Борис Штейн - Маленький мудрец
– Ты знаешь про наше агентство? – удивился я.
– Я все знаю. Ваше агентство подошло близко к одному из них. Когда его схватят (а его схватят), он выдаст меня с потрохами. И с удовольствием. Вот он. – Она достала из кармана джинсов фотокарточку размером 3x4 и протянула мне. – Возьми. Это тебе поможет. – Она отхлебнула из чашки глоточек кофе и вдруг заговорила, как бы продолжая разговор которого между нами не было. – А я… Какая я тебе жена… Воспользовалась тобой… Убийца.
– Прекрати! – вскрикнул я. Она только махнула рукой.
– Убийца, убийца. Как с этим жить? Как с этим любить? И после паузы:
– Любить – как?
Это были последние слова, услышанные мной от любимой женщины. Она встала и ушла. Нет-нет, ничего театрального. Оделась, поцеловала меня на прощанье. Губы были тверды, глаза сухи. Я стал машинально разглядывать полученное от нее фото. Просто от отчаяния, от полного смятения уперся взглядом в красивое лицо с едва заметными кавказскими чертами. Ничего специфического: ни усов, ни тем более бороды. Но лицо показалось мне знакомым. И знакомой показалась ладно сидящая на голове тирольская шляпа.
Кому-то повезло с аккумулятором
Деньги на наш счет были перечислены, и я смог выдать кагэбэшнику-таможеннику солидное вознаграждение за его услуги. Я все оформил по правилам: договор и платежную ведомость, а сумму Валерий проставил собственноручно. Получив деньги, мой тезка признался:
– Ребята, а вы серьезнее, блин, чем я думал!
– Просто так совпало, – пожал плечами Валерий.
– А работу вы сделали большую.
– Рад стараться! – рассмеялся наш платный агент.
– Еще задания будут?
– Не знаю, надо поговорить, – сказал Валерий. – Давайте так: Евгений отправится на автостоянку, а мы с вами и с Юрием Архиповичем побеседуем.
Я взглянул в окно. Лужи пузырились – усиливался дождь. Я вздохнул, взял зонт и отправился на задание. Настоящий сыщик без страха и упрека, героический и непромокаемый! Аплодисменты.
– Чего ухмыляешься? – как всегда вмешался в мои мысли Валерий. – Это очень важно. Собачку нужно отыскать. И отыскать как можно быстрей.
– Тем более что деньги за собачку уже получены! – добавил Юрий Архипович.
Ладно-ладно, я и сам понимаю. Быстрей – значит быстрей. Если, конечно, неадекватный Филя не нафантазировал всю эту историю.
Это была солидная стоянка – боксов на триста. На триста! Нет, обойти триста боксов, конечно, было бы можно, если бы все автолюбители разошлись по штатным местам и стояли бы рядом со своими машинами, как на полковом смотру. Но здесь был, увы, не полк, а я был, увы, не генерал. Я стоял под зонтом возле будки, в которой хранились пропуска выехавших со стоянки водителей. Подъехав к стоянке, человек выходил из машины, подходил к будке и называл номер своего бокса. И сторож отдавал ему в окошечко пропуск. Значит, получалось так: выехал – сдал пропуск, въехал – получил. Стало быть, на территории стоянки находились или машина, или пропуск на нее. Например, пришел человек к сторожу и кричит. «Где моя машина? Пропала! Нету!» А сторож ему: «А вот же ваш пропуск у меня! Значит, вы на своей машине со стоянки выехали, и не морочьте мне голову». Такая четкая система. Простая, как сканворд для детей. Но минут десять-пятнадцать она все же занимала мои мысли. Больше занять их было нечем: машины заезжали на стоянку редко, выезжали еще реже. Излишне и говорить, что к каждой машине (верней – к ее водителю) я приставал с дурацкими вопросами о черной хромой собачке. Это был такой случайный обстрел с очень малой вероятностью попадания. Зато дождь принял характер постоянного явления, зарядил, видимо, надолго, казалось – навсегда, и я порядочно промок, несмотря на зонтик.
Тут сторож сжалился надо мной и позвал в будку. Вырвал из конторской книги лист бумаги, дал фломастер, и мы с ним сочинили такое объявление:
ВНИМАНИЕ! КТО ВИДЕЛ ЧЕРНУЮ ХРОМУЮ СОБАКУ ПОРОДЫ СПАНИЕЛЬ, ПРОСЬБА СООБЩИТЬ ДЕЖУРНОМУ ПО СТОЯНКЕ.
Сторож прилепил объявление к окошечку так, что оно попадалось на глаза каждому сдающему или получающему пропуск.
– Ты ступай, чего мокнуть, – сказал сердобольный сторож, всей своей повадкой напоминавший рачительного старшину роты, – телефон оставь, я позвоню, если кто объявится.
Это было заманчиво, потому что ноги как раз уже промокли до кондиции легкого насморка, который и не замедлил начаться, черт бы побрал слабости человеческой натуры! Заманчиво-то заманчиво, но ведь и я – не безвольный человек. И я сказал:
– Постою еще.
И вышел из теплой будки под хляби небесные.
И был вознагражден! Не прошло и двух часов стояния под дождем, как был я вознагражден, на что, конечно же, не надеялся. Думаете, подъехала очередная машина, водитель вышел, прочитал объявление… А вовсе нет! Никакая не машина, а человек прибыл пешим ходом, таща за откидную ручку новый аккумулятор, обклеенный целлофаном.
– Борисыч! – сказал он сторожу, – вот аккумулятор купил, пусть постоит пока у тебя.
– А чего в бокс не тащишь?
– Да под дождем-то…
– А машина? – Сторож Борисыч достал из ячейки пропуск, посмотрел на него и положил на место. – Машина-то где твоя?
– Так аккумулятор полетел к чертовой матери!
– Где?
– А на даче. Под утро вышел в туалет, смотрю, – мать честная! Фары горят. Слабенько так уже, еле видно.
– С чего это? – удивился Борисыч.
– Да релюха, мать ее… контакты залипли. Она и раньше такие фокусы выкидывала… В общем, убился аккумулятор. Вот я новый…
– Да заноси, заноси, – разрешил Борисыч. – Чего его мочить!
Прибывший занес аккумулятор в будку. В это время к стоянке подкатил старенький «фольксваген».
– Сосед, – обратился к нему владелец аккумулятора, – у тебя дача есть?
– Ну, есть, а что такое?
– А где?
– По Калужскому шоссе.
– И у меня по Калужскому! Поедешь – прихвати меня с аккумулятором.
– Да я уж и не поеду. Сезон закрыл.
– Может, не вывез чего? Я аккумулятор поставлю – можно на двух машинах.
– Да нет, все вывез… А как же ты приехал с дачи?
– Как говорится, на муниципальном транспорте.
– Ну и обратно так же давай!
– Ой, сосед, но это же геморрой: автобус, метро, электричка, два автобуса и пешком три километра. А штука тяжелая, сам знаешь.
– Да уж… Сочувствую, но ничем не могу помочь.
– Взгляд водителя «Фольксвагена упал на наше объявление. – У каждого свои тараканы, – заметил он философски. – У кого аккумулятор, у кого собака вот пропала.
– Какая собака?
– Да вот читай: спаниелька.
– А, спаниелька, – безразличным тоном проговорил человек. – Так она у меня на даче. Мне ее Филя продал за бутылку…
Вот такое везение. Мы быстро договорились. Он легко согласился расстаться с собакой, если я доставлю его с аккумулятором на дачу.
– Здесь недалеко: семьдесят километров. И собака твоя.
– Плюс бензин – двадцать литров, – заявил я, удивляясь собственному жлобству. Но нельзя быть лохом в наше время, нельзя. Засмеют.
– Десять, – отреагировал осчастливленный мной автолюбитель.
– Пятнадцать, – не сдавался я.
– Десять – заупрямился временный хозяин собаки.
Я понял, что рискую сорвать резьбу, и сказал поморскому:
– Добро.
Рано утром мой «москвич» выруливал на Калужское шоссе. На пассажирском месте сидел скромно одетый человек лет пятидесяти. У него в ногах покоился девственный источник электроэнергии. Дождь, к счастью, перестал, а то у меня дворники неважнецкие и при дожде с обзором напряженка.
Pаз собачка, два собачка
Мое триумфальное возвращение с собачкой было, увы, омрачено. Когда я вместе с ней появился в дверях, навстречу нам вышла точно такая же спаниелька: тоже абсолютно черная и тоже хромая на переднюю правую лапу.
О-ля-ля!
Хорошо хоть, что я не до конца растерялся и нашел в себе силы пошутить.
– Это что же, выполнение плана на двести процентов?
Валерию тоже палец в рот не клади. Он отреагировал мгновенно:
– Нам же сумму в договоре удвоили!
Вся компания вежливо посмеялась над нашей пикировкой. А компанию составляло все наше агентство плюс Дюймовочка, то есть Глаша. Причем Глаша словно ждала моего появления, чтобы начать одеваться. Все молча следили, как она натягивает куртку и поправляет перед зеркалом берет. Ее никто не удерживал. Более того, Валерий даже поторопил:
– Поторапливайся, Дюймовочка, как бы вам не столкнуться с Далилой.
– С Далилой? – спросил я, ровным счетом ничего не понимая.
– Да, директриса позвонила нам и обещала быть, – важно заявил Валерий.
Глаша-Дюймовочка между тем оделась и ушла, забрав с собой собачку, причем именно собачку, добытую мною в трудах и лишениях, в дождливую погоду. Другую, неизвестно откуда взявшуюся, собачатину закрыли в соседней, то есть моей, комнате. Не успел я задать накипевшие во мне (словно пенка на молоке, накипевшие!) вопросы, как раздался звонок. Пришла Далила Рафаиловна. Это была роскошная дама. (Я ведь впервые ее увидел и сразу определил – роскошная, как… как кофе со сливками!) Зонт, один зонт чего стоил, я и не видел таких зонтов! Это был даже и не зонт, а прозрачный колпак с золотым тиснением, насаженный на изящную, но крепкую ручку, как бы не из слоновой кости. Этот зонт-колпак защищал и лицо, и плечи, сохраняя человеку полную видимость, думаю, получше, чем лобовое стекло моего «Москвича». Тончайшей кожи плащ-пальто я принял с ее плеч бережно, как какой-нибудь антиквариат, и водрузил, конечно же, на плечики (хорошо еще, что у нас были плечики!) и только потом повесил на вешалку. Она прошла в комнату, не снимая изящной кожаной шляпки (женщины могут, могут не снимать головного убора, им это разрешается правилами этикета) и села в предложенное кресло, и не сидела, но восседала на нем, как царица Клеопатра из одноименного фильма Ежи Кавалеровича. Фильм я смотрел. Царским же движением она расстегнула свою, очень женскую и в то же время деловую – на формат А4, – сумку и достала оттуда бумагу именно этого формата. Нетрудно было смекнуть, что это договор. Положила документ на журнальный столик и обратилась к нам с обезоруживающей улыбкой:
