Нора Дмитриева - Мой личный врач
В январе этого года в одночасье умерла супруга Антона Зиновьевича, и мне его было очень жалко, потому что он ее, по-моему, сильно любил. Он тогда к нам с Алиской целый месяц не приезжал, хотя деньги на мою карточку переводил исправно. И вот однажды зашел ко мне Ваня и сказал, что давно меня любит, но молчал, потому что я была женщиной его хозяина, и только сейчас решил сказать о своих чувствах. Я расплакалась, и Ваня тогда первый раз остался у меня ночевать. Мы всю ночь не спали, и я только тогда поняла, какое это счастье, когда двое любят друг друга, а не просто занимаются сексом.
Целую неделю прожила я как во сне, и решили мы сказать Антону Зиновьевичу, что выхожу я за Ваню замуж, и чтобы он разрешил ему Алису удочерить. Дяде Паше я ничего не стала говорить, решила, что лучше будет, если он все от Антона Зиновьевича узнает. Так мы решили, и тут вдруг приезжает ко мне Антон Зиновьевич, прямо-таки черный от горя, и говорит, что решил узаконить наши отношения и что я теперь буду не просто его любовница, а хозяйка его дома. Потом приехал радостный дядя Паша и сказал, что такой замечательной карьеры для меня он даже не предполагал. Похвалил меня, что я так грамотно себя с его боссом вела. И что он за него тоже рад. Девка я порядочная, красавица, вести себя как дама научилась и ни на одном приеме в грязь мордой не упаду.
Ну и начала я думать, что мне делать: и за Ваню мне замуж хочется, но и от предложения Антона Зиновьевича отказаться боязно. Я же понимаю, что такой шанс бывает один на миллион. И посоветоваться мне не с кем. Я еще раньше в Интернете, в Живом Журнале, от скуки себе блог завела, конечно, не под своей фамилией, а под ником. Образовались у меня там всякие виртуальные знакомые девушки, вот я у них спрашиваю, как поступить: за любимого, но бедного замуж выйти или за нелюбимого, но очень богатого. Они все в один голос: дура, даже не думай отказываться! Любовь, она проходит, а вот с богатством девушке жить надежнее…
Короче, дала я согласие Антону Зиновьевичу, а Ване объяснила, что он все-таки отец моего ребенка. Ваня мне ничего не ответил, сказал, что все понимает, и больше мы с ним на эту тему не разговаривали. Он вообще со мной больше с тех пор не разговаривает, только если по служебной надобности. Расписались скромно, и стала я хозяйкой этого поместья. Но жить мне тут так тошно, что ты даже не представляешь: кухарка за моей спиной хихикает, свекровь хоть и улыбается добродушно, но интеллигентно норовит меня чем-нибудь уязвить – то я неправильно ударение в слове поставлю, то не ту вилку возьму. Домоправительница тихо ненавидит – они с покойницей подружки были – не разлей вода. Падчерица волчонком смотрит, того и гляди укусит, и всякие гадости подстраивает: то на зеркале кровью череп с костями нарисует, то фен испортит, а то в постель дохлую крысу подбросит. Я думаю, что это она, сучка малолетняя, меня сначала по голове чем-то тяжелым огрела, а потом в бассейн отволокла…
Шок, нервное потрясение и приличная доза виски сделали свое дело: Галина явно начала «плыть». И пока она еще более-менее соображала, я решила все-таки неким образом прочистить ей мозги.
– То, что это не Анюта тебя в бассейн сбросила, голову даю на отсечение. Ей тебя не дотащить. И потом, хочу тебя разочаровать: ты просто попала под раздачу – стукнуть по голове и сбросить в бассейн должны были меня.
– Откуда ты знаешь? – по-моему, она даже чуть протрезвела.
Рассказала Галине про письмо с угрозами и про то, что на меня вчера вечером кто-то спустил собак.
– Ну дела, и кому это ты так насолила?
– Я сначала думала, что тебе, ну из-за той истории с бассейном…
– Да ладно, это я так, для порядка на тебя наехала, чтобы знали, кто в доме хозяйка… А собак спустить я не могла, я их сама боюсь…
И тут я подумала, что самое время задать Галине еще один очень интересующий меня вопрос:
– Скажи, Галя, а вот в понедельник, когда я приехала, ты в одиннадцать часов вечера не беседовала часом с Ваней в беседке у озера?
– Нет, я же тебе уже говорила, что он со мной с тех самых пор, когда я ему сказала, что за Антона Зиновьевича замуж выхожу, не разговаривает. И сегодня, перед тем как ты меня из бассейна вытащила, я к нему шла, объясниться хотела, сказать, что пропадаю без него.
– А вчера ты тоже ходила к нему?
– Да, и вчера ходила, но он мне дверь не открыл… Представляешь, я ему хотела сказать, что не могу больше без него жить, а он мне дверь не открыл…
Галина разрыдалась пьяными слезами, потом схватила бутылку с остатками виски, но я решила вежливо отобрать ее. Мы немножко поборолись, но я бутылку держала крепко, это ее очень обидело, она кинулась лицом в подушку, обхватила ее руками и по-бабьи, с жалостливым причетом, заревела.
