Джеймс Чейз - Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы
Свернув налево, он подумал, что позвонит Дугу сразу же, как только переступит порог дома, а после этого плюхнется на эту несуразную кровать и…
Он торопливо нажал на тормоза, заглушил мотор и в недоумении посмотрел вперед. Там под разными углами сгрудились черно-белые машины. У них всех на крышах то вспыхивал, то затухал красный свет, а свет фар, перекрещиваясь, был направлен в одно место. В этой кровавой пульсации мелькали фигуры людей в темной форме. А через улицу на это представление таращила глаза возбужденная толпа мужчин в одних рубашках, женщин с бигуди на головах, притихших ребятишек.
Дэйв снова включил мотор, прижал машину к обочине, где было пустое место, и вышел из нее, не дожидаясь, когда она перестанет вибрировать. Ближайший полицейский офицер, очень молоденький блондин, перегнулся в патрульную машину, где что-то говорил монотонно. Дэйв обратился к нему:
— Что тут происходит?
Парень, не взглянув на него, начальственно махнул рукой.
— Пройдите туда, пожалуйста.
— Это мой дом, — сказал Дэйв.
Парень повернулся, нахмурившись.
— Разрешите взглянуть на ваши документы.
Дэйв достал бумажник, вытащил из него пластиковый конверт с водительскими правами и протянул его офицеру. Парень повертел его, чтобы поймать зеленоватый свет от уличного фонаря, стоящего на углу. Внимательно прочитав написанное, он возвратил его Дэйву и сурово спросил:
— Где вы были?
— Уезжал из города. Скажите-ка мне…
Одна из машин двинулась с места, и парень дернул Дэйва за рукав, чтобы стащить с дороги. В машине сидели двое офицеров. Тот, что был за рулем, дал задний ход и быстро поехал назад.
И тут Дэйв внезапно увидел ярко-желтый «лотус». Он был припаркован прямо напротив его дома, ближняя к тротуару дверца была раскрыта, возле нее склонился седовласый человек с перебитым носом. Он разговаривал с кем-то в машине. Дэйв не смог разглядеть, кто там сидел: спинки у сидений были слишком высокие. Но седовласого он знал.
— Кен Баркер, — произнес он, — это он тут командует?
— Он наверняка захочет с вами поговорить… Лейтенант!
Баркер щурился в резком красном свете. Он выпрямился, что-то сказал сидящему в машине и отошел в сторону.
— Дэйв?
Они обменялись рукопожатиями, но Баркер не улыбался.
— Что было нужно от тебя Вейду Кочрану?
— Я только могу гадать. Это же его машина? Спроси его самого.
— Нет, он не в машине. Он на твоем крыльце. Убит.
Дэйву показалось, что ему нанесли запрещенный удар под ложечку. Он повернулся, чтобы взглянуть на дом. Фары машин, направленные на него, окрашивали высокий кедр неправдоподобным зеленым цветом, освещали новенькую надпись «Продается» на металлическом стержне и отбрасывали на входную дверь густую тень офицера в форме, который стоял со склоненной головой. Лежащий у его ног человек был одет в замшевую куртку, лицо у него было залито влажно блестевшей кровью.
— В него стреляли три раза, — сказал Баркер. — Из мелкокалиберного пистолета на близком расстоянии. Почему, Дэйв?
Тот печально улыбнулся.
— За наши грехи, Кен. — Взглянул на машину. — Он приехал сюда со своей матерью?
Баркер кивнул.
— Но она не может нам ничего сказать. Она слепая. Кочран вылез из машины. Она слышала, как он прошел по дорожке, кстати, на нем надеты ковбойские ботинки. Улица эта тихая. Она слышала, как зазвенел твой дверной звонок, потом подъехала другая машина, хлопнула дверца, по дорожке кто-то пробежал. Кочран один раз произнес «нет!», после чего раздались три выстрела. Убийца бегом вернулся в свою машину и уехал. Старая дама принялась нажимать на клаксон. Прибежали несколько сеседей, они и позвонили нам. — Баркер взглянул на свои часы. — Двадцать минут назад. К этому времени она могла уже далеко заехать отсюда, но не пожелала сдвинуться с места. Она хочет поговорить с тобой, говорит, что готова ждать тебя всю ночь.
Женщина сидела с совершенно прямой спиной, стоически перенося свое горе, привыкшая к боли, к худшему, чем боль. Ее самообладание и решительность делали ничтожным роскошный автомобиль со всеми его хромированными частями и новшествами, продиктованными требованиями моды. Глядя на нее, невольно приходили в голову мысли о человеческой суетности.
Дэйв подошел к «лотусу» со стороны кедра, осторожно дотронулся до ее руки и назвал себя. Она повернулась.
— Так вы приехали сюда?
— Слишком поздно, к сожалению.
