Дик Фрэнсис - Дорога скорби
Норман поднимал свою лодку в трейлер у самого края воды. Он заметил мое медленное приближение и замер.
— Что болит? — спросил он.
— Самолюбие.
Он засмеялся.
— Помогите мне с лодкой, а? Толкните, когда я подниму ее.
Я посмотрел, что нужно делать, и сказал, что не смогу.
— Да просто подтолкните одной рукой.
Я без эмоций рассказал ему, что Гордон Квинт целился мне в голову, но ущерб нанес хоть и меньший, но вызывающий затруднения.
— Говорю вам на случай, если он попробует сделать это еще раз и будет удачливей. Он слегка повредился рассудком из-за Джинни.
Норман, как и следовало ожидать, посоветовал подать официальную жалобу.
— Нет, — сказал я.
Он пожал плечами и пошел звать приятеля, чтобы тот помог ему с лодкой, а потом занялся ее размещением.
— Когда у вас впервые возникло чувство, что за сценой появились какие-то влиятельные фигуры? — спросил я.
— Впервые? — Он задумался, не прекращая работы. — Несколько месяцев назад. Я обсуждал это с Арчи. Я предполагал, что занимаюсь обыкновенным делом, даже хотя слава Эллиса Квинта и привлекла к нему прессу, однако старший офицер склонял меня бросить его. Когда я показал ему, насколько веские там свидетельства, он сообщил, что главный констебль не будет счастлив и причина этому всегда одна и та же — политическое давление сверху.
— Какого рода эта политика?
Норман пожал плечами.
— Не то чтобы в этом были замешаны политические партии. Лобби.
Где-то заключается сделка, а в результате — «спустите на тормозах дело Квинта, и вам будет то-то и то-то!»
— Но не прямо наличными?
— Сид!
— Ладно, извините.
— Очень на это надеюсь. — Он в два слоя завернул снятый мотор. — Я не прошу наличные за кусок тряпки из Нортгемптоншира.
— Я преклоняюсь перед вами.
Он усмехнулся.
— Это событие.
Он залез в свою лодку и стал укреплять разные штуки, чтобы дорожная тряска не повредила их.
— Никто не поддался давлению полностью, — сказал он. — Дело против Эллиса Квинта не бросили. Правда, оно в плачевном состоянии. Вы сами были безжалостно дискредитированы до такой степени, что стали почти помехой обвинению, и, хотя это крайне нечестно, это факт.
— Угу.
В сущности, подумал я, Дэвис Татум уполномочил меня найти, кто же затеял кампанию против меня. Я не в первый раз сталкивался с действиями, направленными на то, чтобы заставить меня бросить дело, но впервые мне платили, чтобы я спасал себя. В данных обстоятельствах спасти себя означало нанести поражение Эллису Квинту — так что в первую очередь мне платили именно за это. А за что же еще?
Норман подогнал свою машину к трейлеру с лодкой и сцепил их. Потом он через открытое окно перегнулся внутрь кабины, открыл отделение для перчаток и вытащил оттуда пластиковый пакет, который отдал мне.
— Эта тряпка, — бодро заявил он, — будет стоить вам шести поклонов каждое утро на протяжении недели.
Я с благодарностью взял пакет. Внутри был кусок грязной ткани примерно трех дюймов в ширину, свернутый в несколько раз.
— Она примерно метр в длину, — сказал Норман. — Это все, что мне дали. Мне пришлось за нее расписаться.
— Хорошо.
— Что вы собираетесь с ней делать?
— Для начала постирать.
Норман с сомнением заметил:
— На ней какой-то узор, но на всем куске ни единой метки. Невозможно определить, откуда она. Ни названия садового центра, ничего.
— Я не питаю особых надежд, — сказал я, — но, откровенно говоря, сейчас надо хвататься за соломинку.
Норман стоял, расставив ноги и уперев руки в бока. Он выглядел как столп правосудия, но сейчас в нем чувствовалась нерешительность.
— Насколько я могу доверять вам? — спросил он.
— Речь о молчании?
Он кивнул.
— Я думал, мы уже обсудили это.
— Да, но это было несколько месяцев назад.
— Ничего с тех пор не изменилось.
Он принял решение, опять залез в машину и на этот раз достал коричневый конверт и вручил его мне.
— Это копия анализа кусочков того самого конского корма, — пояснил он. — Прочитайте и порвите.
— Ладно. Спасибо.
Я взял конверт и пакет и знал, что не могу просто так принять такое доверие. Он должен быть сильно уверен во мне, подумал я и почувствовал не гордость, а тревогу.
— Я думаю, вы помните, как в июне мы забирали вещи из «Лендровера»
Гордона Квинта?
— Конечно, помню.
— Там был кузнечный фартук. Свернутый. Мы ведь его не взяли?
Он замер.
