Анна Литвиновы - Пальмы, солнце, алый снег
Жалеть, конечно, не о чем. Да и поздно. Но от воспоминаний – особенно в пустые, бездеятельные дни – ей никуда не деться.
И Ярослава, без аппетита поклевав завтрак, вернулась в свой номер. Юркнула, не раздеваясь, в постель. Бездумно уставилась в потолок. И начала вспоминать…
Тысяча девятьсот девяносто второй год. Темная – фонари на улицах тогда не включали, – безрадостная, опасная Москва. Бабка Валька, квартирная хозяйка, уже второй день рыдает. Она отправилась ближе к вечеру в магазин – хоть и зима, но стемнело еще не окончательно. И прямо у подъезда у нее с головы сдернули шапку. Дрянную, каракулевую, с проплешинами. Какие-то подростки в широких штанах. Сорвали и, гогоча, унеслись прочь. Выменяют, наверное, на пару бутылок водки.
«Но ты пойми, Яречка, мне ведь не шапку жалко, – причитает бабка Валька. – Я ведь в этом городе, в Москве, всю жизнь. Родилась здесь, влюблялась, выросла, жизнь прожила. И никогда, веришь, даже в послевоенное время, у меня ни кошелька, ничего не украли. А когда я девочкой, голодная, в магазинах вдоль прилавков облизывалась, мне продавцы иногда колбасы отрезали. Крошечный такой, прозрачный кусочек, весь светится – но ведь просто так, бесплатно, совали. Украдкой, чтобы заведующий отделом не увидел. А сейчас…»
Ярослава и без бабки Вальки знала: сейчас в Москве катастрофа.
А она, Ярослава, – спасибо прекрасному принцу Димочке, чтобы ему, сволочи, сдохнуть в мучениях! – ждет ребенка. И если, допустим, дите оставить – так на какие средства себя во время беременности кормить? А избавиться от нежеланного ребенка в нынешней бесприютной Москве тоже будет ой как непросто.
…Начать с того, что ее даже в женской консультации принять отказались – нет, мол, московской прописки, и до свидания. Она весь язык измозолила. Пыталась объяснить, что ее мама тоже одну из беременностей ходила в столице и тоже без прописки – так ее на учет взяли без звука. Потому что положено – раз гражданин СССР, извольте оказать помощь. Но у мерзкой бабки в регистратуре на все был один ответ: «Так то раньше было. В социализме. А сейчас – время другое. Вон, будь добра: окно «Платные услуги». Плати – и марш себе к доктору».
А чего идти к тому доктору, если за деньги? Она, слава богу, не какая-нибудь Ассоль, которая только про алые паруса мечтает да своего Грэя ждет. Не вчера на свет родилась. Знает, что, если тошнит беспрерывно, и грудь пухнет, и на прокладки тратиться не надо – значит, сто пудов, залетела. И нужно сжать зубы и от беременности избавляться. А аборт, извините, даже и при социализме денег стоил. Не официально, правда, – но доктору в карман. А то одна знакомая, еще в поселке, сходила бесплатно – так все на свете потом прокляла. Орали на нее по-всякому да еще и заразу занесли.
Ну а уж сейчас, в перестройку, ежу понятно: с нее, с провинциалки, сдерут на полную катушку. Большая часть того, что заработала месяцами ночной торговли, на операцию и уйдет. Ох, как несправедливо!.. Как обидно!.. Только что делать? Не рожать же! Куда она явится с нагулянным младенцем? Под бочок к бабке Вальке? Уже смешно…
И Ярослава принялась скупать газеты – теперь удобно стало, практически в каждой рекламных объявлений целый воз. В том числе про всякие медицинские кооперативы. И описания, и телефоны – выбирай себе, хоть чтобы круто было, хоть чтобы дешево. Хорошо бы, конечно, максимально сэкономить, только она ведь тоже не дура. Общалась с людьми, понимает – если совсем за две копейки на аборт пойти, потом горя не оберешься: такого напортачат…
В итоге выбрала кооператив с идиотским названием «Добрый доктор» (разве добрый доктор детишек, пусть и не рожденных, убивать будет?).
Пришла. Заплатила за консультацию. Потом, скрипя зубами, – за анализы. Потом еще содрали за какое-то УЗИ. А затем ее, наконец, принял врач и обрадовал: «У вас беременность двенадцать недель. Плод – судя по всему, мальчик. Развивается нормально. Вот, на УЗИ, вам распечаточку сделали. Он пальчик сосет, видите?»
Голос вдруг сел. Ярослава с трудом выдохнула:
– Зачем вы мне это говорите? Я же объяснила в регистратуре: мне нужно…
Врач перебил:
– Не нужно. Не нужно вам аборта. У вас будет хороший, здоровый ребенок, и он…
Тут уж перебила его она, едва не зашипев от ярости:
– Хватит мне мораль читать! Я все уже решила. Я от него избавлюсь. И точка.
– А я вас разубедить хочу, – спокойно произнес доктор.
