Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный
– Вижу, ты вспомнил, – ухмыльнулся Носов беззлобно. – Ну так слушай: за сообразительность я тебя хвалю, однако если ещё раз учудишь что-нибудь этакое, то не обижайся уж, но я тебя в три шеи с работы выпру…
Болдырев молчал, поражённый до глубины души. Внезапное разоблачение буквально лишило его дара речи.
– Ты же парня мог под монастырь подвести! – Носов поскрёб подбородок.
Болдырев продолжал молчать.
– Вот, собственно, и всё, что я хотел сообщить тебе, – сказал Носов и улыбнулся, глядя в растерянное лицо Болдырева. – Ты глазами-то не верти, фокусник-мистификатор. Езжай к себе, у тебя дел полно, нечего у меня в кабинете штаны просиживать… Да, и ты уж никому не вздумай рассказать об этом…
– Владимир Сергеевич, – промямлил Болдырев, – а как же это вдруг выявилось? Обнаружить-то никак нельзя было, что пальцы принадлежат Смелякову…
– Пусть это останется моей маленькой тайной… Ну всё, валяй, а то у меня дел по горло…
ГЛАВА ШЕСТАЯ. АПРЕЛЬ 1980
Алексей Сошников, долговязый девятнадцатилетний парень с длинными волосами, стоял возле киоска «Союзпечать», сунув руки в карманы расклешённых брюк, и курил. Безучастно глядя себе под ноги, он вдавливал в асфальт сплющенную крышку пивной бутылки.
– Привет! – Около него остановился Фёдор Груздиков, такой же длинноволосый, но с более грубым лицом.
Он был на год младше Сошникова, но из-за расплющенного в драке носа казался заметно старше.
– Ты чё опаздываешь?
– А ты торопишься, что ли? Я, между прочим, с работы иду… Дай курнуть.
– А куда свои подевал?
– Дома забыл, – беззаботно отмахнулся Груздиков.
– Жлоб ты, Федька. Из-за копейки удавишься, – лениво констатировал Сошников и протянул пачку «Явы».
Они неторопливо пошли вдоль улицы.
– Жлоб ты, – всё тем же тоном, без тени укора, повторил Алексей. – Ты ж из тех пяти блоков взял себе три, и уже всё куда-то сплавил…
Два дня назад, поздно вечером, они, изрядно разогревшись креплёным вином, внезапно обнаружили, что курить им нечего. Не долго думая сбили металлическим прутом замок с ближайшего табачного киоска и забрали оттуда пять запечатанных блоков с сигаретными упаковками. Взяли бы больше, но поблизости послышались чьи-то голоса, и юные воришки поспешно скрылись.
Это был уже пятый по счёту взлом киоска на их совести. Впрочем, совесть не тревожила ни Сошникова, ни Груздикова. Брать чужое они приучились с малолетства, и это давно стало для них нормой. Они легко судили других, но никогда не испытывали вину за собственные поступки. Уже в школе промышляли тем, что подкарауливали возле метро кого-нибудь чуть моложе себя и требовали «десять копеек». По-крупному не разбойничали, но мелочь отбирали у прохожих регулярно. Не брезговали потрясти и загулявшего пьяницу и тут уж вычищали карманы до последней копейки. Если же бедолага пытался сопротивляться, подростки безжалостно избивали его…
Учёба в школе у них не складывалась, хотя о Сошникове учителя отзывались как о способном мальчике; однако его нежелание перебороть собственную лень и постоянные замечания со стороны преподавателей научили Алексея добиваться результатов не умом, а кулаками: любой одноклассник, отказавшийся подсказать Сошникову во время контрольной работы, мог получить от него после уроков тумаков.
Груздиков был его единственным настоящим другом. По крайней мере Алексей так искренне думал. После восьмого класса они оба попали в ПТУ,[9] но и там учёба была для них обузой. Впрочем, Сошников многое схватывал, как говорится, на лету и даже позволял себе временами корить приятеля за туповатость. «Не бойсь, я своё по-другому возьму», – уверял в ответ Фёдор. Но, как ни странно, именно он, устроившись электриком в медицинский институт имени Пирогова, остался там на постоянной работе, а Сошников то и дело увольнялся и болтался без дела. «Ты, Лёха, зря дурью маешься, – поговаривал Груздиков. – Вот схлопочешь за тунеядство… Чё ты, в натуре, строишь из себя? Я вот о больших делах мечтаю, а всё равно работу не оставляю». О каких «больших» делах мечтал Груздиков, он не признавался, но Сошников видел в глазах приятеля иногда нечто такое, чего не мог объяснить…
– Жлоб ты, – повторил Алексей.
– Заткнись, – миролюбиво сказал Груздиков. – Пора к Наташке.
– К ней разве сегодня можно? У неё же нынче тётка должна быть дома…
С Наташей Кутузовой они познакомились месяц назад в кафе «Шоколадница» и почему-то сразу сблизились.
