Агата Кристи - Бремя любви
Наконец его повели наверх, потом по коридору, и мисс Харрисон постучала в дверь и отступила, приглашая его войти в святая святых – личный офис мисс Франклин.
Она сидела за столом и выглядела хрупкой и страшно усталой. Она встала, пошла к нему навстречу, и он смотрел на нее в благоговейном изумлении.
Почти не дыша, он сказал:
– Это вы…
Она слегка нахмурилась, сдвинув брови, – он хорошо их знал. Это было то самое лицо – бледное, нежное, с большим печальным ртом, глубокими темными глазами, волосы разлетались от висков, как крылья. Трагическое лицо, думал он, хотя этот рот создан для того, чтобы смеяться, и нежность легко преображает гордое строгое лицо.
Она мягко сказала:
– Доктор Ллевеллин? Зять писал мне, что вы приедете. Вы очень любезны.
– Боюсь, известие о смерти сестры было для вас шоком.
– О да. Она была так молода!
Голос дрогнул, но она держала себя в руках. Он подумал: «Дисциплинированна, сама себя дисциплинирует».
В ее одежде было что-то от монахини: на ней было черное платье с белым воротничком.
Она тихо сказала:
– Лучше бы я умерла, чем она. Но, наверное, все так говорят.
– Не всегда. Только когда очень любят или когда собственная жизнь становится непереносимой.
Раскрыв глаза, она смотрела на него. Спросила:
– Так вы в самом деле доктор Ллевеллин Нокс?
– Был. Я называю себя доктор Мюррей Ллевеллин.
Это спасает от бесконечных изъявлений соболезнования.
Не приходится смущаться ни мне, ни людям.
– Я видела ваши фотографии в газетах, но я бы вас не узнала.
– Как и большинство людей. В новостях мелькают другие лица, да и я к тому же стал как-то меньше.
– Меньше?
– Не физически, конечно, а по значению.
Он переменил тему:
– Знаете, я привез некоторые личные вещи вашей сестры. Ваш зять полагает, что для вас это важно. Они у меня в гостинице. Может, поужинаете со мной? Или, если хотите, я привезу их сюда?
– Я буду рада их получить. Я хочу послушать все, что вы можете рассказать мне о Ширли. Я так давно ее не видела – три года. Я все еще не могу поверить, что она умерла.
– Я вас понимаю.
– Я хочу услышать о ней, но – не утешайте меня. Полагаю, вы верите в Бога. Ну а я нет! Извините, если вам это кажется грубым, но так вы лучше поймете, что я чувствую. Если Бог есть, то Он жесток и несправедлив!
– Потому что дал вашей сестре умереть?
– Не стоит спорить. Не говорите мне о религии, пожалуйста. Расскажите про Ширли. Я до сих пор не знаю, как произошел несчастный случай.
– Она переходила через улицу, ее сбил и переехал тяжелый грузовик. Она умерла мгновенно. Она не страдала.
– Ричард так и написал. Но я подумала – может, он Жалеет меня и старается смягчить удар. Это на него похоже.
– Да. Но я не такой. Можете считать правдой, что ваша сестра умерла сразу и не страдала.
– Как это случилось?
– Это было поздно вечером. Ваша сестра сидела в уличном кафе, обращенном к гавани. Она вышла, не глядя пошла через дорогу, а из-за угла вынырнул грузовик и сбил ее.
– Она была одна?
– Совершенно одна.
– Но где же был Ричард? Почему его не оказалось рядом? Это так странно. Я не думала, что Ричард позволит ей пойти одной в кафе на ночь глядя. Я считала, что он о ней очень заботится.
– Вы не должны его обвинять. Он ее обожал. Следил за ней сколько мог. На этот раз он не знал, что она вышла из дома.
Она смягчилась.
– Понятно. Я напрасно его осуждала. – Она стиснула руки. – Это так жестоко, так несправедливо, так бессмысленно. После всего, что Ширли перетерпела, – только три года счастья.
Он долго не отвечал, наблюдая за ней.
– Простите, вы очень любили сестру?
– Больше всего на свете.
– И все же за три года ни разу с ней не повидались.
Они приглашали вас, но вы к ним ни разу не ездили?
– Мне трудно оставить работу, найти замену себе.
– Возможно; но это можно было бы устроить. Почему вы не хотели поехать?
– Я хотела. Хотела!
– У вас были причины, чтобы не ехать?
– Я уже сказала вам: работа…
– Вы так сильно любите работу?
– Люблю? Нет. – Она удивилась. – Но это нужная работа. Эти дети относятся к категории, на которую раньше не обращали внимания. Я полагаю, что приношу пользу.
Она говорила с такой настойчивой серьезностью, что это показалось ему странным.
– Конечно, это полезное дело. Я нисколько не сомневаюсь.
