Лоренцо Каркатерра - Гангстер
Эндрю Тайлер выпрямился во весь рост возле облитого содовой стола; его глаза потемнели от гнева, к лицу прилила кровь. Он был высоким мужчиной лет тридцати пяти, с густой шевелюрой темных волос и бешеным темпераментом. В армии он получил известность как боксер и ни разу за все четыре года, пока носил форму, не ушел с ринга побежденным. Он владел фирмой по поставке пиломатериалов для строителей и уже шесть недель ухлестывал за матерью этого мальчика. Ему в ней нравилось все, за исключением наличия сына.
— Я вам сказал, что мальчишка уберет, — бросил Тайлер оскорбительно резким тоном, — так что дайте ему тряпку и проваливайте смешивать свои коктейли.
Буфетчик прочел во взгляде Тайлера, что опасность может грозить и ему. Так что он кивнул мальчику и положил полотенце на стол.
— Оставьте его здесь, когда он все сделает, — сказал он, отворачиваясь. — Я заберу попозже.
Тайлер встряхнул мальчика за плечо и ухмыльнулся, увидев, как его лицо скривилось в гримасе.
— Ладно, Эдвард, — сказал он, — берись за уборку. И запомни этот день, чтобы никогда ничего не проливать.
Эдвард, которому всего неделю назад исполнилось шесть лет, взял со стола полотенце, наклонился на стуле и вступил в борьбу с молочно-белым наводнением. Он развернул тряпку во всю длину, пытаясь сразу собрать всю воду. Большая лужа вокруг его ботинок продолжала пополняться из водопада, стекавшего со стола. Больше всего на свете мальчику хотелось заплакать.
— Ты все делаешь неправильно! — вновь заорал Тайлер. — Раз уж ты всегда развозишь такую грязь, то как следует научись убирать за собой.
— Я никогда раньше такого не делал, мистер Тайлер, — заикаясь от страха, пробормотал мальчик. — Я стараюсь… я…
Без единого лишнего слова Тайлер протянул руку, сдернул Эдварда со стула, приподнял в воздух и швырнул на пол. Мальчик приземлился прямо в центр лужи и, хотя и устоял на ногах, забрызгал молоком не только свои синие слаксы и черные ботинки, даже на его лице появились пятна ванильного мороженого.
— Начнешь оттуда, — приказал Тайлер, дав полную волю своей ненависти к ребенку, — и мы не уйдем, пока все не будет сверкать.
Эдвард посмотрел вокруг, на множество людей, уставившихся на него — на лицах некоторых было написано недовольство поведением взрослого, другие испытывали только любопытство, — и наконец-то почувствовал, как по щекам потекли теплые слезы. Он опустил голову и зарыдал.
— Пожалуйста, мистер Тайлер, не надо, — шептал мальчик сквозь слезы.
— Если тебе так хочется повыть, то я позабочусь, что-бы у тебя была причина! — гаркнул Тайлер. Он наклонился и врезал мальчику два крепких подзатыльника. Звук ударов разнесся по притихшему залу. Тайлер замахнулся в третий раз, но теперь его пальцы были сжаты в кулак, который устремился уже к лицу малыша. Но чья-то рука поймала и легко остановила кулак посреди движения.
— Эй, драться со мной тебе будет поинтереснее, чем с мальчишкой, — спокойно сказал Пудцж Николз. — Ну а я уж постараюсь не облить тебя мороженым.
Тайлер уставился на Пудджа налитыми кровью глазами. Он, несомненно, обрадовался возможности сорвать свой гнев на нахале, сующемся не в свое дело.
— Парень, ты даже не понимаешь, на какие неприятности нарываешься, — прошипел он.
— Сэмми, — сказал Пуддж буфетчику, который теперь стоял прямо у него за спиной, — если что-нибудь сломается, пришли счет мне в кафе. Я позабочусь, чтобы весь ущерб возместили.
— Ладно, это ерунда, — ответил пожилой буфетчик. — Ты уж, главное, постарайся объяснить ему, чтобы он никогда больше не совался в мое заведение.
— Ого! — воскликнул Пуддж, улыбаясь снизу вверх Тайлеру, который был намного выше ростом. — Похоже, ты сумел очень не понравиться Сэмми.
Тайлер первым нанес удар, вскользь зацепив Пудджа по лицу. Пуддж подался назад, свалив два стула, почувствовал боль в нижней губе и вкус собственной крови.
— Эй, малыш! — крикнул он мальчику. — Этот дядька для тебя что-нибудь значит?
Дрожавший всем телом мальчик энергично замотал головой.
— Очень приятно было узнать, — сказал Пуддж.
