Дарья Донцова - Новогодний детектив (сборник)
Пока он устанавливал все эти причиндалы на безопасном расстоянии от того места, где мы праздновали, я смотрела вниз и думала о том, что, наверное, здорово испортила бы людям веселье своим лежащим посреди двора трупом. Но мне, наверное, в тот момент было бы уже все равно…
Фейерверки, установленные Игорем, взлетели вверх со свистом, рассыпались в небе разноцветными кольцами и снопами искр, смешавшись с теми, что были запущены со двора. Это было так красиво, что у меня на миг перехватило дыхание – а ведь я могла бы этого уже не увидеть. Ровно один шаг…
Как-то незаметно мы выпили все шампанское и съели почти все мандарины, и Игорь, шутя, заметил:
– Аллергию заработаем. В детском отделении после Нового года у большинства детишек щеки как с мороза – объедаются.
– Я в детстве тоже объедалась до такого.
Неожиданно мы услышали, как со скрежетом открылся люк, и на крыше появился мужчина. Он присел на корточки спиной к нам и сказал, опустив голову вниз:
– Не бойся, трусиха, здесь никого нет. Вылезай.
Игорь как-то быстро увлек меня за бетонный выступ с установленной на нем антенной и прошептал:
– Тихо!
Я не сопротивлялась, но не понимала, от кого и зачем мы прячемся. Судя по голосу, девушка все-таки решилась и тоже выбралась на крышу:
– Ой, как здесь снежно!
Рука Игоря, державшая мою, заметно дрогнула. Я подняла голову и увидела, как он изо всех сил зажмурился и закусил губу. Неужели это та самая Аня? Любопытство взяло верх, и я попыталась выглянуть из нашего убежища, но парочка отошла на другую сторону большого бетонного выступа, и мне не было их видно.
– О, кто-то тут мандарины ел, – заметила девушка.
– И пусть. Смотри! Весь город у твоих ног! И я дарю его тебе! – закричал мужчина, и я, не выдержав, вырвала руку из руки Игоря и выбежала из-за выступа:
– Вова!!! Вова, ты живой!
Немая сцена, последовавшая за моим выходом, была бы достойна подмостков любого столичного театра… Миниатюрная девушка в длинном красном платье и накинутой поверх серой шубке замерла, глядя на меня, а Вова… Вова – изменившийся за год почти до неузнаваемости, отрастивший аккуратную бородку и усы, одетый в бежевый дорогой свитер и джинсы, ставший каким-то чужим и незнакомым – мой Вова смотрел на меня так, словно увидел привидение.
Я на подгибающихся ногах двинулась к ним, слыша, как за мной идет Игорь. Парочка не двигалась, застыла в изумлении – так выглядят в кино люди за секунду до того, как их поглотит, например, огромная морская волна. Приблизившись, я прикоснулась к Вовиному лицу холодной рукой, и он вздрогнул, как от удара:
– Инна… ты… как ты…
– Вова… – пробормотала я, глядя ему в глаза. – Как же ты мог… за что? Ведь я думала, что ты умер…
– Я все тебе объясню…
– Не нужно. Теперь уже не нужно. Я все поняла. Ты просто не нашел в себе сил расстаться со мной, да? И решил исчезнуть. И Дашку подговорил. Наверное, вы долго смеялись, вспоминая, как я бегала в полицию и простаивала у проходной радиостанции, да? – тихо спросила я, не отводя взгляда от его лица.
– Нет…
– Молчи. Как же ты мог? Зачем ты это сделал? Еще и обставили все так, как будто ты психически болен… чтобы я поверила… И ведь я поверила! Я обвиняла себя в том, что не смогла тебе помочь! – я сорвалась на крик, не в силах справиться с острой болью внутри.
Вова наконец пришел в себя и крепко схватил меня за плечи:
– Инка! Прекрати эту истерику! Да – я не знал, как с тобой расстаться, а отношения тянуть уже не мог! Ну, не для меня ты – такая вся из себя без амбиций! Понимаешь? Тебе же ничего от жизни не нужно – только гнездо, птенцы и самец с кусочком добычи, чтоб на всех хватило! А я так не могу – мне надо больше, понимаешь? Мне нужно все!
– Да, я слышала про город под ногами, который ты только что подарил своей девушке…
– Ты пойми – я начал другую жизнь, новую, совсем не такую, как вел прежде. И для этого мне многим пришлось пожертвовать – друзьями, старыми связями. Меня в банк взяли на солидную должность… Все пошло так, как я давно хотел. А ты бы этого не поняла… Я не знал, как сделать так, чтобы тебе было… ну, не так обидно, что ли… И Дашка тогда предложила – мол, а давай разыграем сумасшествие – а что, это все объяснит. Раз-раз, крыша поехала, собрался и ушел в неизвестном направлении.
