Кэтрин Нэвилл - Авантюристы
— Ты говоришь о Киви, — сказала я. — И что ты ему рассказал?
— Но ведь я работаю на тебя, а не на него, — заметил Тавиш. — Хотя он имеет большое влияние на всех остальных членов круга, рад тебе сказать, что среди них не нашлось пока предателя. Но, думаю, что это вопрос времени: рано или поздно он сумеет все взять под контроль, поскольку движется к этому, хотя и медленно, но упорно. Когда ты собираешься вернуться?
— Завтра. Перл Лоррейн обещала подвезти меня из аэропорта: ты бы не мог подъехать вместе с нею?
— Отлично. А я и не знал, что вы так хорошо знакомы. Кстати, мы с ней предприняли здесь кое-какие шаги, чтобы хоть что-то сохранить в твое отсутствие…
— Я только что переговорила с Перл. Ты мне скажи: вам удалось пробраться хотя бы в один файл?
— Нет, хотя мы усердно трудимся над этим, — отвечал Тавиш. — Возможно, к завтрашнему утру у нас уже будут какие-то результаты.
Меня разочаровало известие о том, что Тавиш не смог подобрать ключевые шифры или хотя бы проникнуть в файлы с обычными счетами. Пока не будет в них доступа, я не смогу даже определить номера счетов, открытых для тех важных персон, которые значились в списке Бобсеев Твинс.
А с другой стороны, может, это и к лучшему. Если бы кругу избранных уже удалось разобраться с файлами или кодами, об этом мог пронюхать Киви и, конечно, донес бы до начальства. И тогда бы он присвоил себе свою славу, а меня отстранил от «решения проблемы».
Теперь ясно, что с моей стороны было ошибкой запускать в работу круг избранных в свое отсутствие и еще более безрассудно предоставлять Тавишу действовать в вслепую. Чтобы рассчитывать на его реальную помощь, я должна была посвятить его в свои планы.
И все же самая большая моя ошибка — то, что я оставила без присмотра Киви, пусть всего на неделю. Если ему удастся вытурить меня в Германию, мои планы рухнут, а пари окажется проигранным, еще до того, как я смогу начать действовать. Какое счастье, что завтра я уже вернусь. Возможно, у меня еще останется время для быстрого маневра.
Я привела себя в порядок, причесалась, надела вечернее платье и спустилась на Пятую авеню в поисках такси, которое доставило бы меня к Лелии. Надо же мне в конце концов узнать, как продвигается вторая часть нашего пари.
В связи с приближавшимся Рождеством в холле дома, где жила Лелия, возвышалось гигантских размеров дерево из розовой фольги, на ветках которого ослепительно сияли гирлянды. Наверное, приблизительно так выглядели воплощенные в явь сны Марии Магдалины — до ее встречи со Спасителем.
— Шампанское специально для гостей, — сказал лифтер Фрэнсис, протягивая мне пластиковый бокал.
В передней у Лелии меня встретила горничная, коротко стриженная розовощекая деваха, протянувшая мне бокал, до краев наполненный пуншем. Я допила шампанское, прихватила немного печенья с серебряного подноса и направилась в апартаменты. Дверь в Алую комнату посредине зеркального коридора была полуоткрыта.
— Обед подадут всего через полчаса, — заметил Тор, как только увидел, что я тащу горсть печенья.
— Пусть себе кушает! Ей надо поправиться! — воскликнула Лелия.
Она раскинулась в уютном обитом алым шелком кресле, поставив ноги на мягкую кожаную оттоманку. Около нее стоял Тор в бархатном смокинге с кружевной манишкой персикового цвета, в руках у него был бокал с грогом. Его кудри отливали медью в отблесках пламени от камина. Он выглядел так, словно явился к нам из прошлого века. Не иначе как Лелия успела приложить руку к его нынешнему облику.
Лелия выглядела ослепительнее, чем обычно, на фоне стоявшего за креслом пышного рождественского дерева, чьи ветви украшали атласные банты и восковые свечи. На ней был кафтан из темно-красной парчи, удивительным образом подчеркивавший красоту ожерелья из двух рядов ярко-желтых бриллиантов. Обычно весьма всклокоченные волосы были зачесаны назад, чтобы открыть взору украшавшие ее уши серьги — огромные черные алмазы в обрамлении небольших ограненных бриллиантов, — свисавшие чуть не до плеч. Когда я наклонилась поцеловать ее, то уловила запах ванили и гвоздики.
— Вы оба просто великолепны, — сказала я. — А где Джорджиан?
— Она готовит тебе сюрприз, — сообщила Лелия. — Надеется очень, что, когда увидишь ее работу, ты удивишься.
И, надув губы, она неодобрительно окинула меня взором.
