Светлана Алешина - Не гони лошадей
Когда я снова очнулась или проснулась, голова болела меньше. Молоточки постукивали теперь только в затылке. Вдруг я услышала чьи-то шаги, затем звук ключа, проворачивающегося в замке, и кто-то распахнул дверь. Нет уж, пусть думают, что я без сознания или сплю, может, удастся выиграть время, придумать что-нибудь.
В комнату вошли, судя по тяжелым шагам, двое мужчин. В комнату ворвался запах пота, перегара и еще чего-то неприятного. Все внутри у меня похолодело, лиц похитителей я не видела, но чувствовала исходившую от них угрозу.
Один из вошедших подошел к кровати и взглянул на меня. Я попыталась расслабиться и принять такой вид, который, как мне казалось, должен быть у человека, находящегося без сознания.
— В отрубе? — произнес грубый мужской голос. — Я же говорил, тюкни вполсилы. Теперь лежит как бревно… — мужик выругался и вышел.
— Ничего, баба здоровая, оклемается, успеем поговорить, — ответил второй и тоже направился к двери.
Я чуть приоткрыла глаза и увидела здоровенную широкую спину. Ублюдок — «оклемается»…
Бандит вышел и запер дверь. Я вздохнула, сомнений не оставалось, меня похитили. Вот только для чего? Зачем им нужно со мной говорить, о чем? Кто будет со мной говорить? Я не сомневалась, что бандиты — люди Когана. Знание это радости мне не прибавило.
Я попыталась ослабить руки. Привязали меня со знанием дела, на совесть. Я изо всех сил пыталась шевелить руками, чтобы ослабить узел. Зубами до него не дотянуться, а ноги в таком деле абсолютно бесполезны. От напряжения у меня пошли красные круги перед глазами, висеть вниз головой было не очень удобно. Боль с новой силой вонзилась в мои несчастные мозги. Еще, чего доброго, кровоизлияние будет. Я решила передохнуть и обдумать, каким образом освободить руки.
Может, попробовать подтащить кровать к двери, дождаться, когда придут бандиты и… Так, сначала нужно попробовать.
Я поставила ноги на пол, сосчитала до трех и попыталась сдвинуть кровать с места. Ноги предательски дрожали и скользили по полу, мне удалось лишь немного сдвинуть кровать. К двери приблизиться мне не удалось, зато шум был услышан бандитами. Через секунду дверь распахнулась, и на пороге возникли два здоровых парня, лица которых как родные смотрелись бы на доске «Их разыскивает милиция». Делать вид, что я все еще без сознания, было глупо. Шум выдал меня.
— Очухалась?! — проговорил тот, который вырубил меня. — Я же говорил, бабы, они живучие как кошки, — произнес он, ставя перед кроватью стул.
Второй закрыл дверь и сел на стул, принесенный первым. Понятно, кто тут главный.
— Говорить можешь? — спросил он, глядя на меня. На его лице не отражалось никаких эмоций: ни ненависти, ни злобы, ни жалости. Глаза были холодные, совершенно пустые. Я поежилась под его немигающим взглядом.
Я облизнула пересохшие губы и попыталась сказать что-нибудь дерзкое, вызывающее. Но у меня ничего не получилось, изо рта вырвался какой-то сип или шелест.
— Ты хотела нас провести, тебе же русским языком было сказано — никаких ментов! А ты? — Парень говорил нормальным языком, абсолютно безразличным тоном, и от этого мне сделалось еще страшнее.
— Я не виновата. Они меня прослушивали… я не знала, — попыталась я оправдаться, когда ко мне вернулась возможность говорить.
— Эй, — произнес сидящий, — завяжи ей глаза.
Так, раз собираются завязать глаза, значит, пока убивать не будут. Убить меня они и так могли уже давно. Может, не все еще потеряно? Мне завязали глаза, отвязали от кровати и тут же связали руки за спиной. Кто-то пихнул меня в спину по направлению к двери. Меня вели несколько минут по какому-то узкому коридору, пару раз я задевала стену плечом. Потом мы поднялись по ступенькам, их было шесть, прошли по коридору, и, очевидно, оказались в комнате. По крайней мере сквозь повязку просачивался дневной свет, я слышала шум проезжающих машин. Значит, мы в городе. Нужно попытаться понять, где меня держат. Может быть, звуки трамвая или еще что-нибудь подскажет. Меня поставили у стены и оставили одну в комнате.
Я прислушалась, стараясь уловить что-нибудь характерное из шумов, окружающих меня. Ничего. Через минуту я услышала звук раскрываемой двери. Этот звук исходил от противоположной стены. Меня ввели в эту комнату через другую дверь. Надо запомнить. Две двери.
— Ольга Юрьевна, не думал, что вы настолько глупы, — произнес вошедший. Голос был приятный, если бы не скрытая угроза, таившаяся в нем. Неужели сам Коган?
