Джеймс Чейз - С/С том 26. В этом нет сомнения. Шантаж и флакон духов. Скупщик краденого.
В ванной я натянул маску дрожащими руками и закончил маскировку.
Когда приедет полиция, не получу ли я возможность вырваться из этого кошмара? Может, мне следует сорвать с себя маску и сообщить правду?
Я подумал о теплой улыбке Джона Меррилла Фергюсона…
ВЫ СЛИШКОМ ЦЕННЫЙ ДЛЯ МЕНЯ ЧЕЛОВЕК, ЧТОБЫ ВАС ПОТЕРЯТЬ.
Подумал я о своем контракте на семь лет. Вспомнил о тех беспросветных днях, когда я сидел возле телефона, почти ни на что не надеясь, голодный и нищий…
Эта кошмарная старуха после похорон возвратится во Фриско, я ее видеть не буду.
Подумал я о роскошном коттедже, который был отведен мне под жилите. Подумал и о Соне.
Это не мое дело, твердил я себе. Мое дело — отрабатывать деньги, которые Фергюсон мне платит.
Возможно, это скотч придал мне храбрости. Но заканчивая маскировку, я твердо решил, что останусь сотрудником Фергюсона.
Поговорка, что деньги — сила, всеми признанная истина. В мире кино я слышал ее достаточно часто, но поскольку у меня самого никогда не было особенно много денег, правильность этого изречения я не проверял на собственном опыте.
Но в эту ночь я собственными глазами убедился, что это так.
В маске и в темном мохеровом костюме я вышел на террасу, выходившую на площадку перед парадным въездом в поместье.
Сейчас весь сад был залит светом, начиная от огромных чугунных ворот, являвшихся пограничным столбом этой крепости.
С десяток людей стояли полукругом у этих ворот надежная личная охрана. Я видел, как блестящий «кадиллак» подкатил к воротам, замедлил бег, затем ворота отворились, и «кадиллак» помчался к центральному входу.
Я догадался, что прибыл доктор Вейсман.
Я быстро вышел из гостиной и перегнулся через перила.
Холл был тоже освещен. На полу, у подножия лестницы, лежало тело Лоретты Фергюсон. Она была в том же светло-голубом пеньюаре и с босыми ногами. Подле нее с бесстрастной физиономией стоял Маззо.
Я посмотрел вниз на его бритую голову.
Рубящий удар каратэ!
Она, возможно, увидела, как он подкрадывается к ней, и завопила. Потом он нанес ей резкий удар, называемый «чопом», сзади, по шее, и ее бездыханное тело покатилось вниз по лестнице.
Высокий, откормленный, импозантно выглядевший мужчина с густой шапкой седых волос разговаривал с миссис Харриет. Говорили они очень тихо.
Я его хорошо видел. Тяжелое лицо с мощными челюстями (он наверняка большой любитель покушать!), безукоризненно сидящий черный костюм, все вместе источало авторитет и надменную самоуверенность.
Это был, несомненно, доктор Вейсман.
Он подошел и опустился на колени возле Лоретты, осторожно прикоснулся к ней, слегка повернул ее голову, поднял веки. После этого поднялся.
— Тут уже ничего не сделаешь, миссис Фергюсон… Бедная леди умерла, — произнес он сочным баритоном. — Оставьте все на месте. Вы не должны до нее дотрагиваться. Я позвоню шефу полиции Терреллу.
— Мне думается, дорогой доктор, что сначала нам надо немного поговорить, — заявила миссис Харриет. — На это уйдет не так много времени…
Она твердо положила свою старую руку на его, весьма пухлую, и потянула его в гостиную, прикрыв за собой дверь.
Я уперся локтями в перила и ждал. Маззо начал расхаживать по холлу. Я видел, что на его физиономии было встревоженное выражение.
Прошло минут десять. Потом дверь гостиной распахнулась, оттуда вышли миссис Харриет и доктор.
— Мой сын в отчаянии, доктор, — заявила миссис Харриет, — я не хочу, чтобы его тревожили.
— Конечно, конечно… Может быть, мне его посмотреть? Я дам ему успокоительное.
— Ему просто надо побыть одному.
— Вполне его понимаю. А теперь, миссис Фергюсон, вернитесь в свою комнату и непременно лягте. Оставьте все на меня, в случае необходимости я вас позову.
— Я надеюсь на вас, доктор!
Старая дама похлопала его по руке. У этой кошмарной старухи очень хорошо получается похлопывание по руке собеседника… Так и слышалось слово «дорогой», произнесенное добреньким голоском.
— Я появлюсь, как только вы скажете.
Когда она повернулась, чтобы подняться по лестнице, я быстро отступил и юркнул в гостиную, закрыл дверь и вышел на балкон.
Полиция прибыла на двух машинах через десять минут. Следом ехала машина скорой помощи.
Доктор Вейсман на самом деле развил бурную деятельность.
Я наблюдал, как двое детективов в штатском и сержант в форме поднялись по ступенькам.
