Наталья Солнцева - Дьявольский поезд
– Но свиток он не постеснялся присвоить!
В этом было противоречие. Ренат понимал, что поступок Брасова нельзя объяснить пережитым потрясением или растерянностью. По крайней мере, не только этим. Сначала тот машинально взял рукопись, бессознательно сунул куда-нибудь… за пазуху, например. А потом на корабле, куда доставляли пострадавших и куда принесли спасенную Франческу, на досуге попытался прочитать текст. Не в тексте ли загвоздка?
Лариса смотрела на лимонное дерево. Казалось, она забыла о том, что сюда в любой момент может нагрянуть охранник.
– Раньше на этом месте было… было…
Ренат покосился на дерево, заворожившее Ларису. Клад, что ли, под ним закопан?
* * *Петербург, 1909 год
Франческа пела восхитительно. Гридин аплодировал стоя. Его тетка, которая аккомпанировала гостье на рояле, снисходительно улыбалась. Ох уж эта молодежь! Мягко говоря, певица исполнила свою партию небезупречно. Просто ее юность и красота затмили допущенные огрехи.
Жорж сидел на диване мрачнее тучи. Восторг товарища, явно преувеличенный, раздражал его. Гридин чуть ли не силком затащил его в гости. Дом на Фонтанке, где остановился бывший однокашник мичмана по морскому корпусу, составлял разительный контраст со скромным жилищем графини Брасовой, вынужденной экономить каждую копейку. Это было унизительно.
Жоржа угнетала мысль, что Франческа сделает сравнение не в его пользу. Он испытывал страшную неловкость. Почему он не отказал Гридину? Ответ на этот вопрос унижал его еще сильнее, чем постигшее род Брасовых разорение. Мичман надеялся перехватить у Гридина немного денег.
Пока граф морально готовился к этому разговору, товарищ рассыпался в комплиментах прелестной итальянке.
– Вам надо учиться вокалу, Франческа. Вы рождены для сцены. Негоже запирать в четырех стенах такой талант!
– В детстве учитель ходил ко мне на дом, – смущенно отвечала девушка. – Он хвалил мой голос. Но карьера певицы для меня табу.
Ее французский был довольно хорош, однако манеры оставляли желать лучшего. В петербургских гостиных она казалась дикаркой. Гридин неожиданно для себя влюбился. Франческа отличалась яркой южной внешностью, несвойственной для девушек северной столицы. Она ничего о себе не рассказывала, и Брасов тоже помалкивал. Эта загадочность будоражила воображение Гридина, будила его чувственность. Если бы не болезнь, он бы отбил у мичмана возлюбленную. Увы, судьба обошлась с ним жестоко.
Франческа села рядом с Брасовым, а хозяйка дома, добродушно улыбаясь, отправилась заказывать кухарке ужин.
– Поужинаем вместе? – предложил Гридин. – В доме дядюшки отличная кухня. Он большой гурман. Вы не будете разочарованы.
Гости остались. За столом велась беспорядочная беседа, звенели приборы. Франческа почти не притронулась к еде, чего не скажешь о мичмане. Гридин лихорадочно придумывал предлог, чтобы встретиться с девушкой еще раз. Ничего путного в голову не шло.
Когда за окнами стемнело и в столовой зажгли лампы, Брасов с Франческой откланялись. Провожая их, Гридин вышел во двор. В свете газовых фонарей Петербург казался голубоватым миражом. Мичман не замечал красоты ночного города, он был на взводе. Франческа грустила.
Гридин догадывался, чем вызвано дурное настроение товарища. Он достал из кармана несколько купюр и протянул Брасову.
– Возьми, Жорж. Тебе пригодится.
– Я верну, Николя…
– Это не обязательно. Дядюшка не ограничивает меня в расходах. Своих детей у него нет, так он на мне зациклился. Моя чахотка пугает его больше, чем собственные хвори. Завтра он созывает консилиум докторов.
Граф, белый от унижения, взял у него деньги. Сам он обошелся бы малым, но содержание Франчески выливалось в неподъемные суммы. Маменька изводила его упреками. Жорж был благодарен Гридину и одновременно зол на него. Зачем тот затеял разговор о деньгах в присутствии девушки?
Франческа, похоже, не понимала щекотливости положения. Она робко улыбнулась Гридину и тем самым осчастливила его. Окрыленный, он вернулся в дом, быстрым шагом прошел в свою комнату, лег на кушетку и закрыл глаза. Улыбка Франчески покорила его. Таких ярких губ и чудесных ямочек на нежных щеках ему видеть не доводилось. Имей он талант Шекспира, то лучшего образа для Джульетты не искал бы. Не удивительно, что героиней бессмертной любовной истории стала итальянка.
На следующий день Гридин случайно столкнулся с графом на Невском. Брасов, хмурый, с опущенной головой, прошел бы мимо, если бы товарищ не окликнул его.
