Константин Кислов - Путь на Олений ложок
Дурасов рассказывал о кладе с увлечением, с азартом игрока. Он говорил о таких подробностях, как будто бы только вчера сам, своими руками перетаскал в укромное место добротные кожаные мешки и засыпал их толстым слоем земли… Из его рассказа выходило так: лежит это золото в определенном месте в тайге, не очень далеко, и стоит только туда добраться — а это тоже не составляет большого труда, — немного поковыряться в земле, и клад будет лежать у ног счастливца…
На деле все оказалось не так просто, как обрисовал Дурасов. Но как ни сложна была обстановка, как неожиданно ни переплетались догадки и версии, Вепринцев был уверен, что это не обман, не ловушка и пятьдесят шесть пудов золота — не выдумка Леонида Дурасова, а живое богатое дело. Сколько бы ни было досадных противоречий в этих старых бумагах, все-таки не зря же чья-то твердая рука написала на последней странице: «Лукашка умер. Поиски золота успехом не увенчались».
Но как же отыскать место, где упрятано золото, без этого старика Лукашки? Без его внука?.. Осталась одна надежда — двоюродный брат Лукашки Оспан. Он, кажется, опытный проводник. К нему и ехал теперь Вепринцев.
— Это последнее, на что я иду, — мысленно решил он.
Вепринцев, поглядывая на Стрижа, безвольно качавшегося из стороны в сторону, подумал: «А тот мальчишка, Ромка, был, кажется, лучше этого… Впрочем, все они величайшие бестолочи и ротозеи, понятия не имеют, что такое приличный бизнес…»
Поезд сдерживал бег. За окнами вагонов мелькали, серые, приземистые постройки, редкие тополя и березки. В вагоне началось движение, в лучах солнца золотистым облачком закружилась пыль. Кто-то громко назвал станцию. Стриж перестал дремать, приподнял свою маленькую, необыкновенно длинную голову, глянул в окно.
— Следующая наша. Каких-нибудь сорок минут, и мы приехали…
— Что, следующая — Широкое?
— Точно так. — Он глубоко зевнул, сухо скрипнул зубами и стал закуривать. — Да-а, это только начало, — продолжал он, давясь. — Сто восемьдесят километров по тайге что-то значат… И дороги не знаем.
Оба задумались. Стриж неторопливо курил, глядел куда-то в окно, запорошенное красноватой, словно ржавчина, пылью. Длинные, мосластые руки его были разрисованы, как у индейца, бросались в глаза длинные тонкие пальцы, которым, пожалуй, позавидовал бы самый одаренный музыкант. Но этим пальцам суждено другое. Они никогда не касались клавишей рояля и струн скрипки. Зато сколько глубоких и темных карманов ощупали они. Стриж только недавно отбыл срок за последнюю кражу и вот теперь снова вышел на «большое дело». Он очень мало знал о своем новом партнере — у воров не принято интересоваться друг другом — знал он одно: это вор с большим именем, много видевший и везде побывавший — он «промышлял» в богатой Америке, неспроста же Ромка Онучин так попал под его влияние, так увлекся его заграничными сказками, что сразу сменил свою кличку и стал воровать по-новому. И если бы подражание не зашло так далеко, он не попался бы глупо, а ехал бы в этом вагоне, и тогда, наверно, Вепринцев и Стриж чувствовали себя веселее и увереннее: как-никак — трое! Стриж понимал, что его роль в этом длительном путешествии сводилась скорее к обязанностям проводника, чем, равноправного соучастника. Вепринцев не особенно посвящал его в свои планы. Да и к чему это? Стриж и не настаивал на том, чтобы перед ним были открыты сейчас же все карты.
А вот и Широкое. Пассажиры толпились в тамбуре, задевая друг друга чемоданами и мешками, но Вепринцев и Стриж не торопились: не спеша оделись, взяли свои рюкзаки, сумки. Случайно взглянув в окно, Вепринцев вдруг отпрянул назад. Его нескладное лицо с выдавшейся вперед челюстью стало землисто-серым. «Что за чертовщина?.. Где я видел этого человека? Его морда мне хорошо знакома…»
Он дернул за рукав Стрижа, уверенно направлявшегося к выходу, а сам, прильнув головой к стенке вагона, стал наблюдать. «И эта хромая нога… так все хорошо знакомо… Но где же я видел этого типа?» — лихорадочно вспоминал Вепринцев.
— Ну, что ты остолбенел? — недовольно проворчал Стриж, толкаемый из стороны в сторону пассажирами. — Все выходят, а мы чего торчим в проходе?.
