Ким Ньюман - Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей
Несколько лет подряд сэр Пэган тешился охотой, а потом поймал неприятности на причинное место. Боюсь, такое случается со всеми нами. Д’Эрбервилль и несколько поколений его прямых и не очень прямых потомков нажили себе кучу проблем, потому что он, выражаясь грубо, сунул не в ту дырку.
О развлечениях с неудачливыми женихами пошли слухи. Саксонский монах Виник, из Мельчестера, ужаснулся такому распутному поведению, в негодовании покинул родной монастырь и заявился в Трэнтридж посреди пирушки. Ему хватило безрассудства прямо там прочитать жгучую проповедь против содомии, блуда и мерзкой привычки называть английскую дичь французскими именами. Сэр Пэган твёрдо придерживался простой философии: убивать на охоте, равно как и тащить в постель, ему дозволено кого угодно, иногда даже можно совместить оба эти занятия. Виника выпороли и спустили на него собак. Бэринг-Гулд не вдаётся в подробности, что именно произошло, когда д’Эрбервилль настиг свою жертву в Заповеднике. Но вполне можно предположить, что монашка, так сказать, оприходовали по-болгарски и передвигался он потом не без труда. Я сам не любитель подобных увеселений, но, если верить миссис Хэлифакс, на вкус, на цвет…
Расстроенный Виник написал жалобную петицию, моля короля о справедливости. Но Вильгельм только посмеялся над проделками своего дружка Пэгана. Тогда монах отправился в церковь и потребовал справедливости высшей. Однако епископы хорошо знали характер самодержца, а палачи Руфуса проживали гораздо ближе, чем папа римский и тем более Господь Бог. Так что Виника выгнали прочь, как сумасшедшего бродягу. И он отчаялся. Пошёл на перекрёсток и во всеуслышание поклялся заключить сделку с самим дьяволом, если высшей справедливости нет дела до сэра д’Эрбервилля.
Променяв монашеский сан на службу Сатане, Виник вернулся в Заповедник и жил там словно дикий зверь. Нападал на воинов Пэгана, убивал скот и грабил амбары. Д’Эрбервилль тоже, в свою очередь, принёс клятву — убить Виника. Месяцами выслеживал его вместе со своей сворой. Ещё до появления пресловутого монаха рассказывали, что в Заповеднике якобы обитают привидения. Точных карт леса не существовало, а тропинки постоянно менялись. Обойди чащобу вокруг — она покажется не больше имения, но попробуй пробраться сквозь неё — станет шире целого королевства. И всё равно сэр Пэган достаточно знал свои владения и должен был поймать Виника.
Но голову монаха добыть всё никак не удавалось, и д’Эрбервилль приуныл. Навозные жуки теперь в неприкосновенности отправлялись на свои брачные ложа. Пэган перестал болтаться при дворе и лишился королевского расположения, тем самым уступив дорогу Вальтеру Тирелу… Мы знаем, к чему это привело.
Даже охоту забросил и целиком посвятил себя выслеживанию монаха.
Лишённая обычной добычи, свора стала неуправляемой и злобной. Псы вскоре принялись убивать и пожирать друг друга. Именно тогда сэр Пэган впервые приметил Красного Шака. Самый слабенький щенок из помёта волчицы окреп, он побеждал в схватках, становясь всё злее и всё краснее, — ему словно бы передавалась сущность убитых им собратьев. Наконец зверь вымахал ростом с лошадь и длиной с лодку, клыки в его покрытой кровавой пеной пасти походили на кинжалы. Немногочисленные приятели, не успевшие покинуть д’Эрбервилля, предостерегали его, но хозяину кровожадная тварь пришлась по нраву. Он решил, что Шак должен пожрать сердца всех остальных собак и тогда сможет выследить Виника. В конце концов в псарне не осталось никого, кроме Шака, а в замке никого, кроме сэра Пэгана, ибо его покинули все слуги. Жена и дети перебрались из Уэссекса в Кингсбир и основали там новое родовое гнездо.
А Виник оставался всё таким же неуловимым, хотя рыцарь с псом искали его дни и ночи напролёт. Бывший монах наведывался в деревню и обличал нормандское племя в целом и сэра Пэгана в частности, но при появлении д’Эрбервилля скрывался в Заповеднике. Так продолжалось до тех пор, пока Пэган не решил попросту спалить весь лес дотла. В Индии подобную процедуру называют хунква. Не очень безопасное предприятие: с равным успехом можно выкурить тигра, а можно уничтожить всю деревню.
На поляну привезли уйму сена и подожгли. Но огонь не хотел разгораться, его словно гасило адским дыханием. Сэр Пэган на закате почуял близость врага и спустил пса. Красный Шак рванулся прочь, намереваясь порвать Виника на куски. Послышались жуткие вопли — звериные и человеческие. Последние слуги Пэгана сбежали, остался лишь один паж (необходимый свидетель, который впоследствии и поведал историю). Д’Эрбервилль с гневными речами обращался к деревьям, затухающему пламени и небесам. И вдруг из чащи вышел не кто иной, как Виник из Мельчестера, облачённый в окровавленную шкуру Красного Шака.