– Рад тебя видеть, Жорж!
– А!.. Это ты?.. Прости, задумался. Как твой консилиум?
– Болезнь не прогрессирует, и на том спасибо.
– Поздравляю, – угрюмо изрек мичман.
Утром маменька устроила ему очередной скандал из-за Франчески.
«Эта девица разоряет нас, – заявила графиня. – Оставь ее, Жорж. Пусть едет обратно на свою Сицилию. Она тебе не пара!»
«Я люблю ее, – обиженно возражал молодой человек. – Я обязан жениться на ней».
«Женятся не по обязанности, сын, а по расчету. В наших стесненных обстоятельствах у тебя нет иного выбора. Только твоя выгодная женитьба может спасти нас! Я подыскиваю тебе богатую невесту. Твой титул в обмен на ее приданое!»
«Это невозможно…»
Графиня схватилась за голову и закатила глаза.
«Невозможно – попасть в долговую яму! Ты хочешь свести меня в гроб? На что прикажешь жить? Идти побираться? Слава богу, отец не дожил до этакой беды!»
Николя участливо смотрел на бывшего однокашника. Как будто не его, а Брасова разъедала чахотка. Любовь оказалась мичману не по плечу. Жениться на Франческе – значит обречь ее на жалкое существование. А эта девушка привыкла к другой жизни. Там, на Сицилии, она росла в обеспеченной семье.
– Может, тебе еще деньги нужны? Ты говори, не стесняйся. Я достану. У дядьки попрошу, он не откажет.
– Послушай, Гридин… не трави душу. Я готов к любым лишениям. Но у меня на содержании – женщина. Да и маменькины долги мелкими подачками не покроешь! Ты это хотел услышать?
Николя молчал. Он недоумевал, почему такая красавица, как Франческа, полюбила не его, а этого смазливого мичмана? Почему не он, а Брасов служит на «Цесаревиче», носит форму морского офицера и кружит головы барышням?
– Мой отпуск подходит к концу. Что будет с Франческой, когда я…
Молодой граф вздохнул и махнул рукой. Он сдался. Нет сомнений, что маменька заставит его отделаться от Франчески. Не сегодня, так завтра он предаст свою любовь и откажется от девушки, которая пожертвовала для него всем.
Гридин не собирался говорить того, что слетело с его уст. Он ни на что не надеялся и поставил крест на своих чувствах. Но вдруг его прорвало.
– Она заслуживает счастья, Жорж. Отдай ее мне! Не знаю, сколько я буду жить… но после моей смерти дядя обеспечит мою вдову. Франческа ни в чем не будет нуждаться! А что ты можешь ей дать?.. Статус любовницы? Бытовые проблемы? Проклятия твоей маменьки-графини? Вечное ожидание на берегу?.. Скоро грянет новая революция, Жорж. Или война… Кто знает, что ждет всех нас? Надо ловить момент! Я увезу Франческу за границу, устрою ее будущее. Ей надо учиться пению…
Брасов побагровел. Его лицо перекосилось, рот дернулся. Слова Гридина взбесили его. Он едва сдержался, чтобы не ударить наглеца.
– Ты предлагаешь мне сделку?
– Бог с тобой, Жорж…
– Впрочем, прости. Я зря вспылил. Много всего навалилось…
Его вдруг осенила идея. Пергамент, привезенный из Мессины, плохо поддавался переводу. Брасов не был силен в латыни. А вот Гридин хвастался, что латынь – его конек.
– Твой дядя, по слухам, скупает древние манускрипты?
– Это его хобби, – кивнул племянник.
– Я не хочу брать деньги в долг, но если бы он купил у меня рукопись…
– Конечно! – обрадовался Николя. – Привози свое сокровище! Я покажу дяде.
Мичман впервые заговорил о свитке с другим человеком. До сих пор он никому не показывал пергамент, который был зажат в руке спасенной Франчески. Как будто в этом тексте заключалось нечто важное и значительное. Рисунок, помещенный между строк, казался довольно простым, но Брасов часами смотрел на него, пока у него не начинала кружиться голова…
Глава 32
Мессина, наше время
Роза довела мужа до дому, напоила чаем и наложила тугую повязку на поврежденную ногу. Антонио не признался, что делал посреди ночи в чужом поместье. Жена устала задавать пустые вопросы. Они поссорились.
– Ладно, ложись спать. Завтра поговорим, – вздохнула Роза.
Антонио с ужасом осознавал, какую он совершил ошибку. Рыбу убивает открытый рот. Как русскому удалось заставить его «открыть рот»? Он был словно в бреду, когда говорил с Ренатом. Тот знал его тайну и пригрозил тюрьмой.
Антонио решил, что приговорен. С того момента, как он разболтал Ренату о поручениях куратора, его жизнь ничего не стоит. Он покойник! Он уже мертв. Мертвее адвоката и его жены, которых он прикончил.
