конца, так что мог видеть, хотя и неясно, контуры предметов. Когда он вошел, я стонал.
Он подошел к кровати и склонился надо мной. Теперь я мог достать его. И я достал - попав в затылок. Второй раз я залепил ему той же пепельницей в лицо. Пепельница свалилась мне на живот. Человек издал слабый стон, он шевелился. И я еще раз взял тяжелую штуковину из хрусталя в руку, еще раз вмазал в чужую, неизвестную мне, ненавистную рожу. Этого хватило. Мужчина, оказалось, был другой, не тот, что обрабатывал мою ногу. Обмякнув, он тяжело сполз на пол. Лица у него теперь не будет вовеки. Я перегнулся через край кровати и обыскал его одежду. Револьвера у него не нашлось, только маленький складной ножичек, золотой, с клинком из стали. С помощью коротенького этого лезвия я освободил от пут свои ноги и стал собираться с силами, прежде чем впервые попытаться ступить на больную ногу. Сначала я оперся на левую ступню и лишь затем попробовал встать на правую. Комната покачнулась, закружилась, и я упал на кровать. Минуту-другую собирал волю для второй попытки. На этот раз я устоял, хотя мне было совсем худо и все плыло перед глазами.
Игрушечный нож - не оружие. Я вспомнил про свой девятизарядный автоматический пистолет и удивился, как это я не подумал о нем раньше. Я заковылял к комоду. Но в ящике оружия не оказалось. Я его выбросил? Но зачем? Куда? Воспоминание было близко, но метнулось, как испуганная ящерица, и исчезло. Я потряс головой в надежде прояснить свои мысли. Результатом была только сильная боль за левым ухом. Я потрогал кончиком пальцев место, где болело. Оно было чувствительным, как свежая рана, и горячим.
Я достал из ящика комода длинный чулок и прохромал к ванной, стараясь не наступать на больную ногу. Включив там свет, я увидел Лоррейн. Она лежала передо мной на кафельном полу, голова ее была как-то ненормально вывернута набок. От страха я издал горлом странный хрип. Лоррейн в ответ стала растворяться в воздухе и пропала. Я подумал, что теряю рассудок.
Я открыл шкафчик и, вытащив тяжелую стеклянную банку крема для кожи, вложил ее в чулок. Получилось нечто вроде пращи, - хорошенько размахнувшись, можно было ударить неслабо.
Оставались двое. Насколько я знаю. Высокий и тот, что меня пытал. Но их могло быть и больше. Я вернулся в спальню, осмотрел лежащего на полу. Он дышал очень медленно, очень редко. Я выключил свет и подошел к телефону, стоявшему в спальне. Набрал ноль. Трубка откликнулась. Я попросил связать меня с полицией.
