Георгий Ланской - Джайв с манекеном
– Да ладно?
– Вот тебе и ладно. У меня папа на заводе работал, а мама гардеробщицей была. Правда, муж был богатый, но он давно умер.
– Чего ж ты тогда у Левиных делаешь? – удивился Илья. – Или тебя на передержку взяли, как собаку?
– В смысле?
– Ай, да у них периодически бывают такие приступы благотворительности. Подбирают бродяжку какого-нибудь, типа меня, и жизнь его устраивают, а потом носом тыкают: вот, мол, мы тебя на помойке нашли, очистили, а ты нам фигвамы рисуешь.
Илья так похоже изобразил мультяшного кота, что я рассмеялась.
– У меня другая история, – ответила я. – Я жду, когда к Левиным привезут моего пса, а потом исчезну из их жизни навсегда.
– Счастливица, – вздохнул Илья. – А мне придется терпеть их еще очень долго, разве что другую партнершу найду… А ты их Настеньку видела? Это же вообще мрак!
– Да уж, – неопределенно ответила я. Илья хотел что-то сказать, но тут в его кармане заорал мобильный. Илья вынул телефон, глянул на номер и, виновато улыбнувшись, отошел в сторону. Стоять на одном месте было холодно. Ожидая, пока он закончит разговор, я прохаживалась по дорожке, ведущей к стеклянному домику, скорее всего исполнявшему роль крытого бассейна. Рядом с ним находился сруб бани. Я подошла к нему вплотную, развернулась, и уже хотела вернуться обратно, как вдруг услышала приглушенный женский голос:
– Когда?
– А когда ты хочешь? – ответил ей мужчина.
Женщина что-то ответила, но я не разобрала ни слова, только интонации: злые и холодные.
– Ты с ума сошла?
– А почему нет? – прошипела женщина. – Ты мужик или тряпка?
– Тебе-то хорошо, – зло ответил мужчина. – Ты ничем не рискуешь.
– А ты?
Илья закончил говорить по телефону и двинулся ко мне. Я отпрыгнула от стены потревоженным зайцем и быстрым шагом пошла к дому.
– Ты чего? – удивился Илья.
– Замерзла, – неопределенно ответила я. Когда мы подошли к крыльцу, я обернулась и увидела, как из дверей бани выходит Лев Борисович. Я поторопилась скрыться за спинами курильщиков, а потом и вовсе шмыгнула в дверь, отряхивая с шубы влажный снег. Из любопытства, я задержалась в холле на пару минут. Лев Борисович вошел спустя пару минут, потопал ногами, и, увидев меня, подошел, деланно улыбаясь.
– Алиса! Рад вас видеть. Вы давно тут?
– С наступающим, – улыбнулась я. – Как Настя?
– С ней все в порядке, – ответил он. – Праздники всегда действуют на нее успокивающе, но об этом молчок!
Он прижал палец к губам и сделал испуганные глаза. Настя, вылетев из гостиной, подбежала к нему и повисла на плечах, как обезьянка.
– Ну, что? Как тебе праздник? – спросил Лев Борисович, кружа ее по холлу. Настя радостно взвизгнула.
– Так хорошо, так замечательно! А когда будет салют?
– Где-то через час. Алиса, вы идете?
– Иду, – кивнула я и направилась к дверям гостиной. Двери холла отворились, впустив холодный ветер и хоровод снежинок, и внутрь вошла Инга. Она метнула на Льва Борисовича гневный взгляд и, швырнув шубу Марине, побежала на второй этаж. Лев Борисович проводил ее страдальческим взглядом, а у Инги, как мне показалось, глаза были на мокром месте. Лев Борисович заметил мой взгляд и как-то жалко улыбнулся. Я отвернулась и вошла в гостиную.
Андрей стоял рядом с елкой, принимая подарок у высокого, атлетически сложенного мужчины, стоящего ко мне спиной. Лысина гостя сияла нимбом. Я улыбнулась, и хотела пройти к своему столику, но Андрей остановил меня.
– Алиса, вы потанцуете со мной?
Я не успела ответить. Гость обернулся. И когда я увидела его лицо, с хищным ястребиным профилем, то едва не упала в обморок. Да и он явно не ожидал увидеть меня здесь. Его брови взлетели вверх, глаза округлились, а рот невольно открылся от удивления. Я машинально отступила, горько сожалея, что согласилась придти на этот вечер. Больше всего мне хотелось оказаться от дома Левиных за тридевять земель и никогда, никогда больше не видеть этого человека. Наша последняя встреча состоялась больше двух лет назад, в доме Агаты, и была она, мягко говоря, малоприятной, потому что тогда он угрожал мне пистолетом.
Передо мной стоял, оправившийся от первого удивления, гадко ухмылявшийся телохранитель Тимофея Захарова, бывшего партнера моего мужа. Я не знала его имени, но хорошо помнила прозвище, очень подходившее к его скользкой натуре и немигающему взгляду.
