Сергей Белан - Казна Херсонесского кургана
— Слава небесным силам, Диофант жив. Слышишь, Ксант, с ним ничего не случилось, значит, звезды от меня пока еще не отвернулись… Но промедление недопустимо, повелеваю ровно в полдень собрать военный совет!
XII
— Все… не могу… руки отваливаются, — устало пробурчал себе под нос Аркаша и, сделав заключительный удар в неподатливый грунт, отложил лом в сторону.
Затем он вылез из ямы, которая была ему уже по грудь, и окликнул Мироныча и Боба:
— Эй, кроты, выползайте из своих нор, давно перекурить пора.
Уговаривать напарничков долго не пришлось, оба кладоискателя тут же покинули свои окопы и, отряхнувшись от пыли, уселись рядом.
— Ох, надоела мне эта железяка ху..а, не знаю, что б с ней сделал, — пожаловался Аркаша, раздавая сигареты.
— А что тут поделаешь, — тяжело вздохнул Боб, вытирая со лба обильный пот, — лом он и есть лом, против него аргументы искать, что на Луну лаять.
— Вот, вы мне скажите, что мы здесь делаем? — Аркаша выпустил из ноздрей облачко дыма и обвел взглядом приятелей. — Ответьте, что мы здесь забыли? Третий день, как каторжные, землю колупаем, а толку…
— Если б землю, — сказал Мироныч, — тут же гранит настоящий, не пробить, искры летят.
— Вот именно, — подхватил Боб и, показав ладони с рядом кровавых мозолей, уныло добавил:
— Ну, много я еще наработаю, если так пойдет…
— Если б это была работа, а то так — артель напрасный труд, — все больше заводился Аркаша. — Кто вам сказал, что здесь что-то есть и что это вообще курган? Может, рыть совсем не тут надо…
— Джексон рассчитал, что тут, — неуверенно заявил Боб.
Аркаша ехидно захохотал:
— Джексон рассчитал… А я рассчитал, что если здесь долбить и долбить, то в конце концов в Америке вылупишься. Где-то в районе Сан-Франциско. Джексон — не гарант, он сегодня сказал так, завтра передумает — другое место укажет и иди жалуйся, кому хочешь. Ему-то что, он же сам не вкалывает — дал цэу и умотал по своим делам. Ему пофиг — а ты тут хоть умри. Я думаю так: если ты такой умный — докажи живым примером, возьми кайло и лопату и покажи неучам, как надо клады откапывать. А то у нас, как у Ильфа и Петрова про гири: «Пилите, пилите, Шура, они золотые…» Ну мы, придурки, и пилим, вернее долбим. Знаете, как нашу профессию нормальные люди бы обозвали?
— Ну?
— Долбо.б! И хотя такого ремесла в природе вроде бы не существует, оно имеет отношение к любой работе, когда работу эту без головы делают. Сколько мы уже ям нарыли, штук двадцать, а нашли что: пару ржавых гвоздей, гильзы с войны, кости какой-то бездомной собаки и еще муру всякую, так?
— Так, — подтвердил Боб. — А что ты предлагаешь?
— А то. Пора с этой херней кончать. Тут ведь до нового потопа можно промучиться, а я не собираюсь за чужую блажь костьми ложиться, а потом же и в дураках остаться. Хватит, опыт с юных лет имею. Однажды вляпался в историю — на всю жизнь урок.
Аркаша замолчал, ушел в себя. Взгляд его стал отрешенным, легкая усмешка коснулась кончиков губ при воспоминании о чем-то далеком и, вероятно, смешном.
— Расскажи, Аркаша, что за история, — попросил Боб.
— Да, расскажи, — поддержал его Мироныч.
Языком молоть — не бицепсами ворочать и, учитывая это обстоятельство, Аркаша шустро сообразил, что такое времяпровождение — не худший способ отлынивания от неблагодарной и тяжкой работы. Убивать, время, растянувшись на солнышке, как-никак предпочтительней, чем, скорчившись в три погибели, торчать в растреклятой яме. Да и Боба с Миронычем надо поскорей против пустой Джексоновской затеи поднастроить, здесь, в Крыму, и других дел, поинтересней, найти можно…
— Ну, слушайте, — не заставляя себя просить, дважды, начал он. — Дело это было в начале лета. Я тогда как раз только дембельнулся. Ну, предки отломили мне малехо деньжат, подъемные, так сказать, и укатили в Юрмалу, в санаторий, здоровье поправлять. Стал и я потихоньку от прелестей воинской службы отходить: на море езжу, загораю, купаюсь, с девочками в волейбольчик перекидываюсь, в общем, как белому человеку полагается. — Аркаша поудобней пристроился на куче прогретой солнцем земли и продолжал: — И вот выхожу я как-то поутру из дому, погода отличная, тепло, но не жарко и ветерок такой бархатный, так и ласкает, а навстречу Джексон: «Послушай, Аркаша, ты мне друг или нет?» Ну, друг, говорю, а что? «Если друг, дай на вечерок ключи от квартиры, твои ведь, я слышал, уехали». Ну, я замялся, ключи-то давать неохота, убирай потом за ними. Знаешь, отвечаю, не получается с ключом, еду на море, приеду поздненько, захочу отдохнуть, вдруг на пляже кого подцеплю, не один и приеду, а там ты… сам понимаешь. А Джексон мне: «Да ты не волнуйся, во сколько думаешь вернуться?» «Часам к десяти, одиннадцати». «Прекрасно, — говорит он. — Придешь к десяти, в квартире чистота и порядок, никого нет, а ключи под ковриком, за полчаса ничего не случится». И я, дурак, дал. — Аркаша сделал паузу, сплюнул. — Ну, вот. Прихожу домой в пол-одиннадцатого, слава богу один, шасть под коврик, а там хрен ночевал. Дергаю дверь, а она не заперта вовсе, у меня аж внутри все похолодело, ну, думаю, уже и мебель вынесли. Влетаю в квартиру, а там, глаза б мои не видели… У нас три дивана, так вот на каждом по девице с парнем, на самом большом Джексон с какой-то блондой, все вусмерть, никто даже не пошевелился! Интерьер как на парижских баррикадах: бутылки, окурки, ошметки жратвы, грязь… Ну, я по старой привычке ору: «Рота, подъем!» Эффект нулевой. Трясу Джексона, тот еле глаза разлепил. «Все, — говорю, — я сейчас иду принимать ванну, а ты за это время собирай мафию и с песнями помаленьку проваливайте. Убирать ничего не надо, все уберу сам, только поживее слиняйте». Джексон: «Угу», и снова брык в откат. Ладно, думаю, пока приму ванну, а он за это время прочухается. Наливаю себе водичку, пеночку пышную развел, разделся. Вдруг, что такое, слышу во входной двери с той стороны ключом кто-то звякает-брякает, а открыть не может. Я когда вошел, то ключ заприметил, он в двери торчал изнутри, я им дверь закрыл и в скважине оставил, потому-то оттуда, снаружи, открыть и не могли. Тут меня жуткая догадка пронзила. Влетаю в комнату и давай трясти Джексона: «Вставай, обормот, кажется, мои вернулись!» Джексон подскочил как ошпаренный, вмиг протрезвел, видать не очень хотелось с моими предками встречаться. Пинками подняли остальных гвардейцев. Как говорится, не долги были сборы: ребятки похватали одежду и с лоджии поскакали, как кузнечики, благо первый этаж, я только туфли за ними вслед покидал. И тут… сезам, двери открываются и заходят мать с батей, здрассте, приехали полночным визитом сыночка обрадовать. Ну, а теперь представьте картину: я в одних трусах стою посередине комнаты, а на трех диванах по девице, причем пьяные в стельку, сладенько так посапывают. Маманя глянула на них полуголых, на меня, только ручки развела, охнула и хрюсь на диван без чувств. Батя загоношился, на кухню за водой побежал, маманю отпаивать. Маманя хлебнет водицы, глядь на девицу и опять хлобысь! Батя видит, что это дело долгое, принялся девиц выпроваживать, а я, значит, ему помогать. Стаскиваем с дивана, напяливаем платье, отец вручает билетик на автобус и за дверь. Потом следующую… Те, наверное, так ничего и не поняли. Ну, сплавили с горем пополам, заходим в комнату, на диване сидит мать и причитает: «Боже мой, до чего мы дожили, чтоб в наше время три девушки пришли к одному парню…» Батя, не дожидаясь конца цитаты, набычился на меня, зовет на кухню на мужской разговор. Притащились туда, он сел, я стою напротив, как нашкодивший школяр. «Что, — говорит, — я хочу тебе сказать. Знаешь, по большому счету, как мужчина мужчину, я тебя где-то понимаю, сам молодым был, но даже в твои годы на троих у меня здоровья не хватало».
Этими словами, под хохот приятелей, Аркаша закончил свой рассказ. Затем он поднялся с земли и, потирая руки, сказал:
— Ну, что ж перекурили, побазлали, теперь и хавать черед пришел. Солнце в зените — в такую жарищу даже негры не пашут. Пошли в палатку подкрепимся, да даванем на каждое ухо по пару часов, а там и вечер. Можем дрыхнуть смело — Джексон раньше семи все равно не вернется.
— Откуда ты знаешь? — спросил Мироныч. — Когда он свои дела закончит, нам неизвестно.
— Да какие у него дела могут быть там, в закрытом городе? Подлодки, что ли, в гавани считать для албанской разведки? Для виду он линяет, чтоб здесь на глазах не торчать без пользы, своим бездельем нас не дразнить, неужто не ясно?
Пламенная агитация Аркаши своей цели достигла, его идея, не возобновляя работы сделать генеральный антракт, была молча поддержана. Едва расселись в палатке и приступили к еде, как настырной трелью зазвучал сигнал радиотелефона:
— Алло, бездельники, что, снова ваньку валяем? — Голос Джексона был такой четкий и сильный, словно его обладатель находился где-то совсем рядом. Все трое невольно вздрогнули, ложки с говяжьей тушенкой застыли на полпути ко ртам. — И не рассказывайте мне байки, что упластались от пахоты на трудовых рубежах, темпы у вас никудышные. Прием…
