Heлe Нойхаус - Кто посеял ветер
— Тейссена интересуют только деньги. Его совершенно не волнует, будут здесь когда-нибудь стоять ветротурбины или нет. — Янис понизил голос и перешел на заговорщический шепот: — К сожалению, у него имеются могущественные друзья, которым он регулярно выплачивает мзду. Я это знаю, поскольку сам на протяжении нескольких лет помогал ему встраивать его сеть в политику и экономику и…
— Хорошо, — перебила его Ника. — Когда это нужно сделать?
Янис довольно улыбнулся. Наживка проглочена.
Зазвенел дверной колокольчик.
— Сегодня сделаешь? — спросил он. — До собрания?
— Попробую. В половине второго я приду домой, — сказала она, после чего вернулась в помещение магазина.
Во двор въехал темный «Ауди». Рики. Нельзя, чтобы она увидела его здесь. Янис последовал за Никой и вышел на улицу. Прежде чем сесть на велосипед, он глубоко вздохнул. Все шло как нельзя лучше. С помощью Ники он расстроит планы Тейссена и компании.
В доме стоял сладковатый запах, и было душно, как будто его давно не проветривали. Кафельная плитка пола была настолько грязной, что определить ее первоначальный цвет не представлялось возможным. Окна закрывали ставни. Прихожая была завалена старыми газетами, куртками, ботинками и пустыми бутылками. Пии очень не нравилось вторгаться в частную жизнь чужих людей, пусть даже это было и необходимо для того, чтобы познакомиться с обстановкой, окружавшей погибшего человека. Ей стало еще больше не по себе, когда она увидела царивший в доме беспорядок. С тех пор как пару лет назад квартиру Пии после ее похищения перевернули вверх дном, она тщательно следила за чистотой и порядком. Мысль о том, что чужие люди будут копаться в ее грязном белье, морщить нос, а потом, возможно, еще и говорить об этом, была для нее непереносима.
— Как только он мог жить в таком свинарнике? — Боденштайн выглядел растерянным. — Прежде в этом доме можно было есть с пола. Смерть Эльфи совершенно выбила его из колеи, как я и предполагал.
Пия с удивлением ощутила прилив сочувствия к своему шефу. Воздержавшись от комментариев, она прошла дальше, осматривая одну комнату за другой. Гостиная находилась примерно в том же состоянии, что и прихожая. Свободного пространства в ней почти не оставалось. На столике возле кушетки стояли два бокала с остатками жидкости на дне. Дверцы старого деревенского шкафа были раскрыты настежь. Выходит, Хиртрайтер вчера вечером принимал гостей?
— Взгляни-ка сюда, — сказала Пия. — Что это может быть?
Рядом с древним ламповым телевизором стояла странная фигурка — металлическая арка, к которой было прикреплено нечто вроде гондолы воздушного шара. На полу лежала газета, испачканная птичьим пометом.
— Людвиг переселил Хугина в дом. — Боденштайн вздохнул и покачал головой. — Раньше он жил в загоне вместе с собаками.
— Кто?
— Хугин. Ворон. Назван в честь одного из двух воронов, сидевших на плечах Одина. — Боденштайн улыбнулся. — Скандинавские саги были коньком Людвига. Когда мы были еще детьми, он постоянно нам их пересказывал. И наших собак звали Фрейя и Фенрир[17].
Пия уже давно не удивлялась тому, что видела в домах и квартирах чужих людей. Ручной ворон являл собой сравнительно безобидное чудачество.
В одной из комнат были свалены в кучу синие и желтые мешки для мусора, наполненные бумагой, журналами, пустыми бутылками и старой одеждой. Судя по всему, после смерти жены Людвиг Хиртрайтер совсем запустил домашнее хозяйство. Постель находилась в беспорядке, некогда белые простыня, пододеяльник и наволочка пожелтели. В ванной лежала груда грязного белья, раковину украшали черно-коричневые разводы, нестерпимо пахло мочой. Полицейские прошли в неухоженную кухню, где по углам стояли батареи пустых бутылок из-под вина и воды.
— Своей корреспонденции он не уделял большого внимания. — Пия взяла со стола стопку вскрытых и нераспечатанных писем и просмотрела их. Потом она заглянула в кухонный шкаф, где царили плесень и грязь. Пол был усеян мышиным пометом. В углах висела паутина.
— Оливер! Пия! — донесся из коридора голос Крёгера.
Пия сунула письма в пластиковый пакет, и они прошли в соседнее помещение. Ее взгляд скользнул по стенам, на которых висели грамоты в рамках и покрытые пылью охотничьи трофеи — рога косуль, серн и оленей.
— Что это? — спросила с удивлением Пия.