Я молчала, ожидая, что он скажет дальше.
— Видите ли, Ольга Юрьевна, вы сами не оставили мне выбора. Если бы не ваша глупость, вы давно бы увидели своих друзей.
Друзей? Значит, они все в одном месте и пока еще живы.
Или…
— Я не собираюсь с вами торговаться, — как можно тверже произнесла я, — немедленно освободите их.
— И что же я за это получу? Вашу благодарность? Поздравительную открытку? — засмеялся человек, лица которого я не видела. — Хватит! — вдруг крикнул он. — Где картина? Если ты, сука, думаешь, что я шутить с тобой буду, сильно ошибаешься.
Дудки, картина в данный момент гарант моей, и не только моей, безопасности.
— В надежном месте, откуда забрать ее могу я и только я.
— Сейчас ты позвонишь кому-нибудь из твоих дружков и попросишь привезти ее. Адрес я укажу…
— Никому я звонить не буду. Нужно быть полной дурой, чтобы поверить вам.
— Хорошо, я даю тебе час. А через час тебе будут приносить по куску тел твоих друзей. Ты же так хотела их увидеть. Увидишь!
Видеть этого гада я не могла, но по голосу чувствовала, что мерзавец не шутит. Мне сделалось нехорошо, как только я представила себе эту картину. Черт меня дернул вляпаться в эту историю! Хотя я в нее не вляпывалась, все началось с Марины, меня в историю втянули. Но сейчас это не играло никакой роли.
Когда меня начнут искать? Может быть, хватятся только утром, когда я не приду на работу? А может, только вечером, а пока решат, что я себя плохо чувствую после вчерашней передряги, потому и не пришла. В любом случае — не сразу. Пока в милиции разберутся, в чем дело, пока начнут поиски, пройдет еще время, так что найдут меня, если вообще найдут, дня через два. Столько времени я не продержусь, водить за нос Когана небезопасно, отдавать икону — тем более.
— Тебе не ясно? — раздался голос почти над моим ухом, я вздрогнула от неожиданности и отшатнулась. Задумавшись, я не услышала, как он подошел ко мне. И эта повязка дурацкая!
Хоть бы одним глазком взглянуть на мерзавца, чтобы сомнений не осталось в личности главаря. Голоса-то я его никогда не слышала, а вот физиономию по снимкам запомнила.
— Где гарантии, что мои друзья живы и вы отпустите их, когда получите желаемое? — спросила я, пытаясь оттянуть время. — Вы же понимаете, что я не могу верить вам на слово, а отдавать такую ценную вещь без гарантий…
— Ну ты и нахалка, стоишь, можно сказать, с петлей на шее, а пытаешься права качать.
— Мне надо подумать. После удара ваших «шестерок» у меня все смешалось, голова болит.
— Подумать? Нет у тебя на это времени, детка.
Коган сделал несколько шагов, послышался звук открывающейся дверцы, заскрипели петли, как у железных сейфов. На шкаф это было не похоже. — Скажи мне телефон, и я позвоню в твою контору, скажу, пусть кто-нибудь из них привезет икону. Мне икона, тебе — свобода.
— А Марина и Ромка? — спросила я, пытаясь сделать вид, что склоняюсь к тому, чтобы позвонить.
— Они? Как только я получу подтверждение в подлинности вещи, сразу отпущу их.
Я разозлилась:
— В таком случае мы с вами не договоримся, вы все равно моих друзей убьете, отдам я вам картину или нет. По крайней мере, совесть свою я замолю, а друзьям памятники поставлю… С деньгами оно, знаете ли, и скорбеть о погибших друзьях приятнее, — огрызнулась я.
— Ха-ха-ха, браво. Мне нравится ваш оптимизм. Только скорбеть вам не придется, я вас вместе с ними в расход пущу. Как говорится, так не достанься же ты никому.
— Мне все равно, — как можно спокойнее произнесла я, хотя внутри все сжалось от ужаса, ведь вот сейчас подписываю сама себе смертный приговор.
— Вам, может быть, и все равно. Но я еще поторгуюсь с вашими знакомыми. Если не ошибаюсь, у вас в редакции было четверо сотрудников. Четыре минус два, осталось еще два. Простая арифметика. Один не захочет, всегда останется другой. Думаю, что они не будут столь принципиальны и не станут держаться за кусок деревяшки. Все-таки жизнь есть жизнь.
— Они не знают, где картина, — попыталась я поколебать его уверенность в успехе. — Я ее в надежном месте спрятала.
— У тебя просто не было времени на это, — спокойно произнес бандит. — Я, конечно, не сторонник пыток, женщин я предпочитаю любить, а не пытать. Но если очень хочется, то можно… Мои ребята растянут твою смерть надолго, чтобы она тебе хорошенько запомнилась. Киношные ужасы покажутся тебе щекоткой. Ты сама просить будешь, чтобы я икону забрал.
