Дик Фрэнсис - Дорога скорби
— Полагаю, да.
— Отлично.
Он отключился, не дожидаясь, пока я передумаю, и был у меня меньше чем через десять минут.
— Здесь приятно, — сказал он, оглядывая мою гостиную. — Я ожидал другого.
В комнате стоял шератоновский письменный стол и кресла и пара современных причудливых некрашеных столов от Марка Боддингтона. Все было выдержано в серо-голубых тонах, спокойных и мягких. Единственной чужеродной вещью был старый игральный автомат, работающий по жетонам.
Кевин Миллс направился прямиком к нему, как и все прочие посетители.
На полу всегда валялось несколько жетонов, при том что рядом на столе их была целая ваза. Кевин подобрал один с ковра, сунул его в щель и дернул за ручку. Колеса застучали и завертелись. Ему выпало две вишенки и лимон. Он взял еще один жетон и попробовал опять.
— А что срывает банк? — спросил он, получив апельсин, демона и банан.
— Три лошади с наездниками, прыгающие через барьер.
Он коротко глянул на меня.
— Обычно звенят колокольчики, — сказал я. — Это было скучно, и я это изменил.
— А когда-нибудь выпадали три лошади?
Я кивнул.
— Весь пол засыпало жетонами.
Машина была сродни наркотику. Это был мой эквивалент кушетки психоаналитика. На протяжении всего нашего разговора Кевин играл, но добился только двух лошадей и груши.
— Суд начался, Сид, — сказал он. — Так что давай нам новости.
— Суд начался только формально. Я не могу тебе ничего сказать. Когда кончится отсрочка, можешь прийти в суд и послушать.
— Это не эксклюзив, — пожаловался он.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе ничего сказать.
— Я дал тебе начало всей этой истории.
— Я искал тебя, — сказал я. — Почему «Памп» прекратила помогать владельцам лошадей и вместо этого нацелилась на меня?
Он сосредоточился на автомате. Два банана и ежевика.
— Почему? — спросил я.
— Политика.
— Чья политика?
— Публика хочет разоблачений.
— Да, но...
— Послушай, Сид, сверху нам спустили указание. И не спрашивай, кто там наверху, — я все равно не знаю. Никому из нас это не нравится. Но у нас есть выбор — следовать общей политике или идти куда-нибудь еще, где мы придемся ко двору. А ты знаешь, где это? Я работаю в «Памп», потому что это хорошая газета и статьи в ней в целом приличные. Да, рушатся репутации. Как я уже сказал, это то, чего хочет миссис Публика. А мы получили заявку типа «навалиться посильнее на Сида Холли». Я делал это без сомнений, поскольку ты мне ничего не говорил.
Он все это время азартно играл.
— А Индия Кэткарт? — спросил я. Он дернул за рычаг и стал ждать, когда два лимона и прыгающая лошадь выстроятся в ряд.
— Индия... — медленно протянул он. — По некоторым причинам она не хотела тебя травить. Она сказала, что приятно пообедала с тобой и что ты человек спокойный и мягкий. Мягкий! Я вас спрашиваю! Для той первой большой статьи ее редактору пришлось выжимать из нее яд по каплям. В конце концов он сам написал большую часть вместо нее. На следующий день она была в ярости, когда прочитала, но все уже пошло в номер, так что она ничего не могла поделать.
Я обрадовался куда больше, чем ожидал, но не собирался показывать это перед Кевином.
— А как насчет выпадов, которые повторяются каждую неделю? — спросил я.
— Полагаю, она следует общей политике. Как я уже сказал, ей надо есть.
— Это политика Джорджа Годбара?
— Самого большого белого вождя? Да, можно сказать, что за главным редактором газеты остается последнее слово.
— А лорд Тилпит?
Он удивленно посмотрел на меня. Автомат выдал две груши и лимон.
— Он не из тех владельцев газет, которые сами всем занимаются. Не Бивербук и не Хармсворт. Мы мало о нем знаем.
— Определяет ли он политику Джорджа Годбара?
— Возможно. — Лошадь, демон и вишенка. — И почему я допускаю, что ты берешь у меня интервью, когда должно быть наоборот?
— Что ты знаешь об Оуэне Клиффе Йоркшире?
— Все сволочи. Кто это?
— Весьма похоже, что приятель лорда Тилпита.
— Сид, я делаю свое дело. Изнасилования, убийства, задушенные во сне старухи. Я не кусаю руку, которая выписывает мне чеки.
Он разочарованно стукнул по автомату.
— Чертова штука ненавидит меня.
— У нее нет души, — сказал я. Пластиковыми пальцами я пропихнул в щель жетон и дернул за рычаг. Три лошади. Фонтан любви. Жизнь любит пошутить.
Кевин Миллс с брюшком, усами и дурным настроением вернулся к своей пишущей машинке, а я снова позвонил Норману и представился Джоном Полем Джонсом.
— Мои коллеги теперь считают, что Джон Поль Джонс — стукач, — сказал он.