Она мечтала стать актрисой, приехала в прошлом году в Москву поступать в театральное училище, но провалилась на первом же туре.
– Живу теперь у двоюродной тётки, готовлюсь к поступлению, – весело сообщила она новым знакомым.
– А если снова не поступишь? – спросил Алексей.
Она беззаботно пожала плечами.
– Почём я знаю? Чего-нибудь придумаю. Друзей у меня тут уже полным-полно, кто-нибудь поможет чем-нибудь.
Она вела себя свободно, громко хохотала, запрокидывая голову с выбеленными волосами. Красотой Наташа не отличалась, но крупные губы, большие глаза и маленький носик приковывали к себе взгляды мужчин. А фигуре её позавидовала бы любая женщина – крепкие гладкие ноги, покатые бёдра, высокая упругая грудь. Сошников уже в кафе потрогал Наташу за колено, и девушка не выразила ни малейшего неудовольствия. На весьма наглое поведение нового знакомого она ответила: «Вообще-то мужчин с грязными руками я к себе не подпускаю».
На следующий день она встретилась с Сошниковым и пригласила его на квартиру своей тётки.
Через его руки прошло уже немало девиц, но их Алексей воспринимал только как грязных потаскух. Почти все они были из семей алкоголиков, отучились в ПТУ, некоторые успели сделать не по одному аборту, любили хорошенько выпить. Сошников относился к ним почти с презрением. И вдруг он попал в совершенно другой дом: на полках стояли книги, на полу не темнели следы грязной обуви, обои на стенах не свисали клочьями…
– Чисто у вас, – задумчиво произнёс Алексей.
– Обычно.
– Не скажи… По-интеллигентски всё очень… Кто же у тебя тётка-то?
– Искусствовед. Вообще-то она уже на пенсии, но неугомонная. Постоянно где-то кому-то помогает.
– Ага… – неопределённо проговорил парень, осматриваясь почти с испугом. – И такие, стало быть, есть… Искусствоведы…
Наташа снисходительно потрепала его по вихрастому затылку и подтолкнула к ванной.
– Иди.
– Зачем?
– Руки мой! И всё остальное тоже! Я же тебе сказала, что грязнуль к себе не подпускаю!
Она засмеялась так заразительно, что Алексей смутился. Увидев обстановку, он почему-то сразу отбросил все мысли о возможной близости с девушкой. Но теперь её смех пробудил в нём какое-то почти тревожное желание.
Наташа тоже приняла душ и вышла к нему – голая, свежая, чуть ли не сияющая изнутри. Таких девчонок Сошников прежде не встречал. Сердце его сладко застонало…
А через несколько дней Наташа зазвала к себе Фёдора Груздикова, после чего приятели обменялись яркими впечатлениями о своей новой подружке, жадно внимая подробностям и испытывая лёгкие уколы ревности.
– Клёвая тёлка! – восхищался Сошников, покусывая губу.
– Знающая… А с виду не скажешь, что потаскуха…
– Не потаскуха она…
– А кто? Тебе дала, мне дала, всем небось даёт. Кто ж она, по-твоему? Сказочная Мальвина?
– Потаскухи не такие, сам знаешь. Возьми вон Зинку Котову или Галку нашу…
– Бабы разные бывают. Но Наташка и впрямь особая. Повезло нам…
– И чего она на нас глаз положила? Она ж в актрисы метит, не нашего поля ягодка. Может, твой сломанный шнобель ей понравился? – Сошников глубокомысленно посмотрел на непривлекательную физиономию товарища. – Может, ты ей мужественным показался?
Груздиков непроизвольно потрогал свой кривой нос и ухмыльнулся:
– Может, и так… К девкам в мозги заглядывать – дело гиблое. Ничего там не поймёшь. Да и не надо ничего понимать.
– А как же общаться, если не понимать? – засомневался Сошников.
– Общаться… – с гадливой ухмылкой передразнил Груздиков и сделал рукой неприличный жест. – С этой тёлкой можно и без слов общаться…
Наташа Кутузова звонила им сама, не разрешала появляться без предупреждения, ссылаясь на строгий тёткин нрав.
– А чего нам сегодня к ней идти, если тётка дома? – спросил Сошников.
– Познакомить нас хочет с кем-то, – пояснил Фёдор. – Велела из автомата позвонить ей, когда будем рядом.
– У тебя двушка[10] есть?
– Нет. – Груздиков мотнул лохматой головой. – Сейчас стрельнём у кого-нибудь.
Впереди они увидели стоявшего на автобусной остановке паренька лет восемнадцати с пузатым портфелем в руке.
– Спроси-ка вон у того очкарика, – велел Груздиков, подтолкнув Алексея в плечо.
– Слышь, чувак, двумя копейками не поделишься? – Сошников, сунув руки в карманы обвислых штанов, остановился перед молодым человеком.