– Дура я, Лизка, ой какая дура!
Я поняла, что у девушки в любую секунду может начаться пьяная истерика, а это было сейчас ни к чему ни ей, ни мне. Поэтому, наплевав на должностную субординацию, я за плечи перевернула хозяйку лицом вверх, достаточно сильно смазала ее ладонью по щеке и строгим голосом велела спать.
Странно, но Галина замолкла, только всхлипывала, а потом отрубилась. Я точно знала, что она проспит до позднего утра и вряд ли наш доверительный разговор вспомнит. Это было к лучшему: зачем женщине, кроме похмелья, еще и моральные муки, за то, что так разоткровенничалась с прислугой?
Когда я легла в постель, за окном сначала редко, а затем все чаще по листьям деревьев забарабанили капли дождя, потом громыхнул гром, сверкнула молния, и на сад обрушился ночной ливень.
Персик не выносил громких звуков и боялся грозы, поэтому после первого раската грома он, жалобно мяукнув, юркнул ко мне под одеяло, я его погладила, он замурлыкал, а потом заснул. А мне не спалось, хотя обычно я под грозу сплю, как сурок. Я прокручивала в голове разговор с Галиной. Главное, что я из него вынесла, так это то, что никакого отношения к смерти Марии Эрнестовны она не имеет. Но что касается ее двоюродного дядюшки, который так ловко подложил Галину в постель своего босса, то тут все обстояло иначе: как ни крути, но только у него был реальный мотив отправить Марию Эрнестовну в мир иной, чтобы «возвести на трон» свою протеже. Но как он это все мог осуществить? Трудно поверить, что он насильно накормил свою жертву таблетками с дигитоксином. Вероятнее всего, исполнительницей была пока еще незнакомая мне Полина, так быстро покинувшая дом после смерти хозяйки. И еще я решила ничего не говорить Вере Дмитриевне о своей сегодняшней деятельности по спасению утопающих, мне не хотелось зря тревожить старушку. Кроме того, еще одна мысль не давала мне покоя. Хотя я сказала Галине, что не она была целью нападения, тем не менее в этом вопросе тоже никакой ясности не было. Ведь, хотя мы с ней приблизительно одного роста, она худенькая, а я, как говорится, девушка в теле, и не заметить это трудно. И потом, куда могли исчезнуть ее босоножки?
Кроме того, меня очень беспокоили царапины на руке Яны.
А что, если у этой девицы роман совсем даже не с охранником Димой, как предполагает Вера Дмитриевна, а с самим начальником службы безопасности? А что, если именно с ним у нее было рандеву в беседке? А что, если это он заставил ее внести в мой ноутбук дурацкую запись и натравить на меня собак? Однако все это было возможно при двух условиях: первое – это он с чьей-то помощью (вероятнее всего, Полины) отправил на тот свет Марию Эрнестовну, чтобы «возвести на трон» Галину, и второе – он каким-то образом догадался, что я об этом подозреваю. А догадаться он мог только при условии, что комната Веры Дмитриевны прослушивалась… Но это маловероятно: любящий сын никогда бы не разрешил этого сделать. Но если учесть, что Павел Петрович разыгрывал свою карту, то вполне возможно, что он все-таки снабдил комнату Веры Дмитриевны жучками. Господи, ну прямо шпионский роман! Если постоянно думать обо всем этом, то и свихнуться недолго. И я решила отбросить детективные размышления и подумать о чем-нибудь приятном. И внезапно вспомнила, какая хорошая у господина Шадрина улыбка и как она красит его неприятное лицо. Воспоминание заставило меня усмехнуться: при первой встрече этот мужчина показался мне жутко некрасивым, а теперь я думаю о том, какая хорошая у него улыбка. Не послужило ли причиной такого кардинального изменения восприятия его внешнего вида, дорогая моя, то, что он посулил тебе замечательную зарплату?
Я лежала в постели, слушала шум дождя, и где-то глубоко в мозгу пульсировало странное ощущение, что я пропустила сегодня что-то очень важное, что могло дать мне ответы на многие вопросы.
Пятница
Утром я хотела пойти по холодку поплавать, но, вспомнив ночное происшествие, передумала и, взяв фотокамеру, пошла в сад, чтобы поснимать окружающее меня великолепие. Небо было чистым, сад, умытый ночной грозой, сверкал и искрился на солнце, птицы щебетали, и мое настроение, испорченное последними событиями, несколько улучшилось. Запечатлев синиц и дроздов-рябинников, радостно чирикавших возле кормушки в виде уютного деревянного домика с крылечком, подвешенной к толстой березовой ветке, я решила пройти вокруг бассейна, чтобы еще раз поискать злополучные босоножки, но их нигде не было. Вместо них я нашла на газоне, густо усеянном маргаритками, утерянную кем-то красивую перламутровую пуговицу с маленькой жемчужиной в центре и машинально положила ее в карман своей медицинской робы. Видимо, сработали гены прабабки Рады, охочей до всего яркого и блестящего.