— Не ваша вина. Он хотел предварительно позвонить. Я сказала: никаких звонков, мы поедем. В наши дни прослушивают чужие телефонные разговоры, мы поговорим с ним с глазу на глаз.
Она подняла голову.
— Баркер, вы еще здесь?
— Да, мадам. — Он стоял за спиной Дэйва.
— Уходите. Ищите убийцу моего сына.
— Его уже ищет вся полиция, — ответил он. — Я обязан выслушать то, что вы сообщите мистеру Брендстеттеру.
— Все, что вы должны услышать, это имя убийцы. А я его не знаю.
Ее рука в перчатке схватила Дэйва.
— Садитесь рядом со мной в машину.
Дэйв посмотрел на Баркера. У того нервно подергивалась жилка на виске, но он молчал, а лишь многозначительно смотрел на Дэйва. Его металлические глаза приказывали: «Ты расскажешь мне все позднее».
Дэйв не кивнул. Он не отводил глаз от Баркера, пока медленно не досчитал до пяти. Пусть Баркер как угодно истолковывает его поведение. Он обошел машину и сел за руль «лотуса», потом захлопнул дверцу.
— Случившегося не утаишь, — сказал он. — Скоро сюда нагрянет армия репортеров.
— То, что нужно мне сказать, может остаться неизвестным?
— Возможно. Мне не надо спрашивать, почему ваш сын здесь. Это вы заставили его приехать. Что он собирался мне сказать?
— Что мальчишка не убивал своего отца. — Она смотрела прямо перед собой незрячими глазами.
— Питер находился у него в охотничьем домике?
— Он оставался там все время. Вейд поехал в Арену Бланка. Готовый заплатить. Там есть ступеньки. Он поднялся по ним. Было холодно, шел дождь, но дверь была открыта. Он заглянул внутрь. В комнате горел свет. На столе — тарелки, кто-то только что ужинал. В чашках — недопитый кофе, от которого еще шел пар. В пепельнице — дымящиеся окурки. Но людей не было. Он громко позвал хозяев, но никто не появился… Я всегда говорила ему, что нельзя входить в чужой дом, когда люди отсутствуют. Он вышел и стал ждать в машине. Но не очень-то долго, боялся, что его там увидят. Вернулся обратно на ранчо. И поехал в охотничий домик. Мальчик был там. Вейд не сказал ему, куда он ездил и для чего. Между ними то, что вы называете «любовью». Я с этим не мшу согласиться. Библия не признает такой любви. Я всю жизнь руководствовалась словом Божьим и так же воспитывала своего сына. Но он поступил по-своему. Он понимал, что поступает грешно, в противном случае он бы мне все рассказал. Свою противоестественную связь с этим мальчишкой он скрывал ото всех. Этот человек, Джон Оутс, говорил, что его сын признался ему, что он собирается жить с Вейдом. Вы сами понимаете, в качестве кого и почему. Пригрозил сообщить в печать, если Вейд не привезет ему денег. Вейд был убежден, что мальчишке не было известно, что его отец был наркоманом.
Она тихонечко рассмеялась, но это был смех отчаяния.
— Как вы тогда сказали… Любовь не разрешает вам сомневаться. Веришь решительно всему.
— Я думаю, он был прав. Мальчик этого не знал.
— Возможно… Я не могу к нему хорошо относиться. И вы этого не можете ждать от меня. Мой сын был нормальным человеком, пока не встретился с ним. Он был прекрасным, в полном смысле слова идеальным сыном. Без всяких извращений. Все так считали. — Голос у нее задрожал, стал по-старушечьи слабым: — А теперь смотрите, что произошло, как все это закончилось.
— Мальчик пытался спасти его, — сказал он.
— Потому что он решил, что Вейд убил его отца. О, да!
Ее улыбка была кривоватая, торжествующая.
— Если это была любовь, она на этом закончилась. В тот день, когда вы впервые приехали на ранчо, Вейд оценил вас. Вы не остановитесь, пока не разыщете мальчика. Выслеживая его, вы найдете их убежище, отель, где они лежали в одной постели в омерзительном экстазе. Вы ничего не говорили о наркотиках и вымогательстве, но вы о них тоже узнали.
— Он мог бы более тщательно вымыть свою машину.
Она покачала головой.
— Это бы вас не остановило. Раз вы узнали о телефонном звонке Джона Оутса… Вейд не знал, куда обратиться за помощью. Каждый раз до этого у него бывали какие-то неприятности, но у него была мама, с которой можно было посоветоваться. Но об этой истории он не мог со мной говорить. Мальчишка казался ему чудом, ниспосланным Богом. А мальчишка воображал, что Вейд убил его отца… Но… — Она горько усмехнулась. — Но он не мог допустить, чтобы Вейд был осужден, понимая, что он является причиной всех его несчастий. Вот почему он взял вину на себя. Все равно жизнь утратила для него всякий интерес.