И Ярослава хоть и не собиралась, а втянулась в спор:
– Да куда мне ребенка? Мне только восемнадцать. И ни денег, ни прописки, ни мужа, ничего, понимаете?!
– Понимаю, – спокойно кивнул доктор.
– И вообще, с вашей стороны это свинство, – продолжала кипятиться Ярослава. – Вместо того чтобы операцию делать, только деньги сдираете, за анализы, за УЗИ какое-то. Да еще и гадости говорите…
Доктор на ее выпад не ответил. Молчал.
Ярослава, выплеснув гнев, тоже не произносила ни слова. И тупо думала: «А может, правда оставить? Может быть, как-нибудь…»
Но тут врач вышел из-за стола. Протянул ей стакан воды. Ласково коснулся плеча. Сказал:
– Милая девушка, да разве я вас осуждаю?
– Осуждаете, – всхлипнула она. – Раз рассказываете, что он нормально развивается…
– Так давайте выносим его. И родим, – беспечно, будто речь о бутылке пива шла, предложил врач. И неожиданно добавил: – А деньги – это ерунда. Они у вас будут.
– Бог, что ли, даст? – криво усмехнулась Ярослава.
– Нет. Не бог, – спокойно открестился доктор. И спросил: – Вы знаете, Ярослава, сколько в мире бездетных пар?
– К чему это вы? – опешила она.
– Да к тому, что для любой из них ваш ребенок знаете каким будет счастьем?
– Не поняла… – растерянно пролепетала Ярослава.
– Да что же тут понимать?! Вы оставляете ребенка. Вынашиваете его. Рожаете – прошу заметить, в хорошей больнице, с полным сервисом. А потом пишете отказную и получаете деньги. Вы же сами сказали – он вам не нужен.
– Продать моего ребенка? Чужим? – охнула Ярослава. И твердо ответила: – Нет. Никогда.
– Но для этих «чужих» он будет самым желанным в мире, – возразил доктор. И проницательно взглянул ей в глаза: – Это ведь обычная сделка. Людям – счастье. Вам – деньги.
– Не нужна мне такая сделка. И торговать своим ребенком я не буду, – решительно произнесла Ярослава.
Тут доктор сменил тон на вкрадчивый:
– А денег вы получите немало. Настолько немало, что сможете своим жильем обзавестись. Своим собственным, в Москве, представляете? Теперь ведь стало можно – не получать квартиру, а покупать.
– Да ладно! – не выдержала Ярослава.
Своя квартира? В Москве? Быть не может! Он все врет.
– Впрочем, – вновь стал холодным доктор и вдруг перешел на «ты», – как хочешь. Бездетных пар в мире гораздо меньше, чем таких, как ты, безмозглых беременных дурочек. Так что? Писать направление на аборт?
– Пишите, – буркнула Ярослава.
– Уверена? – продолжал давить врач.
– Пишите, я сказала! – взвизгнула она. – Я все решила. Лучше убить его, пока он ничего не понимает, чем отдавать чужим людям.
– А ему ведь будет больно. Сколько раз я наблюдал: тянешься зародыш выскабливать, а он дрожит, извивается, не хочет… – сладостно, по-садистски, произнес врач.
– Да пошел ты со своей пропагандой! – еле слышно буркнула Ярослава.
И добилась-таки своего. Ушла из «Доброго доктора» с заветной бумажкой-направлением, где значилось – явиться назавтра, к восьми утра, с пеленкой, халатиком и натощак.
Сразу из клиники поехала на «работу». Весь остаток дня томилась в очередях (зато удалось разжиться ящиком водки, десятью пачками «Юбилейного» и двумя связками воблы), а потом, как обычно, до двух ночи торговала добытым у станции метро. Домой, к бабке Вальке, ползла на полусогнутых.
Еще во дворе увидела – в окнах золотится свет. Очень удивилась – бабка, привычная к образу жизни Ярославны, сроду ее не дожидалась. Ложилась спать в десять вечера, сразу после «Шестисот секунд». Случилось, что ли, чего? Ярослава из последних сил прибавила шаг, отперла своим ключом дверь и нос к носу столкнулась с неприятным, двухметроворостым амбалом. В страхе отступила, пискнула:
– Вы кто?..
– Не бойсь. Это ты, что ль, та самая Ярька? – приветствовал он. – Проходь.
Мужик отступил, пропуская ее в квартиру, и Ярослава неуверенно шагнула в коридор, начала расшнуровывать кроссовки. А детина тем временем сообщил:
– Я Митяй, сын баб-Валин.
Его взгляд, подметила Ярослава, похотливо крался по ее фигуре, раздевал, смаковал.
– Уезжал надолго с Москвы. В места, чтобы их, не столь отдаленные. Теперь вернулся. Потесню тебя. Жить тут буду, – сообщил Митяй.
Вот те и ну-те. Квартирка-то двухкомнатная. В одной комнатухе Ярослава квартировала, в другой – сама хозяйка.