Да, я как-то совершенно упустила из виду тот факт, что Дашка работала медсестрой в психиатрической клинике и доучивалась в медицинском институте, а уж фантазией ее бог не обидел.
– Какие же вы… – прошептала я, – какие же вы оба уроды… Жестокие, аморальные, бессердечные уроды…
– Пусть так! Но я не хотел, чтобы… и Аня… сейчас-то я могу тебе сказать, но мы с ней в тот момент уже встречались, на работе и познакомились, а сегодня я ей предложение хотел сделать – вот тут, на крыше, когда город под ногами. А здесь – вы…
– Прости, что помешали, – механическим голосом отозвалась я и, освободившись от рук Вовы, пошла к люку.
– Инна, подожди! – раздался голос Игоря.
Я обернулась и увидела, как он коротким движением ударил Вову в живот, и тот рухнул прямо на рассыпанные по снегу мандариновые шкурки. Аня бросилась к нему, мимоходом кинув Игорю:
– Неудачник! – но тот никак не отреагировал, подошел ко мне, крепко взял за руку и произнес:
– Идем отсюда. Праздник продолжается.
Он спустился первым, потом снял с лестницы меня, и мы пошли к лифту. Мандариновый вкус во рту почему-то сменился горечью – как будто я выпила полынный отвар, которым бабушка поила меня в детстве. Слез не было.
– Какая же я дура, – проговорила я, когда двери лифта за нами закрылись и кабина стала опускаться вниз, – ведь я могла прыгнуть с крыши из-за этого чудовища…
– Вот я и говорю – всегда сто раз подумай, шагнуть успеешь. А знаешь, что… А поедем в одну прекрасную компанию? – вдруг предложил Игорь.
– В какую?
– К моим приятелям-волонтерам. Они сегодня вместе праздник отмечают, а завтра к обеду мы все дружно едем в больницу к детям. Ты не бойся – ребята все проверенные, пьющих нет – так, пару бокалов шампанского. И тебе там будут рады. Идем, Инна, тебе не надо сейчас быть одной.
Мы вышли на улицу, и я, остановившись, спросила:
– Скажите, Игорь, вам больно от того, что вы увидели? Вы жалеете, что она ушла от вас?
Игорь пожал плечами:
– Я увидел, что ей достался не самый достойный представитель мужского рода. Я не могу соперничать с тем, кого не уважаю и кому не подал бы руки. Если еще вчера часов так в восемь вечера у меня были какие-то надежды – я вон даже на балкон лезть собирался, – то сейчас я понимаю, что ты оказалась на этой крыше не случайно, а с совершенно определенной миссией. Не дать мне наделать глупостей, о которых я потом буду жалеть. Так что все в порядке, правда?
– Наверное…
– Ну, что – едем в гости? – чуть склонив голову к правому плечу, спросил Игорь, и я, махнув рукой, согласилась:
– Едем!
Эти десять праздничных дней я провела так, как мне никогда и в голову не приходило, и это оказалось настолько хорошо, что я ни разу не вспомнила о новогодней ночи на крыше. Вместе с приятелями Игоря я ездила в детские больницы и помогала, чем могла – заплетала косички, делала стрижки детям и мамам, надувала шарики, из которых Игорь потом сворачивал собачек, рисовала с ребятишками картинки – словом, делала то, что умела. И восторг в глазах детей, их улыбки и настроение настолько захватили меня, что я поняла – а ведь вот какая бывает жизнь. Жизнь, в которой есть место надежде, даже если на самом деле все плохо. Жизнь, которая пахнет мандаринами, хвоей и бенгальскими огнями – даже если на самом деле вокруг только запах лекарств. И ради таких моментов стоит жить, стоит дарить свое время и кусочки своей души. Для меня все началось заново – с Нового года, как и положено. Наверное, я все-таки загадала желание, отпивая шампанское из горлышка там, на засыпанной снегом крыше, или кто-то загадал его вместо меня. Спасибо Игорю – он научил меня такой незамысловатой, но в то же время такой сложной формуле настоящей жизни и настоящего Нового года.
Года, в котором все непременно будет хорошо.
Анна и Сергей Литвиновы
Отражение Нового года
Новый год – он для детей. Для влюбленных. И для тех, кто может удрать от непогоды на Мальдивы, под пальмы.
А для одинокой женщины средних лет праздник – сплошное расстройство. И чем ярче вокруг мигают гирлянды, чем больше мимо струится подвыпившего народу – тем грустней на душе.
Или просто устала она? От бессолнечных дней, постоянных переработок?
Хочется не новогодний вечер планировать, а упасть в постель, зарыться в подушки и пореветь.
Как получилось, что в тридцать пять лет тебе ни разу и никто не говорил нежных слов?
Почему все кругом влюбляются, женятся, а она – словно в безвоздушном пространстве?
Может, ее высшие силы наказывают? За то, чем бабушка занималась?
