Виктор Меньшов - Чикагские гангстеры могут отдыхать
Я вышел обратно на дорогу с чемоданами в руках. Попытался ещё раз связаться с Семеном: на этот раз удалось. Семен отозвался взволнованным голосом, он явно беспокоился.
— Что у тебе с рацией? — спросил я его.
— Наверное, стоял далеко. Я уже начал нервничать, думал, дай поближе подъеду, и застрял, пришлось машину вытаскивать, еле вылез из лужи. Что у вас?
— Плохо у нас.
— А что случилось?! Что-то с Мишаней? Вы ранены?
— Все в порядке, Мишаня немного ранен. Давай скорей приезжай, здесь все расскажу.
Я отправил Мишаню на нашей машине на дачу, поскорее обрабатывать рану, а сам остался дожидаться Семена. Тот приехал не так быстро, как я рассчитывал. Он остановил машину, подошел к изрешеченному пулями банковскому автомобилю, присвистнул, заглянул на заднее сиденье, где лежали Володя с водителем, и покачал головой.
— Кто стрелять начал? — спросил он.
Вид у Семена был жалкий — по уши заляпан грязью, мокрый, явно немало усилий приложил, вытаскивая свой «жигуль». К тому же он сильно замерз, даже лицо посинело. Я сунул ему фляжку со спиртом:
— На, глотни. Ты словно выкупался.
— Попробовал бы сам вытащить в одиночку машину в такую погодку! огрызнулся он. — Думал, все, брошу её сейчас вообще на хрен да к вам пешком пойду. Еще со связью что-то…
— Погода, видно, — показал я глазами на затянутое мглою небо, откуда щедро сыпались дождь, громы и молнии.
— А у вас-то что случилось? И где Мишаня?
Я только горестно махнул рукой и рассказал, что произошло. Семен выслушал внимательно, ничего не сказал, но, видно, расстроился и сник. Наверное, его мучили те же вопросы и сомнения, что и меня. И так же, как я, он не решался высказать их вслух.
— Что делать? — кивнул он на машину с трупами.
— Надо пока отогнать подальше, — предложил я. — Могли туда напихать разных датчиков, маячков… Они же, наверное, должны были периодически выходить на связь, с минуты на минуту их начнут искать.
Я сел за руль банковской машины, Семен поехал в «жигуленке» следом. Потом ведь придется на чем-то мне вернуться.
Мы отогнали машину по проселкам, сворачивая и петляя, пока не забрались так далеко, что еле-еле потом нашли обратную дорогу. Машину с трупами загнали в кустарник, густо раскинувшийся недалеко от заброшенной деревни, возле совсем заросшей травой старой дороги. Если в машине нет маячков, то найдут её не раньше чем через два-три дня. Мы закидали её сверху наломанными тут же ветками, полюбовались на свою работу и остались довольны.
До самой дачи ехали молча, ни один не решился заговорить. По дороге мы едва не заплутали, долго выбирались и наконец почти уже под утро добрались до дому.
Мы припарковали грязную, забрызганную до самой крыши машину, приняли горячий душ, переоделись, и когда спустились вниз, нас уже ждал накрытый стол, за которым сидели Мишаня, бледный, как полотно, с перевязанным плечом, без рубахи, и Нина. Она сразу налила нам горячего супа.
Мишаня разлил по стаканам водку. Мы выпили молча и налегли на еду. Спиртное и горячий суп разогнали кровь, согрели изнутри. Но никто так и не заговорил. Ну хорошо, надо же кому-то сказать вслух о том, что не давало нам покоя. И сказал я.
— Мы сейчас об одном думаем. Что среди нас есть один, который играет в свои личные игры. И мы все это предполагаем. Никто ведь не знал о месте передачи денег…
— Но никто и в засаде не мог оказаться, — возразил Мишаня.
— Мог, — сухо возразил Семен. — Или я, или Нина. Ты ведь именно это хотел сказать, а?
Он поднял на меня взгляд. Я пожал плечами.
— Это не я, это ты сам сказал.
— Я сказал то, о чем ты подумал. Конечно, ты не подозреваешь Нину. Ее ты сразу исключил, а?
— Никого я не подозреваю и никого не исключал! — рассердился я.
— А вы не допускаете, что есть ещё кто-то? — спросил вдруг Мишаня.
Мы уставились на него вопросительно.
— Чего вы на меня-то смотрите? Может, кто-то как раз и надеется, что мы вцепимся друг другу в глотки и порвем один другого.
— Объясни! — потребовал Семен. — Я что-то недопонял.
— И объясню. Мы сразу бросились искать виновных среди нас. А ведь могло случится и так, что кто-то чисто случайно поставил в известность неведомого нам напарника или просто знакомого. А мог и Володя взять с собой третьего, который незаметно выбрался из машины и под шумок пострелял всех. Вернее, думал, что всех… А так что мы можем доказать-то, кивая друг на друга.
