Чингиз Абдуллаев - Фестиваль для южного города
– Я не выходил замуж ни за богатых, ни за бедных, – ответил Дронго, – поэтому мне трудно судить.
Зема рассмеялась и, попрощавшись, положила трубку. На часах было ровно шесть, когда он подъехал к отелю. Внизу находились две машины сопровождения. Но это были уже другие машины с сотрудниками полиции и МНБ. Они сменялись каждые три часа. Дронго посмотрел на часы. Меньше чем через двенадцать часов Мовсани наконец уедет отсюда.
Он поднялся на девятый этаж. В коридоре на стуле сидел уже знакомый ему Эмиль Сафаров. Молодой человек поднялся при виде Дронго. Еще один сотрудник полиции в штатском сидел прямо в небольшом холле на диване. Увидев, как поднялся Сафаров, он тоже встал, поправляя пиджак.
– Садитесь, – кивнул Дронго, – кто у них там?
– Пока никого, – ответил Сафаров, – они недавно приехали.
– Их двое?
– Да.
– А женщина-журналистка?
– Ее с ними не было. Она, наверно, пошла в свой номер.
– Ясно. Мовсани никто не спрашивал?
– Спрашивал. За несколько минут до его приезда сюда поднимался один российский продюсер. Я записал его фамилию. Нахманович, нет. Нахимсон. Да, точно. Нахимсон.
– Он не сказал зачем?
– Нет. Просто спрашивал, где Мовсани. И я ответил, что его нет. Он сразу ушел.
– Ясно.
Дронго прошел к номеру Мовсани и постучал.
– Войдите, войдите, – крикнул ему режиссер.
Дронго вошел в номер. Повсюду был беспорядок. Режиссер выглянул из спальни.
– Извините меня, я умываюсь. Нам устроили такой роскошный обед, что я просто беспокоюсь за Хитченса. Он может не выдержать такой еды. Отказаться было просто невозможно.
– А где Хитченс?
– Он у себя, – подмигнул Мовсани, – и я подозреваю, что он в туалете.
– В таком случае я подожду вас внизу, в баре, – решил Дронго, – спускайтесь вниз.
– Я буду через десять минут, – заверил Мовсани, – только умоюсь.
Выйдя из номера, Дронго прошел по коридору, вызвал лифт и спустился в бар. Знакомый менеджер улыбнулся ему.
– Вы работаете даже в воскресенье? – удивился Дронго.
– У нас много важных гостей, – объяснил менеджер.
– Тогда успехов. – Он прошел в бар и заказал себе зеленый чай.
Ждать пришлось долго. Через десять минут Мовсани не появился. Через пятнадцать минут его тоже не было. Только через двадцать пять минут он наконец пришел. И причем один, что было очень удивительно. Он был в темном костюме и в темной рубашке без галстука.
– А где ваш сопровождающий? – спросил Дронго.
– Еще в ванной комнате, – усмехнулся Мовсани, – а я решил спуститься к вам. Правда, я постучал к нему и сообщил, что буду внизу в баре, чтобы он позже присоединился к нам. Надеюсь, что в вашем присутствии мне ничто не угрожает. Мне капучино, – попросил он подскочившего бармена, – и дайте стакан минеральной воды с газом.
– Нас накормили таким обедом, что Хитченс будет в ванной еще несколько суток, – пояснил Мовсани. – Боюсь, что он не сможет даже завтра со мной улететь. Хотите анекдот. Никогда не поверите. Он даже в туалет ходит со своим оружием. Даже когда отправляется купаться, он берет пистолет с собой в ванную комнату. Вы видели где-нибудь такого осторожного человека?
– Он профессионал и не хочет, чтобы его застали врасплох, – пояснил Дронго. – Если бы не его действия вчера утром, то пуля из обреза могла попасть не в молодого переводчика, а в вашу грудь. И это было бы очень неприятно.
– Безусловно, – согласился Мовсани, – вы правы. Он настоящий профессионал. Английское правительство не могло выделить мне кого попало. Я понимал, как сильно рискую, когда принимал решение о своем приезде в Баку. Но, слава Аллаху, все закончилось благополучно.
Официант принес воду и кофе. Мовсани залпом выпил воду и собирался поставить стакан на столик перед собой, когда Дронго произнес:
– Пока еще не все закончилось.
Мовсани вздрогнул.
– Что вы говорите?
– Есть такая пословица: «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». – Он сказал ее по-русски, а затем перевел. Получилось «Не радуйся раньше намеченного срока».
– Это верно, – согласился Мовсани. – Который час?
– Почти половина седьмого.
– У меня есть еще время, – вздохнул режиссер, – почти полчаса. Потом снова меня начнут терзать журналисты, а потом еще и этот ужин. Может, его можно отменить? В меня больше ничего не влезет, честное слово. А Хитченс, я думаю, будет поститься еще неделю.
– Это не мне решать. Нужно было обговорить все с организаторами. Если хотите, мы можем заказать на ужин десерт и фрукты.