И в следующий миг Пуддж налетел на Тайлера и нанес ему могучий удар в грудь. Тайлер поскользнулся в луже из мороженого и рухнул на пол, с громким треском ударившись затылком. Пуддж схватил обалдевшего верзилу за грудки и поволок в угловую кабинку, а там снова швырнул его на пол и придавил коленом. Избиение было жестоким, Пуддж лупил своего противника кулаками, открытыми ладонями, локтями и даже несколько раз укусил. Он чувствовал, что Тайлер лишился сознания, что его тело расслабилось, ощущал в дыхании запах желчи и слышал треск ломающихся костей, но продолжал работать кулаками. Большинство посетителей повскакало с мест еще до начала схватки. Те немногие, кто остался на своих местах, как по команде затаили дыхание, завороженные зрелищем жестокой расправы, творившейся у них на глазах. Это был Пуддж Николз, о котором многие слышали, некоторые даже читали в газетах, но никто прежде не видел воочию.
А Пуддж, тяжело дыша и обливаясь потом, наконец-то оставил изувеченного Тайлера. Он взял лампу, стоявшую посередине ближайшего стола, посмотрел на дело рук своих, удовлетворенно кивнул и разбил стеклянный абажур о грудь лежащего. Потом Пуддж задрал голову и оглядел себя в зеркале на потолке. Он был испачкан чужой кровью, его белокурые волосы разлохматились и потемнели от пота, рукав нового пиджака лопнул по шву. Пуддж Николз, одержавший очередную победу, довольно улыбнулся.
Он повернулся и направился к мальчику — тот так и сидел, скрючившись, под столом, — протянул окровавленную руку, поднял его на ноги, потом взял со стола салфетку и вытер слезы с лица ребенка.
— Ты так и не смог съесть свое мороженое, — сказал Пуддж. — Хочешь новое?
Мальчик кивнул.
— Сэмми, тебя не затруднит смешать нам парочку? — чрезвычайно вежливо обратился Пуддж к буфетчику.
— Вы и моргнуть не успеете, как они окажутся перед вами, — заверил тот.
Пуддж положил руку мальчику на плечо и повел его к чистому столу.
— И не бойся что-нибудь пролить, — сказал он, взглянув через плечо на лежавшего все так же неподвижно Тайлера. — Не думаю, что кто-нибудь обратит на это внимание.
Пуддж питал особую страсть к насилию. Он любил драться и дрался, как только ему подворачивался повод, что было, в общем-то, характерно для людей его профессии. Кулаки и оружие были теми средствами, с помощью которых он продвигался к преуспеванию в той единственной жизни, которую полностью понимал. Мало кто водил с ним близкое знакомство; большинство боялось его. Люди готовы были уплатить любую цену, лишь бы избежать соприкосновения с ним в жизни.
Но я не просто знал его, но и любил.
Там, где другие видели социопата, с нетерпением выискивавшего повод, чтобы схватиться за пистолет и уложить сопротивляющуюся жертву, я видел мужчину, всегда готового широко улыбнуться и предложить маленькому мальчику место за своим столом. Я знал, что он мог совершенно хладнокровно убивать, но знал также, что он с теплой заботливостью относился к тем, кого любил. Он был совершенно нетерпим к предательству и жестокости, совершавшейся без какой-либо разумной цели, и был лишен способности Анджело вникать в мелкие детали бизнеса. Он был человеком действия, готовым в любое мгновение ответить ударом на удар. Он был гангстером в самом чистом воплощении этого понятия.
«Пуддж всегда волновался по поводу того, как относятся к нему люди, любят его или нет, — как-то раз, много лет назад, сказал мне Анджело. — Ему никогда не приходило в голову, что мы делаем мало такого, за что нас могут любить. Гангстеру всегда лучше симпатизировать издалека, и чем дальше, тем лучше. Все равно, что любоваться тигрицей в клетке. Через железную решетку она кажется такой мягкой, пушистой и теплой… Все счастливы, улыбаются, машут руками, фотографируют. Но попробуй убрать решетку, и все сразу изменится. Останется один только страх. Таков и Пуддж. Таков любой гангстер».
Черный четырехдверный седан остановился на неасфальтированной набережной в полумиле от Клойстерса; в свете фар мимо катились темные воды Гудзона. Из левой задней двери автомобиля выбрался Ангус Маккуин. В одной руке он держал шляпу-котелок, а в другой незажженную сигару. Сделав несколько шагов, он вернулся к машине и обратился к высокому мужчине, сидевшему за рулем.
— Ты взял с собой что-нибудь почитать? — спросил он.
— Нет, — ответил Спайдер Маккензи. — У меня только курево и бутылка.
— В таком случае можно будет обойтись и без света, — сказал Ангус. — Или я не прав?
Спайдер улыбнулся, выключил фары и проводил глазами Маккуина, направившегося вдоль гранитного парапета набережной к темной роще, начинавшейся неподалеку. Потом Спайдер положил щепотку черного табака на узкую полоску папиросной бумаги, двумя пальцами правой руки аккуратно свернул сигарету и взял ее в рот. Зажег спичку, резко щелкнув головкой по ногтю большого пальца, закурил, откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Сигарету Спайдер держал во рту, на коленях у него лежала фляжка.