— Подожди… Ах да!.. Это, кажется, тот самый хромой парикмахер, который работал там… возле лестницы… — Тревога Вепринцева возросла. Он почувствовал, что попал в западню. Что же делать?! Вернуться в купе на свое место и проехать дальше, хотя бы до следующей станции, чтобы за это время хорошенько обдумать всю сложность положения? А может быть, пойти прямо и встретиться с ним, как со старым знакомым?
Почти все пассажиры, которым следовало сойти на этой станции, покинули вагон. Освободившиеся места занимали новые люди. В это время к Тагильцеву подбежал какой-то молодой человек и кинулся в его объятья. Эта неожиданная сцена несколько успокоила Вепринцева. «Теперь ясно: парикмахер здесь кого-то встречает, должно быть, родственника… А может быть, это инсценировка?» На всякий случай Вепринцев послал вперед Стрижа.
Но поведение Тагильцева и молодого хакаса, с которым он только что крепко расцеловался, не могло вызвать никаких подозрений даже у такого опытного наблюдателя, как Стриж.
Только Вепринцев вышел из вагона, как гулко прозвучали звонки отправления, пронзительно и резко заревел паровоз, окатив стоявших на платформе клубами неприятно теплого пара. И опять застучали колеса, грязное помело дыма разлохматилось над вагонами состава. Черный грохочущий поезд без оглядки побежал в тайгу, в глубокую и неровную расселину, разломившую пополам горный хребет. Вот еще раз мелькнул последний вагон, с красным пятном позади, и все исчезло. Только сердитый рокочущий гул доносился сюда, да серая полоска дыма жалко и сиротливо витала над сумеречно-темной тайгой.
Вепринцев подошел поближе к парикмахеру.
— Надо было телеграмму вовремя дать, — с легким укором говорил своему собеседнику Тагильцев. — Вчера чуть не целый день ждали и сегодня уже второй поезд встречаем. Так же не делают, дорогой!
Стриж достал папироску и, любезно извинившись, спросил:
— Товарищи, нет ли у вас спичек?
— Пожалуйста, как нет… — суетливо зашарил по карманам молодой человек.
Тагильцев оглянулся и встретился взглядом с Вепринцевым. «Черт возьми! Неужели он не узнает меня? А может быть, я ошибся?» Но не успел Вепринцев закончить этой мысли, как Тагильцев опять повернулся к нему и неуверенно спросил:
— Вы меня не узнаете?
— Кажется, нет, — хрипло ответил Вепринцев, вглядываясь в лицо Тагильцева.
— А я вот по бороде вас узнал…
— Как это можно? — удивленно засмеялся Вепринцев.
— Как видите, можно… Вы у меня брились несколько раз. Помните, в Управление округа вы заходили?..
Вепринцев нахмурился, делая вид, что он напряженно припоминает. Потом лицо его озарилось улыбкой, он широко развел руками.
— Конечно, конечно, теперь вспоминаю!.. Очень приятно… очень хорошо встретить в такой глуши знакомого человека. Ну конечно, я туда приходил, в это Управление… Ни один порядочный геолог не может пройти мимо него. И как вы попали сюда, в такую даль?
Тагильцев ответил ему настолько просто и непринужденно, что тревога Вепринцева почти совсем исчезла.
— В трудовом отпуске. На родину отдохнуть приехал. А здесь племянника встречаю… Вот он, Илюшка, познакомьтесь, — не без гордости сказал Тагильцев, подтолкнув в бок парня.
— Очень рад, — сдавил руку молодого человека Вепринцев. — Павел Иванович, — отрекомендовался он и кивком головы указал на Стрижа. — А это мой помощник, техник Ефимов.
— Чего же мы стоим здесь? — спохватился Тагильцев. — Может быть, в буфет заглянем? С дороги бы перекусить не мешало, чайку испить…
— Мы очень спешим, — поторопился ответить Вепринцев, — как бы не опоздать на машину.
— Об этом нечего беспокоиться, машины здесь идут каждые полчаса. Кругом прииски, разработки… — Тагильцев обвел взглядом темные очертания высоких гор, со всех сторон подпиравших маленькую одинокую станцию. — А вам в какую сторону? Дорог здесь много.
— Нам… — замялся было Вепринцев. — Да тут до одного села… Рыбаки называется.
— Рыбаки?.. Так мы будем попутчиками вам до самого места, — радостно ответил Тагильцев, — мы в Рыбаки и едем…
Вновь тревога и подозрение охватили Вепринцева.
Теперь Тагильцеву нетрудно было убедить своих новых друзей, что перед выездом в такой трудный далекий путь нужно не только хорошо отдохнуть, но и добротно закусить.
27. Мирная профессия
Вторые сутки Котельников лежал в госпитале. Вторые сутки не выходила из головы печальная история погони за преступниками, и чем глубже он вдумывался в свои действия, тем яснее видел ошибки.
