Александр Смирнов - Чернокнижник
Будто прочитав мысли начальника, следователь спросил:
— Да что вы так переживаете? В то время начальником был совсем другой человек. Вам за него отвечать не придется.
Этот аргумент оказался той каплей, которая сдвинула с места нерешительного начальника. Он принял решение и спокойно посмотрел на следователя.
— Начнём с самого начала, — сказал следователь. — Вы отправляли в пионерский лагерь Бахметьеву Татьяну Александровну?
— Я её туда не отправлял.
— Хорошо, зададим вопрос по-другому: РОНО посылал Бахметьеву Татьяну Александровну в пионерский лагерь «Буревестник»?
— Да, два раза, — сказал начальник.
— Факты, описанные в книге «Лагерный роман» имели место быть?
— Я не читаю таких книг.
— Хорошо, зададим вопрос по-другому. У вас в лагере вожатые занимались развратом несовершеннолетних?
— У нас — нет.
— Я имел в виду не вас, а лагерь «Буревестник».
— В Буревестнике — да.
— Какие меры принял РОНО к виновникам этого преступления?
— Троим учителям было предложено уволиться по собственному желанию.
— Только и всего!? — не смог сдержать своего удивления следователь.
— Я в то время не…
— Я знаю, знаю. Просто удивляет, что столь солидное учреждение вместо того, чтобы завести уголовное дело преступников, предлагает им уволиться по собственному желанию.
— Я сам этого не понимаю. Скажу более: преступников было четверо, а предложено было уволиться только троим.
— Почему четверо? В романе было только двое: Это Лена и Татьяна Александровна Бахметьева.
— Я же вам сказал, что таких книг не читаю. Откуда я знаю, почему автор решил вместо четверых показать двоих? На самом деле их было четверо.
— Но вы же сказали, что троим было предложено уволиться по собственному желанию! Выходит, что один человек работает учителем до сих пор?
— Да. Это Соколова Татьяна Александровна.
— Но как вы её могли оставить?
— Не я а…
— Нет, уж теперь именно вы, милостивый государь! Что было с вашим предшественником, то было. Но теперь вы на этом посту и защита нравственности детей на вашей совести.
— А от уголовных элементов на вашей.
«Этому чиновнику палец в рот не клади», — отметил следователь про себя.
— Я, собственно говоря, именно с этой целью и беседую с вами, — отбил атаку противника следователь.
— Вот когда вы осудите преступницу, тогда у нас будут основания уволить её, — снова пошёл в атаку начальник.
— Вы работы Владимира Ильича Ленина хорошо изучали? — спросил милиционер.
Начальник РОНО изменился в лице. К игре на этом поле он явно был не готов. Как коммунист, начальник районного отдела народного образования был просто обязан знать работы вождя чуть ли не наизусть, но также как и все советские люди, он никогда не читал их. Исключение составляли те случаи, когда ему приходилось готовиться к докладам для проведения политинформаций. Однако это было в молодости. Занимая такой солидный пост, начальник уже давно не заглядывал в труды основоположников марксизма-ленинизма, в результате чего в голове вообще ничего не осталось, кроме лозунгов, развешанных, где только можно. Однако признаться в этом означало тоже самое, что и подписать себе смертный приговор.
— Ну и вопросики у вас! — сказал он, вытирая внезапно выступивший пот.
— Бюрократ тем и опасен, что формально он прав! — процитировал милиционер вождя, не уточнив при этом, где именно и в каком контексте Ленин говорил эту фразу.
Борьба двух интеллектуалов была закончена. Победу одержал представитель социалистической законности.