Тогда я снова поспешил в гостиную и приоткрыл дверь. Теперь уже миссис Харриет стояла там, где до этого был я. Ее старые руки упирались в перила.
Я слышал голоса. Богатый баритон доктора Вейсмана доминировал, но расслышать его слова было невозможно.
Все было кончено менее чем через двадцать минут.
Стоя у двери и глядя через щелку, я думал о том, сколько миссис Харриет заплатила доктору…
Мое первое впечатление о нем было таково: этого человека легко купить при условии, что сумма будет достаточно солидной.
Я увидел, что миссис Харриет отошла от перил и начала медленно спускаться вниз. Я моментально занял ее пост.
Внизу находились двое детективов, у двери стоял сержант. Главным действующим лицом был доктор Вейсман.
Миссис Харриет достигла подножия лестницы.
— Очень сожалею, мадам, что вынужден задавать вам вопросы в такое время, — сказал один из детективов.
— Конечно, конечно…
Миссис Харриет приложила к глазам носовой платок, у нее это получилось неплохо.
— Вам следует знать, что мой сын в крайнем отчаянии. Его нельзя беспокоить. У него настоящий шок, что может вам подтвердить доктор Вейсман.
— Все о’кей, мадам, — заявил детектив и двинулся к дверям большой гостиной, за ним вошли миссис Харриет и доктор.
Вошли двое санитаров в белых халатах. Они моментально положили тело Лоретты на носилки, покрыли его сверху простыней и вынесли из холла.
Второй детектив негромко разговаривал с Маззо, который то и дело пожимал своими обезьяньими плечами.
Я вернулся в гостиную и сел, обхватив голову руками. Мне было настолько тошно, что я даже не мог думать.
Внизу захлопали дверцы машин, заревели моторы, и я невольно выпрямился и вышел на балкон посмотреть, как уезжали полицейские машины в сопровождении санитарной.
Все так просто и легко! Власть денег!
Я успел возвратиться в гостиную, и сразу же отворилась дверь и вошла миссис Харриет. Закрыв за собой дверь, она внимательно посмотрела на меня.
— Дорогой Джерри, все устроено. Вы не понадобились.
Торжествующая улыбка тронула ее губы.
— Ложитесь спать. Примите снотворное. И помните, что для бедняжки Этты это был лучший исход…
Подойдя к дверям, она добавила:
— Вам не надо присутствовать на дознании, Джерри. Доктор Вейсман все организует. Такой полезный человек! Но вы, разумеется, должны будете присутствовать на кремации. Однако вас никто не побеспокоит… Спокойной ночи!
Она помахала мне пальцами и исчезла.
Следующие шесть дней тянулись для меня, как шесть лет…
Маззо приносил мне еду. Он ничего не говорил, да и мне нечего было ему сказать. Я часами торчал на балконе, читая книжонки в бумажных переплетах. По вечерам я смотрел телевизор. Спал я только с помощью снотворного. Я пытался успокоить себя рассуждениями о том, что я работаю на Фергюсона за сотню тысяч в год.
Но сколько раз на дню я вспоминал дикий вопль Лоретты и звук удара ее тела о пол холла! Передо мной возникали переполненные отчаянием глаза, я слышал, как она говорит: «РАДИ БОГА, ДЖЕРРИ, НЕ ВЕРЬ ТОМУ, ЧТО ТЕБЕ ГОВОРИТ ЭТА СТАРАЯ СУКА. НЕ ВЕРЬ ДЮРАНТУ. ВЕРЬ ТОЛЬКО МНЕ!»
Кроме того, я думал о человеке, расхаживающем взад и вперед по комнате с окнами, забранными решетками…
На шестой день Маззо, подавая мне завтрак, сказал:
— Все в порядке. Дознание прошло, как сон. Оденьте маску. Ее сожгут сегодня утром в одиннадцать.
Мне хотелось съездить кулаком по его обезьяной роже, хотелось крикнуть ему: это ты убил ее!
Я поднялся и молча прошел в ванную.
— Что-то вас беспокоит? — спросил Маззо, идя следом за мной.
— Мне ничего не надо. Выйди отсюда!
— Успокойтесь! Говорю вам: никаких проблем! — и он усмехнулся. — Надевайте маску и черный костюм.
Миссис Харриет, ее пудель и я были единственными участниками этой траурной церемонии. Мы поехали в крематорий в «роллсе». Перед нами ехала одна машина, позади нас — другая.
Новость, видимо, все же просочилась. Ворота крематория осаждали газетчики и репортеры с телевидения. Охрана высыпала из сопровождавших нас машин, устроила свободный проезд для «роллса» и оттеснила всех зевак.
Церемонией руководил пожилой священник. Его морщинистое лицо привычно приняло скорбное выражение. Казалось, он трепещет перед миссис Харриет и благоговейно произносит слова утешения. Возможно, именно из уважения и почтения к большим деньгам заупокойная служба тянулась бесконечно долго.
