Анна и Сергей Литвиновы - Вспомнить будущее
– Не, у нас для этого специальный человек есть. Должность называется «хозяйка приемной». Юбка короткая, ноги от ушей, мозгов ноль. – И снисходительно добавила: – Но начальник наш ее любит.
– Любит – в каком смысле? – вкрадчиво поинтересовался я.
– Не в том. – Елена решительно помотала головой. – У шефа жена строгая.
Следующая мысль скромнейшей с виду девушки повергла меня в некоторое смущение:
«А Юльке только дай разок отсосать – потом не отцепится».
Но вслух чинно произнесла:
– У нас ведь ювелирный бизнес. Золото, блеск, пыль в глаза. Красотка в приемной – одно из правил игры.
– Маячит перед вашим шефом постоянным соблазном, – продолжил муссировать тему я.
«Ну, Нетребин-то наш – тот еще извращенец!» – пронеслось у девушки.
Как бы вытянуть из нее – в чем странности ювелира заключаются?
Мы уже подходили к станции метро, и я заторопился:
– Были когда-нибудь ситуации, когда вам казалось: начальник совершил (или готовится совершить) очевидную глупость?
– Да сколько угодно! – пожала плечами девушка. – Он, знаете, человек очень косный. Без полета. Сколько хороших рекламных кампаний зарубил! Сколько идей – реально прогрессивных – отверг.
– А он единолично управляет фирмой – или у вас совет директоров?
– Нет, у нас самодержавие, – улыбнулась Елена. – Многие пытались свергнуть – никому не удалось.
«Кроме Мики».
А дальше – я не услышал, но увидел.
Тесная комнатенка – что-то вроде небольшой кухни, примыкающей к начальственному кабинету. Стол уставлен грязной посудой, из-за приоткрытой двери шкафа призывно выглядывают водки-коньяки. К противоположной стене прижата женщина, лицо ее мне показалось смутно знакомым. Ее деловой костюм расхристан, волосы рассыпались по щекам, помада смазана, трусики валяются на полу, одна нога опирается о табурет. А перед ней, в характерной позе, мужчина. Его я вижу только со спины, но понимаю: это – Нетребин.
– …Что с вами? – Секретарша Леночка участливо коснулась моей руки. – Вы так побледнели!
И виденье мигом рассыпалось в прах.
1996. Маша Дорохова
На первом курсе института (поступила в финансовый) я робко надеялась, что найду себе здесь хорошего мужа. Пусть не прекрасного принца – но разве я не заслуживаю обычного, нормального парня?
Окружающие от меня – больше не отворачивались, не шарахались. Но все ж с лицом своим, наполовину мертвым, спросом я у молодых людей не пользовалась. «Не поймешь: то ли ты улыбаешься, то ли прибить хочешь!» – посмеивались однокурснички.
А оживить физиономию, врачи говорили, уже не удастся. Ни в одной, даже самой крутой, швейцарской клинике пластической хирургии. «Поспешили вы, милочка, с операцией».
Поэтому крутить носом я даже не пыталась. Дениса выбрала потому, что никто больше на него не претендовал.
Был он парнем из простой семьи (папа водил поезда, маман работала на швейной фабрике). Его брат с сестрой безропотно поддержали рабочую династию – после школы отправились в ПТУ. А Денис мой поразил многочисленную малообразованную родню – и поступил в финансовый. Причем мы, абитуриенты из интеллигентных семей, костьми легли, чтоб серьезнейший конкурс преодолеть. Лично я и на курсы ходила, и с репетиторами занималась, да и у бабули связи в приемной комиссии обнаружились. Денис подготовился сам. «Не люблю, когда преподы за меня разжевывают. Зачем они вообще нужны, когда учебники есть?»
И – самородок! – ни на один из подводных камней не попал, все препоны обошел, что на вступительных экзаменах чинили. Или, может, его для статистики взяли? Для полноты социального среза?
Деньжат у Дениса было совсем мало, потому он больше тусовался не с пижонами-москвичами, а со скромниками приезжими.
Честно участвовал во всех общаговских вечеринках, на утренние лекции, как отдельные правильнейшие ботаники, не спешил. Но вовремя сдавал и рефераты, и курсовые, и зачеты. Экзамены тоже – всегда на пятерки (кроме философии – ее считал дурью, а красный диплом и с несколькими четверками давали).
Еще что мне нравилось: Денис уже сейчас, на втором курсе, строил мосты в перспективное будущее. Успел в банке покрутиться, в крупной консалтинговой компании. Мы-то все, если брались за подработку, хотели за нее денег. Желательно – среднерыночной зарплаты. А Дениска легко соглашался на позорную (в наших глазах) должность волонтера. Нарабатывал опыт, устанавливал связи.
