Ольга Баскова - Самое справедливое убийство
Прохоров поднялся со стула и направился к двери. Ясно, ему тут делать нечего. Анжелика Михайлова никак не может оказаться погибшей девушкой, ведь она разговаривала с матерью только неделю назад.
— Вы не боитесь за дочь? — спросил он на прощание. — Все-таки молодая красивая девушка, одна, в чужом городе.
Петя поражался спокойствию матери. Поистине Анжелика умела убеждать, если женщина до сих пор не догадалась, откуда у восемнадцатилетней девушки дорогая одежда и «зеленые» в карманах.
— Нет, не боюсь, — Михайлова-старшая прислонилась к дверному косяку. — Нельзя жить в страхе. Везде люди живут.
— Я вам еще позвоню.
Как только за ним закрылась дверь, оперативник произнес несколько нецензурных выражений в адрес таких родителей, как Михайлова. А та, проводив непрошеного гостя, села на диван и рассмеялась. Разумеется, она знала, чем занимается дочь: в молодости сама промышляла этим. То, что ребенок пошел по ее стопам, не казалось ей ужасным, она радовалась современным нравам. Раньше такое поведение вызывало осуждение и порицание. Приходилось принимать мужчин тайно и долгое время скрывать от родителей и подруг, что ты уже давно не девственница. Сейчас все наоборот. Молодые девчонки стыдились своей девственности и стремились от нее избавиться. Занятие проституцией Михайлова считала ничуть не хуже любого другого занятия. Как же еще заработать деньги красивой и молодой девушке? Стоять у станка? Бегать по нескольким работам? Что же от нее останется к тридцати годам? Кто ей поставит памятник? К чему эти мучения, если по улицам гуляет столько богатых мужиков, согласных заплатить за секс немалые деньги? Секс — это тоже своеобразное искусство. Сумеешь удовлетворить мужика — и он готов осыпать тебя монетами и дорогим шмотьем, возит в рестораны и сауны, помогает оплачивать учебу. Женщина по рассказам Анжелы знала, что в университете не только ее чадо промышляет этим. Конечно, имеющие богатых родителей могут позволить себе с брезгливостью произносить слово «проституция». Попали бы они в такие ситуации, когда дома нечего есть, или хотя бы не высмеивали тех, кому не по карману вещи в дорогих магазинах.
Анжелика мотанула на курорт по одной причине: в городе росла конкуренция. Учась в первой половине дня, она не могла себе позволить такого свободного графика. Ночная работа утомляла. Данный распорядок угрожал болезнью: девушке приходилось не спать неделями. Как-то студентка разговорилась с коллегой из другого города, пьющей кофе на автозаправке, и та посоветовала перебраться в один из приморских городов: дескать, там и туристы, и иностранцы, и тепло практически круглый год, и можно насобирать немалые денежки. Это понравилось Анжелике. Придя домой и обсудив данный вариант с матерью, она отправилась на побережье, взяв академический, и до сих пор не жалела. У моря оказалось и море мужчин, готовых на многое ради нее. Во время их последнего разговора девушка предполагала скоро вернуться: она и так заработала достаточно, возможно, они сделают евроремонт и купят недорогую машину. Нет, Михайлова-старшая нисколько не боялась за свою дочь, бедность она считала более страшной бедой.
Глава 33
Исследовав труп Пустовалова и вытащенную из тела пулю, Станислав Михайлович позвонил Киселеву:
— Будь так добр, спустись ко мне, пожалуйста.
Павел не заставил себя ждать:
— Что ты там накопал?
Заболотный почесал затылок:
— Знаешь, дорогой, насчет этого убийства есть у меня кое-какие сомнения.
— Не тот калибр?
— В том-то и дело, что тот, но… — судмедэксперт покачал головой, — ствол не один и тот же.
— С чего ты взял?
— Понимаешь, — Станислав Михайлович поднялся со стула и подошел к окну, — пуля — это характеристика ствола. На вытащенных из тел Корнийца и Варина были одни насечки и извилины, объясняющиеся строением оружия. На этой же совершенно другие.
— Ты хочешь сказать… — Павел напрягся.
— Либо убийца сменил пистолет, либо стрелял другой, находящийся в курсе происходящего и знающий калибр, но не подумавший о таких тонкостях, — заметил Заболотный.
Киселев вздохнул. От данного открытия ему не стало легче.