В большинстве изложений этой легенды тут появляются «негодяй», «нормандский пёс», «саксонский боров», «милостивый государь» и прочие выражения, характерные для «Айвенго». Думаю, всамделишный разговор между двумя заклятыми врагами содержал такие французские и английские словечки, которые вряд ли бы употребил сэр Вальтер Скотт.
Пэган потянулся за мечом. Виник ещё плотнее закутался в собачью шкуру, пока та не сделалась его второй кожей. Его глаза увеличились, зубы удлинились. Монах превратился в Красного Шака, расхаживающего на двух ногах, подобно человеку. Бэринг-Гулд придерживается той точки зрения, что монах и пёс с самого начала были одним существом, а если верить Ордерику Виталию, Виник пожрал плоть и дух Шака и соединился с ним, когда тот вобрал в себя силу всей своры. Как бы то ни было, тварь — Красный Шак и Виник в одном лице — набросилась на злодея Пэгана и разорвала ему глотку. А на десерт полакомилась ещё трепещущим сердцем.
Легенды утверждают, что с того самого дня Красный Шак поселился в Заповеднике — закусывал заблудившимися детишками и каждый раз, как в роду д’Эрбервиллей рождался злодей или тиран, непременно им угощался. А тираны и злодеи, как вы понимаете, рождались у них частенько.
За долгие столетия д’Эрбервилли не раз погибали при загадочных обстоятельствах, так что их смерть вполне можно было свалить на легенду о дьявольской собаке. Предание поэтому, так сказать, несколько раз переживало новое рождение. Немногие члены клана умирали в собственной постели — разве что их приканчивали любовницы (как в случае с Алеком д’Эрбервиллем) или травили ядом нетерпеливые наследники (как в случае с пуританином Годуотом д’Эрбервиллем). Неудивительно, что их род полностью вымер к тому времени, как ростовщик Сай решил обзавестись новым имечком. Странно, что они вообще протянули так долго, учитывая врождённую склонность к подозрительным несчастным случаям, убийствам, странным самоубийствам (сэр Танкред д’Эрбервилль, например, организовал свою смерть так, что его тело склевали грачи), непонятным увечьям и таинственным исчезновениям.
В шестнадцатом веке к списку фамильных привидений прибавилась призрачная карета. Её якобы вызвала Лиззи д’Эрбервилль, чтобы отправить своих непослушных детишек в ад. Когда вы слышите выражение «непослушные детишки», вам, верно, представляется битая посуда и девочки, которых дёргают за косички… Мой лицемерный батюшка говорил «непослушные детишки» и имел в виду карточные долги и брюхатых горничных. А вот для д’Эрбервиллей из шестнадцатого века «непослушные детишки» означали осквернённые погосты, школьных товарищей, утопленных в пруду, и сожжённый дотла замок.
И до и после призрачной кареты главным привидением д’Эрбервиллей оставался Красный Шак. В течение трёх месяцев со дня кончины того или иного д’Эрбервилля кто-нибудь обязательно встречал пресловутую собаку. Однако при более тщательном изучении свидетельских показаний выясняется, что зачастую дело происходило в темноте; наверняка утверждать, была ли псина красной, нельзя; быть может, за неё вообще приняли козу или накинутое на забор одеяло.
Время от времени неподалёку от Заповедника или в нём самом кто-то свирепый нападал на людей и животных. Тому существуют письменные подтверждения. В двадцатых годах девятнадцатого века натуралист Дунстан д’Эрбервилль предположил, что легенда о Красном Шаке обязана своим появлением ещё не открытому зверю, который водится только в Уэссексе, в древней непроходимой чаще.
В клубах я порой сталкивался с подобными чудаками (вспомнить хоть Джона Рокстона), одержимыми охотой на неизвестные науке виды. Их обычно не пугает судьба предшественников, которые отошли в мир иной, преследуя чудовище. Нет, они бесстрашно отправляются выслеживать шотландских озёрных змеев или жеводанского зверя. Возвращаются обычно с такими нелепыми, кое-как сшитыми трофеями, что хоть на ярмарке выставляй. И тем не менее каждый год отважные учёные открывают всё новые диковинки, а вскоре по их следам пускаются отважные охотники, такие как ваш покорный слуга. Почётно окрестить латинским именем какого-нибудь лемура, бородавочника или стрекозу, но гораздо почётнее первым пристрелить неведомого зверя и повесить шкуру над камином. Я знаю, о чём говорю, поверьте ветерану, который пару раз прогуливался по Гималаям вместе с кошмарным снежным человеком.