Но москвич, отличник – для хорошей партии этого считалось мало. Жилья своего – нет, машины – нет, внешность – невыразительная, под гитару не поет, чаевыми не бросается, да и вообще в кафешки почти не ходит – говорит, что глупо платить за одно и то же пиво в пять раз больше, чем оно стоит в ларьке.
«Вы все еще увидите! Когда он миллионером станет!» – ухмылялась я про себя.
И активно взялась Дениса окучивать.
Мы быстро миновали скучноватый, с разговорами ни о чем, конфетно-букетный период и оказались в постели. Здесь однокурсник тоже выглядел неплохо, хотя действовал слишком, на мой взгляд, классически и размеренно. Но предлагать ему заняться этим в лифте или хотя бы связать мне руки я не решилась. Чувствовала: Денис, скучноватый от природы, и жену себе выбирает под стать, без вывертов. Секс-бомба ему не нужна. Главное, чтоб выслушивала, готовила ужины и содержала в порядке дом. Ну, тут уж я саму себя превзошла: кивала, поддакивала и даже произвела с помощью кулинарной книги неплохие котлеты (бабуля помочь не могла – она лепила их крайне редко, да и то из покупного фарша).
Родителям избранника я, впрочем, не понравилась. Бабка тоже держалась с моим женихом холодно, а когда ушел, презрительно фыркнула: «Плебей!»
– Я, бабуля, тоже не принцесса, – вздохнула я.
Нерадостно как-то все шло, без страстей, без эмоций. Словно бы реферат писала. На тему «Техника и технология выхода замуж».
Подружки мои институтские над нашим романом посмеивались. Одна, самая острая на язык, даже пригвоздила:
– Ты будто не семью создаешь, а сделку заключаешь.
– По-моему, очень современно, – парировала я.
– Без любви замужем взвоешь, – вздохнула подруга.
Я нахмурилась. Не считайте совсем уж бессердечной и сухой: любовь в моей жизни была. С двенадцати лет по однокласснику, Юрику, вздыхала, а в пятнадцать, казалось, жить без него не смогу. Ради него одного, что уж скрывать теперь, на пластику кинулась – в первую попавшуюся клинику, не разбирая дороги. Но Юрик всегда вел себя со мной только как с другом. Благородно остался за моей партой, поддерживал, когда мне лицо изуродовали. А когда в четырнадцать лет я избавилась наконец от ужасных шрамов и с трепетом вышла с больничного в школу, узнала: у Юры роман. С девочкой из параллельного класса. Я вздыхала, рыдала в подушку, ждала. Голубки наконец поссорились, но сказать Юрочке, как он мне дорог, я не успела. Одноклассник прискакал ко мне – «своему парню»! – советоваться: как ему другую школьную красавицу уговорить, чтоб в кино с ним пошла.
Так и терзал меня – вплоть до выпускного.
Рассказывать институтской подруге о своих страданиях я не стала. Как могла цинично, усмехнулась:
– Любить мужика нельзя. Пусть лучше он тебя любит.
– Так выходи за Степашку тогда! – посоветовала однокурсница. – Давно по тебе сохнет.
– С ума сошла, – расхохоталась я.
Степашка Иванов у нас на курсе был абсолютным изгоем. Нескладный, кособокий, откуда-то из-под Оренбурга, ни кола, ни двора, ни родни. Поступил в институт по квоте для детей-сирот, в экономике не разбирался вообще, писал с ужасающими ошибками и нагнать нас даже не пытался. С огромным трудом и постоянными пересдачами перебирался из семестра в семестр. Давно бы выгнали уже его (хватало желающих – с вечернего на дневное перевестись) – но за Степашку Лопаревич, заведующий нашей кафедрой программирования, стоял горой. Говорил: бешеный талант.
– Обтесала бы лучше Степашку, – стояла на своем институтская приятельница. – Если умыть-одеть-причесать, он даже ничего. И по жизни куда перспективней Дениски твоего. Будет где-нибудь в Силиконовой долине работать.
Думала я и про Степашку, конечно. Стану при нем постоянной мамочкой – может, тоже добьется успеха. Но только мне придется бесконечно его наставлять, заставлять, продвигать. Умывать, кормить, понукать, чтоб пошел в душ и в парикмахерскую. Терпеть запои – Степашок уже сейчас, на втором курсе, пил гораздо тяжелее и беспросветнее, чем положено среднестатистическому студенту.
Нет, лучше уж всегда чистенький, основательный, здравомыслящий и надежный Денис.
– Слушай, а ты обязательно хочешь белое платье? – Денис взглянул на меня слегка виновато.
Я хотела. И даже выбрала фасон: никаких пышных юбок, шелковое, в пол, по фигуре. Однокурсница, с которой вместе ходили по магазинам, увидела меня в нем и ахнула:
