Станислав Лем - Следствие
Сисс сидел, опершись локтями на руль и спрятав лицо в ладони. Падающий сбоку свет уличного фонаря серебряно поблёскивал на топорщащейся седой пряди. Грегори стоял и не знал, что делать. Потом, приняв решение, на цыпочках пошёл к «бьюику», оглянулся — Сисс не двигался, — сел в машину, резко рванул с места, повернул налево, разогнался на широкой, совершенно пустой улице и вернулся назад. Тёмная масса «крайслера» росла на глазах; казалось, столкновение неизбежно, но тут Грегори нажал на тормоза, шины взвизгнули, машина проехала по инерции ещё несколько метров и ударила в задний бампер «крайслера» — хоть и несильно, но громко. Грегори тотчас же выскочил из машины, восклицая:
— Ради Бога, простите! Тормоза у меня совершенно не держат! Надеюсь, вы не пострадали? Ах, это вы… — уже тише произнёс он и остановился.
Сисс, которого удар швырнул вперёд, открыл дверцу и, стоя одной ногой на земле, словно он собирался выйти из машины, но потом раздумал, уставился на Грегори, изображавшего удивление и растерянность.
— А, это вы? Как вас… Грегори, да? Что ж это получается, полиция наезжает на мирных граждан?
Они пошли взглянуть на багажник; он был цел, удар, как и надеялся Грегори, принял на себя бампер.
— Как это вам удалось? — выпрямляясь, поинтересовался Сисс.
— Понимаете, машина у меня из проката, ну я и переоценил тормоза. Откровенно говоря, обожаю ездить, что называется, с ветерком, наверно, оттого что ещё не перебесился. У меня ведь нет машины.
Грегори показалось, что он слишком много говорит, и он замолчал.
— У вас нет машины? — переспросил Сисс.
Вопрос он задал чисто машинально, думая о чём-то своём. При этом натянул на правую руку перчатку, разгладил, застегнул кнопку, а вторую перчатку аккуратно скатал трубочкой. Они всё ещё стояли возле столкнувшихся автомобилей.
«Сейчас я его приглашу», — решил Грегори.
— Нету, — ответил он. — Бедность — одна из главнейших добродетелей, свято соблюдаемых в полиции. Но как бы то ни было, я чувствую себя виноватым, и потом, видно, судьба нам велит провести сегодняшний вечер вместе, коль скоро мы вместе отобедали. Кстати, сейчас самое подходящее время поужинать.
— Разве что в автомате, принимая во внимание вашу бедность, — рассеянно бросил Сисс. Он всё время оглядывался по сторонам, словно кого-то искал.
— Ну уж не настолько я беден. Предлагаю звёздный заезд в «Савой». Как вы на это? Наверху там есть уютные уголки. И вино хорошее.
— Нет, благодарю. Я не пью. Не могу. Впрочем, не знаю… В конце концов… — Сисс направился к «крайслеру», сел в него и почти беззвучно добавил: — А, всё равно…
— Значит, едем! Отлично! Езжайте первым, хорошо? — торопливо говорил Грегори, делая вид, что принимает слова учёного за согласие.
Сисс испытующе взглянул на него, даже высунулся из машины, словно желая рассмотреть выражение лица, потом неожиданно захлопнул дверцу и нажал на стартёр. Мотор молчал: Сисс забыл включить зажигание. Грегори видел это, но подсказывать не стал. С минуту Сисс тщетно пытался оживить мёртвый мотор, наконец заметил свою оплошность. Садясь за руль, Грегори не был уверен, что учёный поедет в «Савой», и когда тронулся следом за его машиной, вдруг подумал: «Хорошо бы он свернул». Но уже на первом перекрёстке понял, что Сисс принял приглашение.
До «Савоя» ехали минут десять, машины оставили на стоянке. Было уже половина десятого, на первом этаже играл оркестр, в центре зала на вращающейся площадке, освещённой снизу разноцветными фонариками, танцевали. Наверх, откуда открывался вид на зал, пришлось пройти мимо колонн, и свет люстр, висящих на длинных цепях, слепил им глаза. К ним подскочил официант и предложил стол в глубине, рядом с шумной компанией, но Грегори отказался и прошёл в самый конец балкона. Там, немножко на отшибе, между капителями двух колонн был двухместный столик. Мгновенно появились два официанта во фраках, один с меню, другой с картой вин — довольно толстым томом.
— Вы разбираетесь в этом? — спросил Сисс, захлопывая переплетённый в кожу фолиант.
Грегори улыбнулся:
— Немножко. Для начала, думаю, неплохо бы вермут. Вам с лимоном?
— Вермут? Он горчит. Впрочем, пусть будет вермут. Можно и с лимоном.