– Здесь была полная разруха, я приложила много сил, чтобы поставить предприятие на ноги.
– Вы хороший руководитель, я это вижу. Вы – личность, вы умеете управлять людьми. Да, я уверен, что вы делаете нужное и полезное дело. Вас это развлекает?
– Развлекает? – Она уставилась на него.
– Это не иностранное слово. Работать может быть весело – если вы любите их.
– Кого?
– Детей.
Она медленно и печально сказала:
– Нет, я их не люблю – так, как вы говорите. Хотелось бы, но тогда…
– Тогда это будет радость, а не долг, так вы чувствуете? А вам нужен долг.
– Почему вы так считаете?
– Потому что это написано у вас на лице. Интересно, зачем это вам?
Он встал и беспокойно заходил по комнате.
– Что вы делали всю вашу жизнь? Это ужасно мешает, ужасно необычно знать вас так хорошо и не знать ничего.
Это… душераздирающее ощущение. Не знаю, как начать.
Его страдание было таким неподдельным, что она молча смотрела на него, выжидая.
– Я кажусь вам безумным. Вы не понимаете. С чего бы? Но я приехал в эту страну, чтобы увидеть вас.
– Привезти мне вещи Ширли?
Он нетерпеливо отмахнулся.
– Ну да, я думал, что это все. Выполнить то, на что у Ричарда не было сил. Но я и не догадывался, что это будете вы.
Он подался к ней всем телом через стол.
– Послушайте, Лаура, вам все равно пришлось бы узнать, так узнайте сейчас. Много лет назад, еще до того, как я приступил к своей миссии, мне были три видения.
В роду моего отца бывали и ясновидцы, видимо, это передалось и мне. Я увидел три сцены так же ясно, как теперь вижу вас. Я видел большой стол и за столом человека с тяжелой челюстью. Я видел окно с видом на заснеженные сосны и круглое розовое лицо с совиными глазами.
Со временем я встретил этих людей и участвовал в этих сценах. Человек за письменным столом оказался мультимиллионером, который финансировал мою миссионерскую поездку. Позднее я лежал в санатории и смотрел через окно на заснеженные сосны, а врач с круглым розовым лицом говорил, что моя жизнь и миссия закончена.
Третьей, кого я видел, были вы. Вы, Лаура, вы. Я узнал вас, как только увидел. Вы были моложе, чем сейчас, но с той же грустью в глазах, с таким же трагическим выражением на лице. Я не различил обстановку отчетливо, только на заднем плане неясные очертания церкви, а потом языки пламени.
– Пламя? – Она вздрогнула.
– Да. Вам пришлось пережить пожар?
– Однажды. Еще в детстве. Но церковь? Какая церковь – католическая, с Мадонной в голубом плаще?
– Ничего столь определенного не было. Ни красок, ни света. Холодно, все серое – да, и купель. Вы стояли возле купели.
Он увидел, как краски схлынули с ее лица. Она сжала виски.
– Это что-то означает для вас, Лаура? Что?
– «Ширли Маргарет Эвелин, во имя Отца и Сына и Святого Духа…» Голос ее прервался. – Крещение Ширли. Я представляла крестную мать. Я держала ее и хотела уронить на камни! Чтобы она умерла! Я хотела, чтобы она умерла. И вот… она умерла…
Она закрыла лицо руками.
– Лаура, дорогая, я понимаю – о, я понимаю. Но огонь? Он тоже что-то означает?
– Я молилась. Да, молилась. Поставила свечку за исполнение желания. А знаете, какое у меня было желание?
Чтобы Ширли умерла. И вот…
– Стоп. Не надо повторять, Лаура. Огонь – что случилось?
– В ту же ночь я проснулась. Почувствовала дым. Дом горел. Я подумала, что это ответ на мою молитву. А потом я услышала, как плачет ребенок, и вдруг все переменилось. Единственное, чего я хотела, – это спасти ее. И я спасла. На ней не было ни единой царапины. Я положила ее на траву. И ушло все – ревность, желание быть первой, – все ушло, осталась только любовь, я ужасно любила ее. С тех пор любила всю жизнь.
– Дорогая, о, дорогая моя.
Он опять наклонился к ней через стол.
– Вы понимаете, что мой приезд…
Открылась дверь, вошла мисс Харрисон.
– Приехал специалист, мистер Брэгг. Он в палате А и спрашивает вас.
Лаура встала.
– Я сейчас приду. – Мисс Харрисон выскользнула, а Лаура торопливо сказала:
– Извините. Я должна идти.
Если вы сможете передать мне вещи Ширли…
– Я бы предпочел поужинать с вами в моем отеле. Это «Виндзор», возле станции Черинг-Кросс. Вы можете сегодня вечером?
