Мануэль Скорса - Гарабомбо-невидимка
Признавая победу несравненных Уаманов, Сарате сняли шляпы, и все запели вместе:
Да, я пою, танцую,
А ты сегодня заплачешь!
Хватит, повеселился,
Помучал меня, индейца!
По приказу Гарабомбо раздавали водку, которую брали, как дань, с торговцев Чипипаты. Народ пахал и плясал. В четыре часа часовые закричали:
– Кто-то едет!
Сумерки ощетинились всадниками.
– Едут, едут!
Песни угасли, зазвенели команды, кавалерия вскочила на коней и за минуты построилась позади Гарабомбо. Но тут раздался крик:
– Это Ранкас!
И часовой подбросил шляпу в воздух.
Да, это община селенья Ранкас, прослышав о подвиге Янауанки, спешила помочь едой и водкой. Посланцы пели. А когда сумерки сменились тьмой, на западе показались лошадки и знамена общинников. Впереди, в красивом пестром пончо, ехал выборный Агапито Роблес.
Огромные звезды усыпали прозрачное небо. Общинники Ранкаса, Янакочи и Янауанки собрались, в большом волнении, вокруг костров. Гости принесли первые новости: двенадцать поместий, двести тысяч гектаров, свободны!
– И «Эль Эстрибо»?
– Дон Мигдонио де ла Торре бежал.
– И Парья?
– Заняли!
– И Кутак?
– Забрали!
– И Масиаса все поместья?
– Да, все.
– И поместья Фернандини?
– Одни мы заняли, из других они сами сбежали.
Семейство Фернандини владело ста тысячами гектаров – Ракраканчей, Киске, Уанкой и Ла-Кинуа. Каждую победу встречали радостным криком.
– А Чакапампа?
– Заняли мы ее, братья! Община уже строит часовню.
– В поместье все изгороди поломали.
– В Киске сорвали всю проволоку.
– А как в «Дьесмо»?
– Тут, братцы, ничего не вышло, – сказал Абдон Медрано. – Доносчики (их имена уже знают) сообщили заранее, и хозяева дали перейти межу, а потом стали стрелять. Пришлось уйти. Скотину надсмотрщики, все стреляя, загнали в реку. Чуть не пятьсот голов унесло!
– Слыхали про Ремихио?
Агапито рассказал о его беде, как посмеялись над ним власти.
Радость поутихла.
– Значит, мы сами не ведали, а им играли на руку?
– Бедный карличек!
– А я еще плюнул!
– Где ж он?
– Пропал.
– Может, спрятался? Стыдно ему показаться на люди. Надо его отыскать!
– Мы всю лощину обшарили.
– А в горах?
– Тоже не видать.
– Мы его поищем. Хоть тут что, а найдем! – сказал Гарабомбо. – Это мы тоже запишем на счет помещикам!
Искать начали с утра, обрыскали горы, но карлика нигде не было. Это в пятницу, а в воскресенье один из братьев Больярдо нашел лакированный ботинок. Поднявшись повыше, в заброшенной лачуге он обнаружил и письмо:
Матушка!
Дон Ремихио говорит, что Вы мне отец. Нет, дон Ремихио говорит, он мне мать. Виноват, голова болит, нет света, а дон Ремихио говорит, что отец мой – он. Ах, все мы напутали, я вспомнил, дон Ремихио – это я!
Ваш Ремихио.Что бы он ни говорил, а мать у меня есть. Не из воздуха же я взялся! Невеста моя, сеньорита Консуэло, с которой я, увы, незнаком, говорит, что у меня отгниет горб, очень уж я зол на язык. Но я хочу Вас найти, матушка, не потому что я злой, а потому что я Вас люблю.
В это самое время сеньоры пекари, вынув, что напекли, пускают меня переночевать в пекарне, на мешках. Хорошо там, тепло, как у Вас в утробе, когда я еще не был хромым!
Дон Ремихио говорит, Вас по злобе напоили отравой. Скотокрад говорит, если бы не порча, я был бы здоровым и бегал как олень. Или как другой Зверь, который бегает.
Матушка, только полоумный поверит, что его отец – его мать, а я всегда знал, что ты мой отец! Ведь если бы ты была мне мать, ты бы не родила меня хромым. На другой раз посоветую: заметишь, что у тебя в утробе хроменький, прими рвотного. Так с друзьями не поступают!
Папенька, Сова еще недавно и давно выбрал с общиной вместе человека три, чтобы их убили в драке, а потом бы за это убили судью. Я знаю, Скотокрад сказал: ему, бедняге, лучше помереть. Это про меня. Дескать, заждалась меня могила.
Значит, и от нас, хромых и горбатых, бывает польза.