Глава 13
Татьяна Александровна зашла в класс, кивком головы поприветствовала учеников и села за свой стол. За годы работы в школе она научилась чувствовать настроение детей безошибочно. Стоило только войти в школу, как человека окружал гул. Этот звук можно было сравнить с гулом роя пчёл, летающим над своим ульем. Опытный пчеловод по этому звуку легко определяет, в каком настроение находятся его подопечные. Ему сразу ясно: надо ли надевать маску, чтобы подойти к своим любимицам, или можно обойтись без неё. Бывали случаи, когда пчеловод, уловив в гуле тревожные нотки, вовсе отказывался от планов и оставлял свои мероприятия до лучших времён. Нечто подобное наблюдается и в школе. Даже когда прозвенит звонок, гул не прекращается. Он становится тише, но он всё равно есть. Даже когда учитель входит в класс и здоровается со школьниками, класс продолжает гудеть. Вернее сказать, это уже не гул, а лёгкий шелест, будто свежий ветерок тревожит застывшие в неподвижности листья. Детский коллектив, этот макет вечного двигателя, никогда не может прибывать в состояние покоя. Всегда кто-то кому-то что-то шепчет на ухо, кто-то толкает кого-то, кто-то над кем-то смеётся…
Сегодня, сев на свои места, школьники молчали. Молчали так, будто в природе вовсе отсутствовали звуки, молчали так, будто и сердца и лёгкие разом перестали функционировать. Так, вероятно, молчали зрители Колизея, предвкушая кровавый финал схватки гладиаторов. Молчали, сжав кисть правой руки в кулак, оттопырив большой палец, чтобы в любой момент вытянуть руку с кулаком вперёд так, чтобы палец непременно указывал вниз.
Татьяна Александровна кожей почувствовала недоброе. Она всматривалась в лица ребят, но на этот раз ничего в них прочесть не могла — одна тишина.
Однако урок надо начинать. Учительница ещё раз осмотрела класс и открыла классный журнал.
К страничке русского языка канцелярским клеем был приклеен белый лист бумаги на котором было написано всего одно слово — «Проститутка».
Вначале у учительницы русского языка перехватило дух и остановилось дыхание. Она пыталась набрать в лёгкие воздух, но у неё ничего не получалось. Наконец ей удалось сделать это, и она глубоко вздохнула. Кровь, прихлынувшая к голове и стучавшая в висках барабанным боем, отошла, и пурпурно-красное лицо учительницы окрасилось в белый, как снег цвет. Рука машинально ухватила белый лист и попыталась сорвать его. Клей уже схватился, и лист не поддавался. Тогда рука дёрнула его сильнее, но тот опять устоял. Татьяна Александровна дёрнула в третий раз уже не сдерживая силу. Лист не выдержал и поддался. Взглянув на ненавистный лист, учительница обнаружила, что вместе с ним её кулак сжимал и лист физики и лист математики. Не зная, что делать, несчастная женщина выбежала из класса в коридор, сжимая в одной руке классный журнал, а в другой вырванные листы. Голова слегка закружилась, и она прислонилась к прохладной стене. Класс, который только что не издавал ни звука, вдруг разразился гомерическим хохотом.
«Проститутка!» — неслось из класса. К выкрикам прибавилось топанье ног и свист. Татьяна Александровна, как опытный педагог знала, что дети отличаются от взрослых своей жестокостью, но ей впервые пришлось столкнуться с этим.
Директор школы ещё не успела привыкнуть к своей новой должности. Когда она была завучем, у неё не было своего персонального кабинета. Подчинённые хоть и побаивались её, но не смотрели ей в рот с раболебской покорностью. Тогда во времена совсем недалёкие она более смело принимала решения. Это происходило потому, что над ней всегда был директор, который, выслушав мнения своих сотрудников, сам расставлял все точки над «i». Теперь она сама была директором и кроме неё никто никаких точек расставлять не будет.
Перед директором на столе лежал классный журнал, а на журнале комок смятых листов. Рядом на стуле, опустив голову, сидела Татьяна Александровна. Взгляд директора, до этого неподвижно смотревший на журнал, оставил его, и перешёл на учительницу.
— Я понимаю, что в каждом коллективе есть хулиганы, но всему же должна быть граница! Меня поразило то, что в этом участвовал весь класс без исключения, — сказала учительница.
— Шила в мешке не утаишь, — ответила директор.
Она выдвинула ящик стола и вытащила оттуда книжку в яркой обложке.
— Я тогда не читала его сочинения, а теперь…
— Столько лет прошло, кто бы мог подумать, что он на этой основе напишет целый роман?
— Он по моим сведениям сейчас за границей?
Татьяна Александровна молча кивнула головой.
— Значит с него и взятки гладки. Я, Танечка, тоже была молодая и признаюсь тебе совсем не святая, но такое нам даже в голову прийти не могло!
Директор многозначительно посмотрела на роман и постучала по обложке пальцем.
— И название-то какое придумал — «Лагерный роман»!
Она сочувственно посмотрела на Татьяну Александровну и спросила:
— Ты сама-то читала?
— Читала, — еле слышно ответила учительница, — ещё тогда, когда сочинение забрали в РОНО.
— Я имею в виду книгу.
Татьяна Александровна отрицательно помотала головой.
