Елена Михалкова - Жизнь под чужим солнцем
Постаравшись сложить все так же, как было, Даша пошла обратно, и тут ее ожидал крайне неприятный сюрприз. Игра закончилась. Из-за дерева она видела, как оглядывается по сторонам Максим, стоящий около ее лежака, а Сонечка и Женечка идут к своим местам. Тут Даше стало очень и очень не по себе. Не хватало еще ей оказаться воровкой! И что же теперь делать? Может быть, просто бросить сумку здесь и вернуться как ни в чем не бывало?
Даша вознамерилась так и поступить, но, как назло, мимо нее потянулись к берегу немецкие туристы, приехавшие с очередной экскурсии. Они доброжелательно кивали Даше, и она никак не могла улучить момент, чтобы куда-нибудь зашвырнуть проклятую сумку. Наконец отдыхающие прошли, и она аккуратно поставила сумочку на скамеечку неподалеку, надеясь, что ее никто не стащит. Красная от стыда, кляня себя за идиотскую выходку, Даша подошла к бару и взяла сок, рассчитывая, что так у ее отсутствия будет хоть какое-то оправдание.
Когда она вернулась, Никита с Борисом рыскали по берегу и заглядывали под лежаки, а полная дама с кудряшками взволнованно говорила подруге:
— Боже мой, называется, цивилизованное место! Сумку нельзя оставить — сразу утащат. Вон, у девушки драгоценности стащили, и деньги, кажется.
— Зачем же она драгоценности на пляж носит? — резонно возражала вторая.
— А как не носить, если в номере вообще двери нараспашку: заходи кто хочешь, бери что хочешь?
Даша бочком прошла мимо них и двинулась к Максиму, вытянув перед собой стакан с соком, как щит. Она еще не решила, рассказать ему про случившееся или лучше не надо, и уже почти решила, что не надо, когда он обернулся к ней:
— О, а ты где ходишь? Это мне? Неожиданная забота… — Он усмехнулся и взял из ее рук стакан с соком.
— Да. Вот, решила, что ты устанешь, — стараясь не покраснеть, выдавила Даша. — Я видела, как вы играли, и мне очень понравилось.
— Понравилось? — прищурился он. — А кто выиграл?
Даша не успела ничего придумать, как увидела бегущего со стороны аллеи смуглого парня с Женечкиной сумочкой в руках.
— А что там такое? — как можно спокойнее спросила она.
— Да у Евгении сумку стащили, но теперь, по-моему, нашли. Она уже весь пляж на уши подняла.
Женечка, замахав руками, кинулась к турку, выхватила у него сумочку и стала рыться внутри. Даша услышала, как полная дама с кудряшками заметила разочарованно:
— Ну вот, ничего не украли.
— А где нашли-то? — поинтересовалась ее подруга.
— Да на аллее, на скамейке лежала. Сама же ее, поди, там оставила, а потом шуметь: «Украли, украли!»
На Женечку посматривали неодобрительно, и Даше стало совсем неловко.
— Максим, — сказала она, теребя полотенце, — ты позагорай, а я пойду каких-нибудь фруктов куплю на выходе, а то что-то есть захотелось. Тебе принести чего-нибудь?
— Ну, если ты мне принесешь инжир, то я тебе буду очень признателен.
Даша почти бегом пошла к аллее, и на сей раз ее обычная восприимчивость ей изменила. Она не почувствовала, как пристально смотрит ей вслед нахмурившийся Максим и как следит за ее передвижениями прищурившаяся Женечка, нервно теребя «молнию» своей сумочки.
* * *За ужином Борис громко рассказывал, как они съездили в аквапарк, делая особый упор на то, что горки там оказались не такие уж и большие, кататься не так уж и весело, и вообще развлечений здесь особых нет. Да уж, наверное, в Питере их побольше, хмыкнула Даша. Она завидовала. Ей тоже хотелось поехать в аквапарк и кататься с огромных горок, поднимая тучи брызг, а потом вот так небрежно рассказывать, что ничего в аквапарке особого и нет. Но грустная правда жизни состояла в том, что Даша была крайне ограничена в средствах — ее с мамой небольших сбережений хватило как раз на то, чтобы рассчитаться за тур. А еще нужно было покупать фрукты, и кроме того, обязательно приобрести маме подарок и себе какой-нибудь памятный пустячок. Такой оригинальный, который можно будет носить, а на восхищенные вопросы типа «Ах, откуда такая прелесть?» пожимать плечами: да в Турции купила, по случаю. Зашла в антикварную лавку и купила. Честно говоря, большая редкость у них там, в Турции, а уж про нас и говорить нечего.
«Все, завтра поеду в город, — решила Даша, — и куплю что-нибудь. А то сколько можно в отеле сидеть?»
На следующее утро она встала пораньше, быстренько позавтракала и, надеясь успеть до жары, пошла на остановку. Большие полосатые автобусы, напоминавшие ей «Икарусы», к счастью, безвозвратно ушедшие в прошлое, сновали туда-сюда — до Кемера и обратно. Ей казалось, что ехать придется долго, но через двадцать минут она уже выходила на маленькой площади, на которой стояли еще с десяток таких автобусов, возле которых курили и оживленно переговаривались пожилые водители-турки.