Глава 34
Анжелика Михайлова сидела на камне возле пирса и трогала ногой уже довольно теплую морскую воду. Девушка пребывала в прекрасном настроении: она заработала достаточно, чтобы следующий год посвятить учебе. Посоветовавшая ей приехать сюда дама оказалась права: золотой рыбки здесь водилось огромное количество, и она стала клевать с первых же дней. Анжелике не надо было давать объявления в газетах или писать свой телефон маркером в пропахших мочой лифтах. Она знала: ее походка и без того о многом говорит мужчинам, и была права. Представители мужского пола слетались, как бабочки на огонь и, пробыв тут три дня, студентка окончательно освоилась. Михайлова жалела только об одном: в этом приморском городе было много лиц кавказской национальности, с которыми девушка зареклась вступать в какие-либо отношения, несмотря на их щедрые обещания. Этому способствовало случившееся с ней происшествие, когда, поддавшись на уговоры пожилого грузина или армянина, показывавшего кучу «зеленых» в кошельке, она отправилась с ним в гостиницу. Любовник поимел ее, как говорится, во все дыры, пригласил живущего рядом друга: тот, несмотря на протесты Михайловой, проделал с ней то же самое, потом обессиленную Анжелику взяли под руки и вывели из отеля, посадив на скамейку и даже не потрудившись вызвать такси. Разумеется, потом она узнала: кавказцы, за редким исключением, ведут себя именно так, и старалась избегать их.
С жильем студентке тоже повезло. У самого берега моря она нашла маленький двухкомнатный домик, единственной жительницей которого являлась полуслепая и глуховатая старушка, и сняла у нее комнату с отдельным входом. Представительницу ее профессии такое очень устраивало.
Михайлова работала не покладая рук, отсылая матери небольшие деньги и регулярно звоня, чтобы не беспокоилась. Ей удавалось скрывать, чем она промышляет, даже от квартирной хозяйки, а главное — от конкуренток, которые приезжих терпеть не могли. Однако молодой парень, живущий в соседнем доме, все же вычислил ее и стал приставать с предложениями. Анжелика сначала изображала оскорбленную добродетель, но мальчишка оказался настойчивым, и ей пришлось сказать:
— Слушай, насколько мне известно, ты студент и я тебе не по карману.
Он улыбнулся и ответил:
— По студенческому везде делают скидки.
— Только не в нашей отрасли.
— Разве ты никогда не спала бесплатно? — удивился сосед. — Попробуй, может, это тебе понравится.
— Спать бесплатно я буду только со своим любимым мужем, — парировала девушка и скрылась в доме.
Она вспомнила эти слова, сидя на камне и смотря в морскую даль. Ей стало грустно. Да, с одной стороны, она молода и привлекательна, ей всего девятнадцать, вся жизнь еще впереди, а с другой — сколько еще придется заниматься этим, сознавая, что ни один порядочный мужчина не станет относиться к тебе серьезно, зная, кто ты. Даже самые развратные считают себя выше и чище ее. Девушка смотрела на море, вспоминая какую-то хорошую сказку, которую они изучали в школе. Она называлась… «Красные паруса», кажется… Нет, не красные, так звучит грубо, значит, как-то по-другому. Ах да, алые, ну конечно, «Алые паруса». Кто ее написал, она даже не пыталась припомнить. Какая разница, в конце концов! Кто бы он ни был, он написал очень здорово про девушку, верящую в свою мечту настолько, что она воплотилась в жизнь. Правда, это всего лишь сказка, и если бы Анжелика сейчас захотела прекрасного принца, вряд ли он бы появился на горизонте. Ее мысли прервал шум моторов маленького прогулочного катера, швартовавшегося у причала, возле которого сидела девушка. Ей захотелось прокатиться по морской глади, и она дала себе слово сделать это в ближайшие дни, потому что, возможно, скоро придется покинуть гостеприимный уголок. Пришвартовавший катер высокий загорелый красивый мужчина лет тридцати заметил ее пристальный взгляд и кивнул:
— Хороший катер, правда?
— Очень, — искренне ответила Анжелика.
— Хотите прокатиться?
Девушка встала с камня, направившись к трапу, но вдруг с огорчением остановилась:
— А вы не подождете, пока я схожу за деньгами? Это очень близко.
— А вы не согласитесь прокатиться бесплатно? — улыбнулся незнакомец. — С такой красавицы я ничего не возьму.