— Дорогая, снова ты в черном — но почему? Здесь никто не умер, и тебе нет нужды рядиться в траур. Когда я была в твоем возрасте, молодые люди, встречаясь со мною на Елисейских полях, застывали от восхищения. Они преподносили мне цветы, целовали руки и сохли от тоски, если я забывала поприветствовать их.
— Времена меняются, Лелия, — возразила я. — '. И теперь дамам одних цветов мало.
— Что еще может быть лучше? — удивленно приподняла она брови. — Ты просто ничего не понимаешь. В твоей жизни наверняка есть огромная макю, которая заставляет говорить тебя подобным образом.
— Ради Бога, что это такое — макю? — с улыбкой переспросил Тор.
— Кель сафройд, — подхватила Лелия. — Она всегда была тре дифисель, эта особа.
— Совершенно с вами согласен, — подтвердил Тор. — Она действительно тре дифисель и на французском, и на английском, и на любом другом языке. Вы же видите, она носит черный цвет не оттого, что грустит по ком-то. Просто черный цвет ассоциируется с властью, а именно власти она жаждет.
— Что есть власть? Обаяние — это главное, — воскликнула Лелия. — Вы, к примеру, обаятельный мужчина, тре джен…
— С прекрасными манерами, обходительный, — подхватила я, ехидно улыбнувшись Тору.
— У этого обаятельного мужчины лишь одна мысль, — распространялась Лелия, — он хочет делать любовь с тобой. Но ты не настолько дура, что не видишь этого!
Тор уже не улыбался.
— Вот как? — холодно осведомился он у Лелии. — Чересчур смелый вывод насчет моего интереса к облаченным в черное заумным занудам. И не так они привлекательны, как можно предположить. Пожалуй, лучше пойду посмотрю, не надо ли помочь Джорджиан. — И он удалился, не удостоив меня даже взглядом.
— Лелия, ты смутила доктора Тора, — укоризненно сказала я. — Ваша заокеанская мудрость часто приводит к конфузу.
— А я говорю, что он любит тебя, — задохнувшись от возмущения, прошипела Лелия. — Ты можешь обзывать меня старой, выжившей из ума дурой, но часто именно ла фоль удостаивается чести во всеуслышание сказать слово правды. Я сумела помочь Моне победить слепоту — я могла видеть цветы для него, — но нельзя помочь победить слепоту, которая идет из сердца.
В этот момент появилась Джорджиан в полупрозрачном, не длиннее мужской рубахи платье, расшитом розовыми блестками, сверкавшими при каждом движении.
— Тор отправился в Павлинью комнату, — провозгласила она. — Идемте же и мы, идемте! Все уже готово.
В Павлиньей комнате, в самом центре, на разостланном на полу брезенте гордо возвышался печатный пресс. Рядом стояли столы с коробками, набитыми всяческими принадлежностями для печати. На знакомых мне по прошлому посещению стояках арматуры были смонтированы внушительных размеров фотоувеличитель и камера, объективы которых в данный момент были опущены на поверхность просторного стола.
Джорджиан застыла перед всем этим и, словно ребенок, широко распахнутыми глазами любовалась на чудо фотографического гения.
Вокруг этой аппаратуры, что-то подкручивая и подвинчивая, поднимая и опуская разные части механизмов, с невообразимым шумом суетился Тор. Когда мы вошли, он не обратил на нас внимания.
Я гадала, что же удалось Лелии разнюхать о сути нашего спора. Она стояла, вся превратившись в слух, у меня за спиной, в дверном проеме.
— Разве это не удивительно? — спросила Джорджиан, не в силах сдержать свой восторг.
— По крайней мере впечатляет, — согласилась я. — А зачем вам этот металлолом?
— Мы собираемся делать ценные бумаги, — сказал Тор, продолжая возиться с прессом, — как я тебе и говорил ранее.
— Ты мне никогда об этом не говорил, — возразила я. — Мне казалось, что ты собирался ограбить Трест депозитов, чтобы доказать, с какой легкостью это можно проделать.
— Не Совсем так, — отвечал Тор, наконец оторвавшись от своих механизмов и глядя на меня со своей неотразимой улыбкой, — Я не вижу смысла в похищении ценных бумаг. В этом нет необходимости, если можно устроить так, чтобы вначале они попали в этот самый трест. Ну подумай, зачем бы мне понадобился фотограф, если я замышлял простое ограбление?
До меня наконец дошло. Они изготовят копии акций и облигаций — придержав у себя настоящие — и отправят на хранение в трест фальшивки. Как я не додумалась до этого раньше? Но и теперь не поздно, на мой взгляд, выяснить ряд вопросов.
— Если ты не собираешься проникнуть в хранилище ценных бумаг, как ты подменишь настоящие акции фальшивыми? — удивилась я. — По-моему, тебе надо было бы их подменить до того, как они отправятся в трест.