— Этого я не помню, но среди тех вещей, которые мы взяли, его не было. А какое он имеет значение?
— Я все думал, что это странно — жеребцы стояли спокойно достаточно долго, чтобы к лодыжке приложили секатор, даже если принять во внимание недоуздок и корм. Но у лошадей хорошее обоняние... а все эти жеребцы были подкованы — я проверил у ветеринаров, — и им должен был быть хорошо знаком запах кузнечного фартука. Я думаю, что Эллис надевал этот фартук, чтобы успокаивать жеребцов. Они могли решить, что он — тот человек, который их подковал. Они доверяли ему. Он мог поднять жеребцу ногу и зажать ее в секаторе.
Он пристально смотрел на меня.
— Что вы об этом думаете? — спросил я.
— Это же вы разбираетесь в лошадях.
— Именно так я могу заставить жеребца позволить мне подойти и заняться его ногами.
— Насколько я понимаю, — сказал Норман, — так это и делалось.
Он машинально подал мне на прощание руку, затем вспомнил о работе Гордона Квинта, пожал плечами, усмехнулся и сказал:
— Если с этой тканью выяснится что-нибудь интересное, вы дадите мне знать?
— Конечно.
— До встречи.
Он уехал и увез свою лодку, а я вернулся в машину, спрятал конверт и пакет и предпринял короткое путешествие в Шелли-Грин, в дом Арчи Кирка.
Он уже вернулся с работы. Мы сидели в гостиной, пока его улыбчивая жена хлопотала на кухне.
— Как дела? — спросил Арчи. — Вам виски?
Я кивнул:
— С водой.
Он указал мне на кресло, и мы сели. Темная комната выглядела совершенно октябрьской — электрокамин слегка оживлял ее своим светом, что не удавалось июньскому солнцу.
Я не видел Арчи с тех самых пор. Та же, возможно преднамеренная, невзрачность общего облика и проницательный взгляд темных глаз.
— У вас сейчас тяжелое время.
— Это так заметно?
— Да.
— Переживу, — сказал я. — Вы не ответите мне на несколько вопросов?
— Зависит от того, какие это вопросы.
— Для начала — чем вы занимаетесь? — спросил я.
— Я государственный служащий.
— Это очень неопределенно.
— Начните с другого конца, — посоветовал он.
Я улыбнулся.
— Вот умный человек, который знает, кто ему платит.
Его стакан замер на полпути.
— Продолжайте, — сказал он.
— Ну тогда... Вы знаете Дэвиса Татума?
— Да, — ответят он, выдержав паузу. Мне показалось, что он насторожился, ведь он, как и я, должен пройти по минному полю фактов, которые он не хочет или не может обнародовать. Старая игра — знает ли он, что я знаю, что он знает.
— Как там Джонатан? — спросил я.
Арчи рассмеялся.
— Я слышал, вы играете в шахматы, — сказал он. — И слышал, что вы ловко сбиваете с толку. Ваш противник думает, что выигрывает, а потом раз — и все.
В шахматы я играл только в Эйнсфорде с Чарльзом, и то не часто.
— Вы знакомы с моим тестем? — спросил я. — Бывшим тестем, Чарльзом Роландом?
— Я говорил с ним по телефону.
По крайней мере он мне не врет, подумал я, и этим указывает мне верное направление. Я еще раз спросил о Джонатане.
— Этот негодный мальчишка все еще в Комб-Бассете, и, поскольку сезон катания на водных лыжах кончился, он всех сводит с ума. Вы — единственный, кто видит в нем что-то хорошее.
— Норман тоже.
— Норман видит талантливого водного лыжника с криминальными наклонностями.
— У Джонатана есть деньги?
Арчи покачал головой.
— Только то, что мы даем ему на зубную пасту и прочее. У него еще не кончился испытательный срок. Он бездельник. — Арчи сделал паузу. — Бетти платила за водные лыжи. У нее единственной из нашей семьи есть настоящие деньги. Он вышла замуж сразу после школы. Бобби старше ее на тридцать лет — он был богат, когда они поженились, а теперь стал еще богаче. Как вы сами видели, она по-прежнему предана ему. И всегда была предана. У них нет детей — она не могла родить. Очень печально. Если бы у Джонатана было хоть чуть-чуть соображения, он был бы тактичней с Бетти.
— Не думаю, что он настолько плох. По крайней мере, пока.
— Он вам нравится? — удивленно спросил Арчи.
— Не очень, но я терпеть не могу смотреть, как люди пропадают зря.
— Глупый мальчишка.
— Я проведал жеребца, — сказал я. — Нога на месте.
Арчи кивнул.
— Бетти радуется. Жеребец хромает, но они собираются посмотреть, что из него получится в племенной работе — с его-то родословной. Бетти на следующий год хочет пустить его к хорошим кобылам.