Начальник называл его Змей.
– Какая встреча! – радостно воскликнул Змей и раскинул объятия. – Алиса Геннадьевна! Сколько лет сколько зим!
Сделав шаг вперед, он прижал меня к себе с такой силой, что я пискнула от боли в ребрах. Не обратив на это ни малейшего внимания, он прошептал мне на ухо:
– Ну, здравствуй, детка.
– Вы знакомы? – удивленно спросил Андрей.
– О, да, – ухмыльнулся Змей, наконец-то разомкнув объятия, пахнувшие дорогим одеколоном, мужским потом и…опасностью. – Когда-то мы были очень дружны с покойным мужем Алисы. Где же ты пропадала все это время? Мы тебя обыскались.
– Не сомневаюсь, – буркнула я срывающимся голосом.
– Ну да, ну да… Андрюх, ты не возражаешь, если я ее у тебя ненадолго украду? В конце концов, мы старые друзья, давно не виделись и все такое…
– Пожалуйста, – осторожно улыбнулся Андрей, но по его слегка сдвинутым бровям было видно – он почуял неладное. Однако, Змею на это было наплевать. Растолкав танцующих людей, он уволок меня подальше от толпы, где мы, топчась на месте, пытались изобразить танец. Я бы с удовольствием удрала с вечеринки со всех ног, но Змей держал крепко, смотрел с недобрым прищуром и уж точно не дал мне шанса уйти.
– Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, – усмехнулся он. Грохот динамиков почти заглушал его слова. Я решила не отвечать.
– Чего молчишь?
– Что ты хочешь услышать?
Теперь не ответил он. Повертев головой в разные стороны, он потащил меня вглубь зимнего сада, где у большого, во всю стену окна, стоял крохотный столик и два кресла, которые только что освободились. Обрамлявшие этот уголок кадки с растениями, образовавшими настоящие джунгли, позволили надеяться на спокойный разговор.
Змей толкнул меня на кресло силой. Я стиснула зубы и зло посмотрела на него.
– Ну, как поживаешь? – негромко спросил он.
– Тебе что за дело? – невежливо спросила я, решив не церемониться.
– Ну, милая, мне до тебя очень даже большое дело. Ты моего босса обокрала на пять лямов баксов. А он таких вещей не любит.
– Я вам еще тогда сказала: не брала я никаких денег.
– Не звезди. Ты свалила из города, причем, надо отдать тебе должное, очень ловко, потому как следов мы так и не нашли. И сейчас ты будешь мне втирать, что где-то жила два с половиной года вообще без бабла?
Змей откинулся на спинку креслица и закурил. Я промолчала, глядя сквозь стекло в черное, оскалившееся тучами небо. Оказался бы Змей сейчас подальше от этого дома, а лучше всего на Луне, там, где небо всегда черно, как его мысли…
– Ты будешь говорить?
– О чем? О мифических миллионах? Нет, не буду.
– Что так?
– Потому что нечего сказать. Вы сами придумали сказку, сами в нее поверили, а меня сделали крайней. Я у Захарова ничего не брала, и отдавать точно не собираюсь.
Змей смерил меня холодным взглядом и картинно выпустил прямо в лицо облачко дыма. Я поморщилась и отвернулась.
– Значит, ни словечка не проронишь? – огорчился он.
– Я предпочла бы спросить, – помявшись, сказала я, припомнив нашу последнюю встречу. Перед глазами всплыла картина: труп на полу, Захаров, вертящий в руках пешку из малахита, насторожившийся Змей, я, растрепанная, напуганная, с кучей долларов в руках и Сергей, мой любовник, с пистолетом в руке, прикрывающий мое бегство.
– Спрашивай, – небрежно позволил Змей.
– Как там твой начальник?
– Жив-здоров, передает тебе привет. Всё?
– Нет. А… Сергей?
Змей оскалился, обнажив ровные зубы явно искусственного происхождения.
– Соскучилась по любовничку? Молодец. Чего ж раньше не приехала?
– Так что с ним? – настаивала я. Змей молчал и лишь улыбался, как гиена. Тупая застарелая боль кольнула сердце, и я в который раз почувствовала себя предательницей. Память, чрезмерно услужливая в своем паскудстве, тасовала воспоминания, мелькавшие ярким веером. Я вспомнила погибшую подругу, убитую Агату, умершего в больнице мужа, Сергея, рискнувшего жизнью из-за меня, бесконечную череду понедельников в римском кафе, куда я ездила на встречи с ним, и куда он так и не приехал. А потом я посмотрела на довольную физиономию Змея, и в моей душе взорвалась ярость, темная, как волна цунами, сметающая все живое.
– О, как глазищи-то засверкали, – фыркнул Змей. – Ты вилочку-то положи, а то не ровен час мне в глаз метнешь. А я мальчик пуганый.
– Бабы испугался? – зло усмехнулась я.