С интересом рассматривая город, Даша пошла вниз по пешеходной улице. К ее разочарованию, никакой особой экзотики не наблюдалось. Толпы туристов неспешно прохаживались мимо десятков маленьких магазинчиков и небольших кафе, возле которых на больших досках, напомнивших Даше школу, было вывешено меню на трех языках. Дашу искренне заинтересовали некоторые блюда, названия которых богатая турецкая фантазия в сочетании с незнанием русского языка превратила в нечто сказочное.
— «Пелмень воздушный», — читала Даша. — «Оладышеки». «Суп-борч с мясам». «Свинячий хвост».
Она остановилась и вгляделась в вывеску. «Свинячий хвост» — было написано на ней, и снизу прибавлено: «Свин свежий». Даша расхохоталась и подумала, что мама ей не поверит. Надо бы сфотографировать, жаль, фотоаппарата нет. Интересно, что они имели в виду?
Она шагнула было на проезжую часть, пересекавшую пешеходную улицу, и в этот момент шестое чувство подсказало ей, что нужно вернуться. Не задумываясь, Даша шагнула назад и, толкнув какую-то женщину, закутанную в платок, замерла на тротуаре. Мама говорила ей, что предчувствиям следует верить, а здесь было никакое не предчувствие, а самый настоящий сигнал опасности. «В чем дело? — спросила Даша саму себя, оглядывая дорогу. — Должно быть, сейчас из-за угла выскочит машина, которая могла бы меня сбить». Она подождала еще немного, но машина не появлялась. Недоуменно осматриваясь вокруг, Даша не видела ни малейшего источника опасности, на который ее внутренний сторож мог так остро отреагировать.
«Так… продолжается история с кондиционером», — помрачнела она, быстро перешла через дорогу и побрела мимо магазинчиков, ощущая, что настроение портится. Стоявшие возле них зазывалы, безошибочным чутьем угадывая в ней русскую, наперебой предлагали украшения, шубы, ковры… Соблазнившись предложением посмотреть прекрасные дешевые соболиные шубы, Даша заглянула в магазинчик и осмотрела товар. Своей шубы у нее никогда не было, и в мехе она не разбиралась абсолютно, но даже поверхностного взгляда ей хватило, чтобы понять, что перед ней не шубы, а сплошной плач по невинно убиенным персидским кошкам. Впрочем, персидских кошек она не любила.
Даша заходила в магазинчики с какой-то мелочью — дурацкими сувенирами, майками с глупыми надписями, и постепенно у нее стало мельтешить в глазах от одинаковых товаров, от которых ей не было никакого проку. Продавец в одном магазине убеждал ее, что лучший подарок для мамы — кружка с краником, натуралистично выполненным в виде пениса, другой предлагал небольшие ракушки по цене больших изумрудов, и Даша совсем было приуныла. Но тут вспомнила, что в Турции нужно торговаться. Правда, торговаться она не умела, но учиться никогда не поздно.
Под этим лозунгом она и вошла в очередную сувенирную лавку. И сразу же увидела то, что нужно. Полки были уставлены фигурками, мастерски вырезанными из дерева. Здесь были слоники всех размеров, от малыша с чашку до гиганта, на котором можно сидеть; длинношеие жирафы с хитрыми мордами; кошки всех видов, свернувшиеся клубками и потягивающиеся; длинноухие зайцы с китайскими профилями; собаки… Среди животных лежали какие-то деревянные головоломки, просто кусочки дерева, небольшие блюдечки. Даша, как зачарованная, ходила по лавке, пока равнодушный старый хозяин, морщинистый, как сушеный финик, листал газету за прилавком. Наконец она остановилась. Прямо перед ней, прищурив глаза, сидела точная копия их кота Морошки, уснувшего вечным кошачьим сном много лет назад и оставившего по себе такую память, какой не всякий человек мог похвастаться.
Кличку свою кот получил за необычный цвет — не рыжий, а какой-то красновато-оранжевый, не очень яркий. «Точно морошка!» — фыркнул, увидев его, папа, и кличка прижилась. Его ласково звали Рошей, а если собирались наказать — то негодяем мороженым. Нельзя сказать, что Морошка был очень умен, но он обладал такой ярко выраженной кошачьей индивидуальностью, таким веселым, дружелюбным нравом, что ему впору было бы родиться собакой. Много лет подряд он ездил с ними в Бабушкино, высунув рыжую морду с маленькими беленькими усиками в окно, и кто-нибудь обязательно замечал: «Мороша, тебе и так похвастаться нечем, сейчас сдует всю твою растительность». Морошка всовывал морду обратно, взглядывал прищуренными от ветра золотистыми глазами и, убедившись, что сказано было несерьезно, высовывал обратно. И вот на полке в сувенирной лавочке сидел рыжеватый Морошка, но с турецкой спецификой — толстый, вальяжный и с обилием нарисованных усов. Буду торговаться до последнего, отчаянно решила Даша и, осторожно подняв Морошку, оказавшегося неожиданно легким, подошла к хозяину.