Грегори молча взглянул на официанта, этого было достаточно. Второй терпеливо ждал чуть в отдалении. После долгих размышлений Грегори сделал заказ, предварительно осведомившись у Сисса, как тот относится к салату из свежих овощей и не повредит ли ему жареное.
Сисс, наклонившись к балюстраде, безразлично смотрел вниз на головы танцующих. Оркестр играл слоу-фокс.
Грегори тоже бросил взгляд на площадку, потом поднял рюмку с вермутом и посмотрел сквозь неё на свет.
— Да… вот ещё что… — с трудом выдавил он. — Я… я хочу попросить у вас прощения.
— Что? — Сисс недоумённо поднял брови. — Ах, вот что! — понял он наконец. — Нет, нет, ради Бога, не надо! Всё это такая ерунда.
— Я буквально только сегодня узнал, почему вы ушли из генерального штаба.
— Значит, теперь уже знаете? — безразлично пробормотал Сисс. Вермут он выпил, как чай, — тремя глотками. Ломтик лимона соскользнул к губам, он взял его двумя пальцами, подержал и опустил в пустую рюмку.
— Да.
— Старая история. Вам-то полагалось бы её знать, раз уж вы следите за мной.
— Вы относитесь к той категории людей, о которых высказывают диаметрально противоположные мнения, — заметил Грегори, делая вид, что не слышал последних слов учёного. — Либо горячо, либо холодно. И ничего — тепло. Так и в этом случае. Всё зависит от источника информации. А не могли бы вы рассказать, за что вас сняли с руководства оперативным отделом?
— И приклеили ярлык «красный», — добавил Сисс. Вопреки ожиданиям Грегори он ничуть не оживился, был всё так же вял и безразличен, сидел сгорбившись, опираясь рукой на перила балкона. — Зачем? — наконец произнёс он. — Нет смысла ворошить прошлое.
— Правда ли, что вы предсказывали катастрофу, гибель человечества? — понизив голос, задал Грегори новый вопрос. — Простите за назойливость, но для меня это очень важно. Вы же знаете, как люди всё перевирают и искажают. Не могли бы вы рассказать, как всё было?
— Зачем вам это?
— Хочу узнать вас, понять.
— Старая история, — опять повторил Сисс, не отрывая взгляда от танцующих. Теперь на площадке горели красные фонарики, и обнажённые плечи женщин отсвечивали розовым. — Дело было не в катастрофе. Вам действительно интересно?
— Да.
— Эк вы любопытны. Было это в сорок шестом. Началась атомная гонка. Я понимал, что, когда будет достигнут предел — я имею в виду взрывную силу, — начнётся развитие средств доставки. То есть ракет. Потом и тут дойдут до предела; у обеих сторон ракеты с водородными боеголовками, где-то укрыт пульт с пресловутой кнопкой. Стоит её нажать, и ракеты взлетают. Через двадцать минут наступает конец света для обеих сторон — finis mundi ambilateralis [12]…
Сисс усмехнулся. Официант принёс вино, откупорил бутылку, налил несколько капель Грегори в бокал. Грегори пригубил, прополоскал рот и кивнул. Официант налил по полному бокалу и отошёл.
— Так вы думали в сорок шестом году? — спросил Грегори, поднимая бокал.
Сисс кончиком языка попробовал вино, осторожно отпил маленький глоток, потом залпом выпил до дна, выдохнул и поставил бокал на стол — не то с удивлением, не то в замешательстве.
— Нет, это только начало. Понимаете, гонка, уж коль она началась, не может прекратиться Она должна продолжаться. Одна сторона создаёт большую пушку, вторая отвечает ещё большим танком. Процесс этот может закончить только столкновение, война. А поскольку в подобной ситуации она означает finis mundi [13], гонку приходится продолжать. И люди становятся её пленниками. Оружие всё улучшается и совершенствуется. Но вот оно усовершенствовано до предела. Что остаётся? Мозги. Мозги командующих. А поскольку человеческий мозг усовершенствованию не поддаётся, то и здесь придётся перейти на автоматы. Итак, следующая стадия — это автоматический генштаб, то есть электронные стратегические машины. И тут возникает интереснейшая проблема, вернее, две проблемы. На это обратил моё внимание Мак Катт. Во-первых, существует ли предел для развития таких мозгов? Они похожи на устройства, способные играть в шахматы. Машина, предвидящая намерения противника на десять ходов вперёд, всегда выиграет у машины, которая предвидит только на восемь или девять. Чем дальше предвидение, тем машина должна быть больше. Это раз.
Сисс явно оживился. Грегори показалось, что он обо всём забыл, забыл даже, кто его собеседник. Грегори разлил вино. Сисс играл бокалом, двигал его по скатерти взад и вперёд. Вдруг бокал накренился. Но Сисс подхватил его и выпил — опять залпом. Внизу зажглись жёлтые прожекторы, мандолины выводили гавайскую мелодию.