— Охотничья комната. — пояснил Боденштайн. — В чем дело? — спросил он, повернувшись к Крёгеру.
— Со своим оружием он был аккуратен. — Начальник криминалистического отдела показал рукой на оружейный шкаф. — У него имеется список всего принадлежавшего ему длинноствольного и короткоствольного оружия, и если я не ошибаюсь, в шкафу отсутствуют «маузер 98», трехстволка марки «кригхофф трампф» калибра 7х57R, и пистолет «ЗИГ-зауэр Р226».
— Что это за трехстволка? — поинтересовалась Пия.
Кристиан Крёгер покачал головой, словно сокрушаясь по поводу невежества своей коллеги.
— Охотничье ружье с тремя стволами. «Кригхофф трампф» имеет стволы разного калибра, заряжаемые как дробью, так и пулями.
— «Выстрел дробью — смертельный выстрел» — процитировал Боденштайн старую охотничью мудрость.
После краткой поездки из Рабенхофа в деревню старший полицейский Алоиз Брадль располагал самой подробной инсайдерской информацией. Родившийся и выросший в Эльхальтене, он был в курсе непростых взаимоотношений в семействе Хиртрайтеров. Сыновья давно разругались с отцом и с тех пор с ним не общались. Впрочем, за последние две недели их несколько раз видели в деревне. По слухам, приезжали они потому, что до них дошло известие о предложении по поводу продажи Поповского луга, сделанном их отцу.
Дочь, Фрауке, всю жизнь страдала от своего властного отца. Жители деревни всегда сочувствовали ей и ее матери. В заключение Брадль высказал подозрение: вчера вечером Фрауке находилась в Рабенхофе, ее видела там сестра деверя его кузины. Всем известно, что в молодости она была рекламной вывеской стрелкового общества, добилась звания мастера в Гессене и на федеральном уровне, имела охотничье удостоверение и лицензию на владение оружием. К сожалению, Брадль не знал, где проживали Грегор, Фрауке и Маттиас Хиртрайтеры, но Боденштайну не составило бы труда выяснить это у своего отца.
Брадль припарковал полицейский автомобиль позади красного фургона на парковочной площадке. Они вылезли из салона и вошли в гостиницу через задний вход, попав в узкий коридор, пол которого был покрыт изношенной кафельной плиткой. Пахло рыбой и прогорклым маслом. Из открытой металлической двери морозильной камеры вырывались клубы пара. Внутри копошилась приземистая женщина со стремянкой в руках.
— Привет, Герда, — произнес Брадль. — А где Шорш?
— Привет, Алоиз, — отозвалась женщина. — Ты видел Людвига? Граф рассказал Шоршу, он ужасно выглядит, и его собаку тоже застрелили…
Брадль многозначительно кашлянул, и женщина — маленькая, лет шестидесяти, с коротко стриженными седыми волосами, с едва заметными усиками и ярким румянцем на щеках, — заметив Пию, замолчала. Чуть позже Пия на всякий случай напомнила коллеге Брайдлю о его обязанности хранить молчание о ходе следствия, дабы в корне пресечь возможные пересуды и сплетни.
— Добрый день, — сказала она, обращаясь к женщине. — Где мы можем найти вашего мужа?
Женщина молча кивнула в сторону двери, расположенной дальше по коридору.
— Вперед, коллеги. — Пия не дала Брадлю возможности разболтать подробности происшествия и вошла вслед за ним в помещение бара.
За стойкой стоял плешивый мужчина и занимался тем, что переставлял бокалы из посудомоечной машины на полки стеллажа.
— А вот и Килбе Шорш, — пояснил Брадль. — То есть, я хотел сказать, Георг Килб.
Хозяин заведения вытер похожие на сосиски пальцы о свой фартук и смерил Пию недоверчивым взглядом с головы до ног.
— Вы из уголовной полиции? — В его голосе послышалось некоторое разочарование.
— Да. Старший комиссар уголовной полиции Кирххоф, — подтвердила Пия. — Хотите взглянуть на мое удостоверение?
— Нет, не нужно. Я вам верю. — Он перебросил полотенце через плечо и закатал рукава рубашки. — Желаете что-нибудь выпить?
— Нет, спасибо. — Пия улыбнулась, с трудом подавляя нетерпение. — По словам господина Брадля, у вас есть что рассказать нам.
— Да, верно. Дело было так. — Хозяин заведения принялся обстоятельно излагать все, что ему было известно. — …И тогда меня позвал граф и сказал, что Людвиг мертв, что его застрелили.
Последовала пауза. Господин Килб смотрел на сотрудников полиции излучавшими любопытство глазами, ожидая, что они скажут, но Пия решила ничего не говорить ему, поскольку эта информация непременно распространилась бы из-за его стойки по всей деревне.