— Доказать ничего не можем, — угрюмо согласился Семен. — А дальше-то что делать, по-вашему, а?
— А вот что! — резко сказал я. — Если мы начнем сейчас искать виноватых и предателей, это может кончится стрельбой. Но кто от этой самой стрельбы пострадает — виноватый или правый, — это большой вопрос.
— И что ты предлагаешь?
— А я предлагаю вот что. Если мы просто разойдемся и забудем обо всем, это будет несправедливо. Мы остались без денег… По крайней мере большинство из нас, насколько я понимаю… Так вот. Если мы не заплатим за паспорта, их можно просто-напросто выкинуть. Зяма не простит никому и зря рисковать не станет, сообщит куда надо, и дело с концом. Значит, придется добывать деньги. И добывать всем вместе. Но по-другому.
— Ты о чем? — изумился Мишаня.
— Это он все о броневике. Ты что, забыл? — криво усмехнулся Семен.
— С ума спятил!! Да там теперь такие меры предосторожности примут, ты и близко не подойдешь!
— Подойдем. Нам другого не остается. Мы в ловушке. Теперь на нас ещё и Володя с напарником повисли мертвые.
— И как ты собираешься это сделать?
— Не я собираюсь, дорогой ты мой, а мы собираемся. МЫ!
— Хорошо, — примирительно поднял ладонь Семен. — Мы собираемся. Но как, просвети нас, пожалуйста.
— Да так же, как сначала планировали. Только в другом месте. Я съезжу и узнаю, где. Вы все должны оставаться вместе, в одной комнате. Все средства связи собрать и запереть. Понял, Семен?
— Ну да, конечно! — язвительно усмехнулся Мишаня, поднимаясь из-за стола. — Мы, значит, тут взаперти, а он, понимаешь, в Москву! А если не в Москву он? Если он раздумает по дороге да и махнет с чемоданчиком денег в другую сторону?
— Не поедет он в другую сторону, Мишаня, — твердо сказал Семен. — Я ручаюсь за него. Этого тебе достаточно?
— Этого, Семен, мне достаточно, — сник Мишаня, потеряв весь свой боевой пыл.
— Поезжай, — хмуро сказал Семен. — Ты прав. К сожалению, другого выхода у нас нет. Без денег мы погибли. Это теперь только вопрос времени. И тот, кто взял этот проклятый миллион, либо вернет его, либо пойдет вместе с нами на смертельный риск.
Мне не понравилось, как он при этом посмотрел на Нину. Но я не имел права даже одернуть его. Мы все сейчас оказались в одинаковом положении.
Не прощаясь, я встал из-за стола, накинул куртку и вышел под непрекращающийся дождь. На улице было скверно, на душе тоже.
Дождь шлепал за мной по пятам до самой Москвы. Почти на въезде в город мне пришлось сильно поволноваться, когда меня тормознули без видимой причины на посту ГАИ. Но подошедший сержант взглянул на мои документы мельком и вежливо предложил вымыть машину, прежде чем въехать в город. Я с облегчением вздохнул, поскольку под сиденьем у меня лежал автомат, съехал с дороги к небольшому пруду, где и выполнил совет постового.
И в городе дождик плелся за мной, как приставучая дворняжка, то затихая, то начинаясь с новой силой. Я довольно быстро навел все нужные справки, заодно удалось выяснить, что пока по поводу похищения человека и пропажи денег, посланных на выкуп, сведений в милиции не поступало. Значит, банк чего-то выжидал или вел собственное расследование.
Это давало какие-то шансы на успех, пусть и небольшие сравнительно. Если, конечно, не запущена информация по внутренним банковским каналам. Тогда службы банков работают в режиме номер один, и мы практически обречены на неудачу. Слишком мало у нас сил. И слишком серьезные обвинения нависали над нами, чтобы затевать ещё одну перестрелку.
У меня что-то стало муторно на сердце, и я поехал к Зяме, тем более у меня к нему имелось дело.
Подъехав к его подъезду, я поднял голову. На подоконнике у него ничего не стояло. Значит, там гости. Он всегда что-то ставил на окно, когда один дома оставался, и снимал, если кто-то приходил. Но я торопился и решил все равно зайти, не дожидаться.
Я поднялся и позвонил. Но во всей этой несуразно огромной квартире, объединенной из четырех, никто не отзывался. Я удивился. Зяма никогда не ошибался с условным знаком. Я долго трезвонил, с тем же результатом. Топтался-топтался у дверей, наконец отыскал в подъезде кусок проволоки, открыл нехитрый замок. Я всегда удивлялся беспечности Зямы. У него водились какие-никакие денежки, и об этом знали чуть не все в Москве, а он запирал двери на дешевые замки и отпирал, никогда не спрашивая "кто там".