Ах, хорошо в пекарне! Сеньоры пекари дают мне горелый хлеб, а сеньоры торговцы – поломанное печенье. Из. теста делают зверушек, лошадок, львов, баранов, тигров, а я, Вы не поверите, маменька, видел печенье, где зверь с горбом, называется дромадер.
Больше писать не могу, дон Ремихио мешает, все спрашивает, что мне пригрезилось. Пригрезилось мне, папенька, что Вы – моя маменька.
Ваш Сын.– Его почерк! – сказал Гарабомбо и закусил губу. Ему было Стыдно вспоминать об их последней встрече, которую и встречей не назовешь, потому что по дороге в Чипипату они столкнулись, и Ремихио улыбнулся, поздоровался, а Гарабомбо на него не взглянул.
– Что с тобой, Гарабомбо? – крикнул Великолепный. – Друзей не узнаешь? Или это я теперь невидимка?
И тогда Гарабомбо плюнул.
– У сукиных сынов нет друзей, Ремихио.
Двадцать девятого пришли первые вести о действиях Корасмы и Мандухалеса. Столица департамента ходила ходуном. По горам мчалась весть о том, что общинники снесли ограды во многих поместьях и победоносно обосновались там, где их издавна ждал лишь ужас. На всех площадях люди читали газеты, в страхе или в восторге, кто как. Что-то, неподвластное никакой угрозе, неслось, зажигая самый снег. (Всадник уже был стариком)
Глава двадцать восьмая,
содержащая сон, который Скотокрад не захотел рассказать
Изборожденное рубцами воскресенье пересекло пампу и удалилось. Прежде чем твердо взять власть, декабрь попустил светлый, сияющий понедельник. Люди все шли и шли. На самой заре весело и шумно явились общинники Ярусиакана, а к полудню – гордые победой общинники Роко. Они покончили с беззакониями Риспы, измывавшегося над ними уже полстолетия! Больше того, община Роко не только забрала земли: выборный их, Котрина, бывалый торговец (дважды в год обходил он бескрайнюю пуну со своим товаром – ситцем, горшками, обливными железными тарелками, никогда не проводил в одном селенье больше трех дней и только по просьбе Роко остался там помочь им), итак, Котрина точно подсчитал, что, по вине помещика, общинники за полвека споров отсидели в общей сложности двести пятнадцать лет, восемь месяцев в тюрьме. Понимая, что склочный Риспа вернется с полицией, Котрина решил уничтожить все следы, и община в тот же день начисто снесла усадьбу. Назавтра они. распахали землю, где она стояла. Теперь помещик мог сколько угодно доказывать, что на этом поле был его дом. На радостях выпили водки, ее прислал со Скотокрадом Дон Антонио Роблес, у которого была теперь лавка в Чипипате. В полдень – держать совет лучше под ярким солнцем – главы общин созвали общую сходку. Тысячи мужчин и женщин собрались под знаменем Янауанки. Кайетано был в черном костюме и в белой рубашке, и это означало, что готовится нечто важное. Беспокойные слухи бежали по пампе. Сам Анчи Роке привез газеты, испещренные тревожными заголовками: «Лавина коммунизма в Центральной Сьерре!», «Правительство готовит войска, гражданская война неизбежна». Представительные сельскохозяйственные ведомства требовали немедленного вмешательства. Правительство, по мнению разъяренных владельцев, проявляло прискорбную слабость. Ассоциация овцеводов Перу опубликовала во всех столичных газетах статью на целую Полосу.
Анчи Роке читал медленно, как всегда:
ВТОРЖЕНИЕ В ПОМЕСТЬЯ ПАСКО. Как всем известно, за последнее время в департаменте Паско общинники вторглись в крупные и небольшие поместья. Вину их отягощает то, что они неоднократно сообщали о своем намерении соответствующим властям.
Хотя руководство общины в присутствии префекта департамента подписало соглашение о том, что общинники мирно покинут в субботу, 2-го числа текущего месяца, захваченные земли, соглашение это не выполняется. По-видимому, злоумышленники не намерены его выполнять, что они прямо и сказали делегации, посетившей сегодня захваченную зону.
Беспорядки усилились ввиду излишней терпимости, ибо специальный выборный правительства попускает такую ситуацию. Тем самым вопрос становится все острее, а это может в любой момент породить анархию, последствия которой для страны предусмотреть невозможно.
Правительство прекрасно знает о существовании мятежных планов, знает оно и имена подстрекателей. Однако оно еще колеблется, не решаясь проявить необходимую твёрдость и власть.
Руководство общин и профессиональные смутьяны, породившие эти беспорядки, показали со всей ясностью, что личные и предвыборные интересы для них выше, чем интересы страны и даже чем интересы самих общинников, не говоря об уважении к собственности и к правам, дарованным нашей конституцией, которые по долгу своему защищает Высшая Власть.