– Боюсь, что это тоже в нас не влезет, – рассмеялся режиссер. Он попробовал кофе. – Какой прекрасный капучино! – Мовсани выпил его в два глотка. – Еще кофе и воду, – сказал он бармену. – Я хотел у вас уточнить, – произнес он, – власти нарочно отменили вручение мне почетного диплома или это действительно досадная случайность? Только отвечайте мне честно, если возможно. Я переживу любой ответ.
– Это просто недоразумение. В большом зале начался ремонт после сильных дождей, – соврал Дронго. – А ректор действительно заболел. Ничего личного против вас никто не планировал.
– Спасибо, – вздохнул Мовсани, – я так волновался. Вы знаете, я ведь понимаю, что меня могут убить в любой момент, в любую секунду. Но я уже привык к этой постоянной опасности, к этому ежеминутному риску. Но когда вот так стреляют почти в упор, в лицо, к этому привыкнуть наверняка невозможно.
– Он просто не совсем адекватный человек.
– Вы думаете? Нет, я совсем не уверен в том, что он свихнувшийся псих, у которого было столь примитивное оружие. Возможно, где-то прятался настоящий киллер с оптической винтовкой, который должен был в удобный момент выстрелить в меня. Тогда все списали бы на этого полуненормального. Но им просто не удалось исполнить задуманное. Им помешали – сначала Хитченс, а потом и вы. Поэтому киллер не стал стрелять в меня. Это было заказное политическое убийство.
– Я так не думаю, – возразил Дронго, – надеюсь, что это только ваши фантазии.
– Я тоже хочу так думать. Семь часов уже есть?
– Нет. Только без пятнадцати. Вы успеете подняться к вашим гостям. Когда они должны прийти?
– В семь часов вечера, – вздохнул режиссер, – сначала немецкий журналист, а потом и турецкий.
– Вы уже давали интервью Зегеру, зачем понадобилось второе интервью?
– Он решил уточнить некоторые детали. Они меня так мучают. Особенно ваш местный шеф-редактор. Как его звали?
– Мир-Шаин.
– Он еще из семьи сеидов? Не журналист, а пиявка, выпил из меня всю кровь. Просто кошмар.
Бармен принес еще чашечку кофе и бутылку минеральной газированной воды. Налил ее в высокий стакан. Мовсани снова выпил все, без остатка. Когда он взял свой кофе, Дронго его спросил:
– А турецкий журналист? Что он желает?
– Ему тоже хочется себя проявить. Не забывайте, что в Турции у власти религиозная партия и, судя по всему, на ближайших выборах она снова победит. Наверно, хочет взять интервью у такого известного режиссера, как я. Он так и сказал, что хочет меня реабилитировать в глазах турецкой аудитории. Наверно, нужно убедить население Турции, что я не кяфур и фетва в отношении меня уже давно отменена.
– У вас будет время его убедить, – кивнул Дронго. – Если вы закончили, то мы можем подняться к вам.
– Конечно, – согласился Мовсани. – Если разрешите, я оплачу счет.
– Ни в коем случае. Вы наш гость. – Дронго сделал знак бармену, показывая, что оплатит счет, когда вернется. Тот, соглашаясь, кивнул. Здесь привыкли доверять людям и не оскорблять их недоверием. К тому же и счет был не очень большим.
Вместе с Мовсани они прошли через большой холл к кабинам лифтов. Дронго заметил, как из разных концов отеля за ними наблюдают сотрудники Министерства национальной безопасности. Мужчины вошли в кабину лифта. Поднялись на девятый этаж. Мовсани засунул руки в карманы. И вдруг раздался чей-то сдавленный крик. Затем еще один. Сидевшие в коридоре дежурные вскочили, прислушиваясь. Было слышно, как кто-то кричал, просил о помощи.
Они поспешили к номеру. Мовсани дернул за ручку, дверь была закрыта.
– Быстрее, – приказал Дронго, обращаясь к охранникам, – откройте дверь!
– У нас нет ключей, – почти виновато сказал Сафаров, – запасные ключи есть только внизу, у портье.
– Беги за ключами, – крикнул Дронго, обращаясь к Эмилю, – беги скорее! Там кого-то убивают.
Глава 17
Охранник растерянно кивнул и побежал к лифту. Второй дежуривший в коридоре был сотрудником полиции, переодетым в штатский костюм. Он быстро достал оружие, тревожно глядя на Дронго и Мовсани.
– Не понимаю, – растерянно произнес режиссер, – кого могут убивать, если я нахожусь здесь. Может, это Хитченс? Но кто может его убить? Кто здесь был? – спросил он, обращаясь к офицеру полиции.
– Никого, – пожал плечами тот. – Там никого нет. К вам приходила ваша знакомая и...
– Про знакомую потом расскажете, – нервно перебил его Мовсани. – Кого там сейчас убивают? Кто кричал?
