Ян Мортенсон - Убийство в Венеции
— Чем же ты все-таки сейчас занимаешься? — с любопытством спросил он, когда я уходил. — Наверняка какое-нибудь новое «дело». Квартальный ты наш Калле Блумквист, искореняющий организованную преступность, — сказал вслед мне и засмеялся.
Выйдя на улицу, я тоже улыбнулся. Эрик был прав. Как Дон Кихот, я тоже вступил в бой с ветряными мельницами. Конечно, бедный Андерс перепил и вздумал искупаться. И утону. Я покупал мебель у старика в Венеции, который тоже отправился к праотцам, а его молодой наследник, огорченный тем, что не смог унаследовать фирму, рассказал, что старика убили. Потом я преследовал молодую женщину и вломился в ее дом, вообразив, будто это она снилась Андерсу. Не слишком убедительные свидетельства убийств и преступлений, подумал я, входя в свою лавку и пропуская вперед Клео.
На следующее утро, едва я открыл магазин, как звякнул мой тибетский колокольчик над входной дверью. «День начинается неплохо», — подумал я, откладывая газету и поднимаясь со старого кресла. Кто рано встает, тому бог дает. Первые покупатели.
Но не надо было мне кукарекать в то утро про золотые яйца. Это были не покупатели. У входа ждали двое мужчин, один из них с портфелем.
— Меня зовут Бергман, — представился старший. — А это инспектор уголовной полиции Ларссон. Как я понимаю, господин Хуман?
Да, это не доктор Ливингстон, хотелось мне ответить, но я счел благоразумным не впадать в шутливый тон с официальными представителями Швеции. Я кивнул, не подозревая, зачем мог понадобиться им в девять утра. Потом понял: Андерс. Они пришли, чтобы поговорить со мной о его смерти. Значит, разговор с Калле Асплундом не пропал даром.
— Да, это я. Садитесь, — сказал я, указав на кресла. — Как я понимаю, вы пришли поговорить о гибели Андерса фон Лаудерна?
Они удивленно переглянулись, потом неловко уселись.
— Ну, не совсем так. Мы пришли к вам по другому делу. Собственно говоря, по совершенно другому.
— Вот как?
Недоумевая, я смотрел на них. Что я наделал? Может быть, они пришли из налоговой инспекции, расследующей экономические преступления? Чтобы провести ревизию моих счетов и бухгалтерских книг? В таком случае им нечем будет поживиться.
— Вы знаете этого человека?
Я кивнул.
— Это Леонардо Пичи.
— Вот именно. Несколько недель назад ему не повезло. Утонул, выбрав для этого из всех мест на свете канал в Венеции. Но в этом, собственно, не было ничего удивительного, — добавил он быстро. — Ведь Пичи жил в Венеции.
— Я знаю. Я покупал у него мебель.
Они снова понимающе переглянулись.
— Мы знаем это, господин Хуман. И именно об этом мы пришли поговорить с вами.
— Это допрос? Я не знал, что преступно импортировать имитацию антиквариата.
— Забавно, что вы употребили это выражение. Что это «преступно». Нет, никто не сказал этого. Все зависит от того, что находится в этом антиквариате.
— Теперь я не понимаю, о чем идет речь, — сказал я. Но я понимал. Наркотик! Мое время истекло, и полиция принялась за дело. Поскольку я был совершенно невиновен, я просто не подумал об этом поначалу.
— У нас есть основания думать, что мебель начиняли до ее поступления в Швецию. Проще говоря, в ней перевозили кокаин. В пустотах, под двойным дном, был наркотик.
Я сидел, молча глядя на них. Как много следовало им рассказать?
— Вы думаете, следовательно, что я занимался контрабандой наркотиков?
— Мы ничего не думаем. Мы хотим только предварительно переговорить с вами.
«Предварительно, — подумал я. — Значит, что это только начали; первый заход, и они придут еще».
— Единственное, что я могу вам сказать, эта мебель пользовалась большим спросом. Как только я получал что-нибудь, так оно уходило чуть ли не в тот же день. Так что у меня не было поводов жаловаться. Наоборот. Я думал увеличить импорт.
— Интересно. Значит, мебель раскупалась немедленно. Вы не помните тех, кто ее покупал?
— Сразу не вспомню. Но в нескольких случаях я записывал. Имена то есть. Хотя если люди платили наличными, для этого не было повода. Но в последний раз я записал и имена, и адрес пожилой пары. Они купили бюро, которое было потом у них украдено.
— Было украдено?
— Вот именно. К ним проникли взломщики и утащили бюро. Они позвонили мне и спросили, не могу ли я заказать для них еще такое же. Оно предназначалось их дочери. По случаю ее обручения.