— Отлично.
— Что у вас на этот раз?
— У вас остался еще тот конский корм, который я подобрал на пастбище Бетти Брэккен, и тот, который мы взяли из «Лендровера»?
— Да. И как вам известно, он идентичен по составу. — Тогда не могли бы вы выяснить, не продукция ли это «Топлайн фудс лимитед» из Фродшема в Чешире?
После короткого молчания он осторожно сказал:
— Это можно сделать, но неужели это необходимо?
— Если вы дадите мне немного этого корма, я могу сделать это сам.
— Дать не могу. Он весь взвешен и запакован.
— Черт.
А ведь я мог спрятать несколько кусочков в карман. Что за непростительная беспечность.
— Какая разница, откуда он? — спросил Норман.
— Ну... Вы говорили мне, что думаете, будто за кулисами маячат какие-то крупные фигуры? Ну так меня попросили их найти. — Господи... Кто вас просил?
— Не могу сказать. Сохранение тайны клиента и все такое.
— Это Арчи Кирк?
— Не так далеко, насколько мне известно.
— Ха! — неуверенно произнес он. — Я постараюсь. Если вы принесете мне немного корма, произведенного «Топлайн», я посмотрю, можно ли установить его идентичность с нашими образцами. Это все, что я могу сделать.
— Спасибо. Я привезу вам корм «Топлайн», но он, возможно, не совпадет с вашим.
— Почему?
— Гранулы — их состав меняется в зависимости от того, когда их произвели. Каждая партия должна иметь свои особенности, как говорят.
Он хорошо понимал, что я имею в виду, поскольку анализ ингредиентов может выявить их происхождение так же надежно, как нарезы на пуле.
— Кто навел вас на «Топлайн фудс»? — спросил Норман.
— Мой клиент.
— Сволочь ваш клиент. Скажите мне, кто он. — Я не ответил, и он тяжело вздохнул. — Ну ладно. Сейчас вы мне сказать не можете. Ненавижу детективов-любителей. Я дам вам кусок этой грязной тряпки из Нортгемптона.
Что вы собираетесь с ней делать и опровергли ли вы алиби Квинта?
— Вы великолепны, — сказал я. — Где мы можем встретиться? Нет, я не опроверг алиби.
— Попробуйте еще раз.
— Я всего лишь любитель.
— Ага, ага. Приезжайте к пяти часам на озеро. Я заеду за лодкой, чтобы забрать ее на зиму. О'кей?
— Я приеду.
— Увидимся.
Я позвонил в больницу в Кентербери. Дежурная медсестра сказала мне, что Рэчел «спокойно отдыхает».
— Что это значит?
— Ей не хуже, чем вчера, мистер Холли. Когда вы сможете приехать?
— Скоро.
— Хорошо.
Вторую половину дня я потратил на то, чтобы сменить свой старый аналоговый сотовый телефон на более защищенный цифровой, который поставит в тупик даже парней из Темз-Вэлли, не говоря уже о «Памп».
Из дому я позвонил мисс Ричардсон в Нортгемптоншир, и она заявила, что я не должен больше звонить ей.
Джинни и Гордон Квинт — ее близкие друзья, и совершенно немыслимо, чтобы Эллис мог изуродовать лошадь, и с моей стороны было непристойно и отвратительно даже думать об этом. Джинни ей все рассказала. Джинни была очень подавлена. То, что она покончила с собой, — целиком моя вина.
Однако я добился кое-каких ответов на два своих вопроса.
— Ваш ветеринар сказал, сколько, по его мнению, прошло времени после того, как жеребцу отрубили ногу, до семи часов, когда его обнаружили?
— Нет.
— Не скажете ли вы мне его имя и телефон?
— Нет.
Поскольку я годами собирал справочники местных телефонов, это было не так уж трудно — просмотреть нортгемптонширские «желтые страницы», найти ветеринара мисс Ричардсон и поговорить с ним. Он будет рад помочь, сказал он. Все, что он может с уверенностью сказать, — ни обрубок, ни нога не кровоточили. Мисс Ричардсон сама настояла, чтобы он избавил жеребца от страданий немедленно, и, поскольку это совпадало с его собственным мнением, он так и сделал.
Он не смог назвать полиции время нападения — скорее раньше, чем позже. Рана была чистой — один удар. Ветеринар удивился, что годовалый жеребенок мог спокойно стоять достаточно долго, чтобы к ноге приложили секатор.
Да, он подтвердил, что у жеребенка были легкие подковы и что да, вокруг были рассыпаны кусочки корма, но мисс Ричардсон часто дает лошадям корм в дополнение к траве. Он был рад помочь, но не помог. После этого мне пришлось решать, как добираться до озера, поскольку такое обычное дело, как управление машиной, сделалось трудной задачей. У моего «Мерседеса» была такая система, что я мог управиться одной рукой. Для пробы я согнул правую руку и сжал кулак. Больно. С раздражением я принял ибупрофен и поехал на озеро, желая, чтобы рядом был Чико.