Комиссар Бергман угрюмо кивнул.
— Без сомнения, бюро приобрел «не тот клиент». Настоящий клиент пришел позже и взял то, что ему предназначалось. Так нам кажется. А вы недавно опять были в Венеции?
— Да, а откуда вы знаете об этом?
Он улыбнулся.
— Наши итальянские коллеги очень нам помогают. И мы знаем, что вы посетили мастерскую Пичи.
— Совершенно верно. Я хотел поговорить с ним о новом бюро для Гранов, для той пары, и об увеличении поставок. Тогда я и узнал о его смерти и… — я замолчал, не зная, что еще следовало рассказать им. «Все, что вы говорите, может быть обращено против вас». Не так ли говорят американские полицейские? Разве не такие же обязанности и у шведских властей?
— И..? — повторил Бергман, вопросительно глядя на меня.
— Из рассказа одного из его работников я понял, что это, возможно, был не несчастный случай. Что Пичи не утонул.
— А был убит, считаете вы?
— Возможно. Потому что Пичи, по всей видимости, узнал, что его предприятие используется для контрабанды наркотиков. И не захотел участвовать в этом деле. Тогда он должен был исчезнуть. Но о Стокгольме и обо мне он ничего не говорил.
— Интересно, — сказал комиссар, и легкая улыбка тронула его губы.
Я понял по его глазам, о чем он думает. Мол, Хуман пытается истолковать ситуацию в свою пользу. Пускает нам пыль в глаза, используя смерть Пичи, представляет себя этаким незнайкой. И Пичи тоже. Оба, мол, жертвы заговоров и интриг. Но это мы уже проходили.
— В самом деле, очень интересно. Что еще вы делали в Венеции?
— Ничего особенного. Что вы имеете в виду?
— Мы просто интересуемся. Встречались ли с кем-нибудь, например?
— В поездках всегда, конечно, встречаешься с людьми. Но особо отмечать кого-либо, право, нет оснований. Во всяком случае, на этот раз.
— В самом деле? У нас несколько другие сведения. Скажем, некая дама. Анна Сансовино. Вам знакомо это имя?
— Да, я видел ее. Но никак не думал, что вас это может заинтересовать.
— Ну, не скажите, — улыбнулся он. — Она очень активная молодая дама и сотрудничает с некоторыми ведущими фигурами организованной преступности на юге. Например, с Фабио Негри. Говорит вам это имя о чем-нибудь?
Я отрицательно покачал головой.
— Считают, что он контролирует торговлю наркотиками в северной Италии. Очень влиятельный человек, как вы понимаете. И с неограниченными ресурсами. Он выглядит очень респектабельно и старается представить себя весьма добропорядочным гражданином, столпом общества и тому подобное. Жертвует большие деньги на больницы и церковь, владеет большой коллекцией произведений искусства. Кстати, вы много ездите?
— Так себе. Не часто, но бывает.
— Вы побывали недавно во Франкфурте, не так ли?
— Да, я ездил туда на аукцион.
— Я знаю. И закупили вещей на очень большую сумму. Как вы расплачиваетесь?
— По-разному. В том числе чеками. В данном случае я выполнял задание своего клиента.
— Кто он?
— Я предпочитаю не говорить об этом. В моей работе надо проявлять такт по отношению как к покупателю, так и к продавцу, а также уважать клиента, у которого могут быть свои причины не выставлять напоказ большие деньги.
— Вы имеете в виду уклонение от уплаты налогов?
— Нет, но я знаю, что моим клиентам не понравилось бы, если бы я рассказывал направо и налево о том, что они у меня купили или продали и сколько стоили эти вещи.
— Вы упомянули об Андерсе фон Лаудерне, когда мы пришли, — спросил второй, до этого сидевший молча. — Вы знали его?
— Очень хорошо. И многие годы.
— К сожалению, он умер, как вы знаете. Трагический конец. Особенно если учесть, что он только что выкупил семейную усадьбу. Это ему стоило немалых денег. Я слышал, что больше миллиона?
— Мы никогда не говорили о стоимости, но деньги наверняка были немалые.
— Вы не знаете, откуда они появились?
— Да, знаю. Он продал несколько картин Кандинского.
— Где он их раздобыл?
— Удача. Удача и компетентность. Он, кажется, купил их в какой-то небольшой лавчонке, где не слишком разбирались и в искусстве, и в Кандинском. Или на аукционе. Точно не помню. К тому же Кандинский не особенно импонирует зрителю. Ни своими закатами, ни лосями.
Я улыбнулся своей шутке, но они не отреагировали на нее. А может, им нравилось такое искусство. С лосями и закатами.
— Это что, обычное дело — «найти» раритетную картину на аукционе или в антикварном магазине?
